Алексей Борисов - Византиец. Смоленское направление Страница 17

– Это механические часы, вот ключик, им надо заводить часовой механизм один раз в два дня. На всём свете такие часы есть только у великих властителей. Теперь будут и у князя Смоленского. Ну а княжне подаришь зеркало большое, ибо «ночная кукушка дневную всяк перекукует».

Купец кивнул головой, соглашаясь, однако посетовал, что подход к княжьему терему долог, а он, к сожалению, не настолько родовит, чтобы просто так заявиться к властителю. На этот случай я предложил действовать через княжескую свиту, и вновь пришлось идти в палатку, за следующим подарком.

– Отыщешь в Смоленске ближайшего советника князя, – продолжал я, – который, видимо, всем и заправляет, скорее всего, он будет из Полоцка. Если подмазать ближника, объяснив ему, как выгодно заиметь боярина именно на этом месте, то он скажет нужные слова князю. Я не претендую на охотничьи угодья и лес, так, только чуть-чуть. Да и далековато отсюда до столицы. Передашь ему от меня вот этот кортик. Он привезён из Иерусалима. Сталь прекрасная, но дело не в ней, а в том, откуда она, к слову, оцени.

На доску была положена монета, после чего я вынул кортик из ножен, приподнял его на уровень глаз и отпустил остриём вниз.

Бумц! – раздался звонкий удар.

Клинок пробил монету и, воткнувшись в дерево, слегка завибрировал. Ильич нагнулся, выдернул кортик, потрогал пальцем остриё, затем посмотрел на пробитую монетку и спрятал её в свой кошелёк на поясе.

– Кортик хорош, – резюмировал купец, – как подарок – лучше не придумать, но эта земля, возможно, уже кому-то принадлежит. Не приведи Господь церкви, эти ничего не отдают. Не знаю, как у вас, в Византии, а у нас, в Новгороде, потребовали бы откупного.

– Пахом Ильич, не из чего давать. Серебра пока нет. Есть только кольчуга с капюшоном. Как откупное подойдёт?

– В бронях я разбираюсь, нужно посмотреть, – чуть слышно добавив, – если не ржавая и залатанная, то сгодится.

Ильич долго рассматривал кольчугу. При помощи мизинца сравнивал диаметры колец, один раз даже обрадовался, но вновь скис, признав, что колечки один к одному, и такую работу кузнец делает год.

– Лексей! – утвердительно произнёс Пахом. – Супротив этого никто не устоит.

Теперь настал вопрос о том, каким образом мы будем общаться, находясь на приличном расстоянии друг от друга. Совсем не подумав о последствиях, я рассказал о рации и нисколечко не пожалел об этом. По большому счёту, если кто и увидит, то всё равно ничего не поймёт и повторить не сможет, но может проявить интерес, а это хоть и не с руки, но не фатально. К этому времени у меня уже была установлена антенна, пока на самом высоком дереве, но её высоты в тридцать метров хватало, чтобы связь в телефонном режиме осуществлялась как минимум до Смоленска, как я предполагал. Вот и не мешало бы её проверить. Я показал Пахому переносную радиостанцию, помещённую в сундук. Через полчаса объяснений по использованию рации и клятвенного заверения, что колдовства нет (так мне и поверили), мачта ладьи от антенны не пострадает и всё творение рук хитроумных греков, гораздых и не на такие выдумки, мы провели тренировку. Я отъехал на лодке метров на триста от базы и вызвал купца. Ильич кричал в микрофон, что всё слышит и даже видит меня на реке, правда плохо, но если я помашу тряпкой в руке, то неуверенность рассеется. Пришлось помахать. После этого случая Пахом Ильич окончательно перестал ставить под сомнения мои слова, но отнёсся к новым возможностям с изрядной долей скептицизма, хотя и признал, что вещь нужная. После того, как я его предупредил, что пользоваться рацией надо осторожно, без лишних глаз, купец осознал свою причастность к некой тайне, а это связывает сильнее многих договорённостей. Пообещав не совершать глупостей, Ильич задал вопрос, более чем по существу, – в какое время поворачивать рычажок, чтобы услышать меня? Договорились на полдень. А чтобы этот самый полдень не пропустить, для определения времени ему были отданы часы, чему он обрадовался гораздо больше рации. Амулет блестит, тикает, а под стеклом иголочки двигаются. Две иголочки вверху – значит полдень. Разве не прелесть? После тщательного изучения часов настала очередь Пахома Ильича меня удивлять. Приглашение священника, после урегулирования земельных вопросов, я даже не рассматривал, а зря. Вторая власть в тринадцатом веке уже крепко вгрызлась зубами в право окучивать подвластный народ и своего куска не отпускала. И если смерд мог не задумываться над вопросами вероисповедания, точнее оплаты десятины, путём бегства в леса, то боярскому сословию сей представитель был просто необходим. Ещё одна причина, по которой встреча с церковью была неизбежна, оказалась территориальной. Место стояния шатра ориентировочно совпадало с одним из давно заброшенных капищ. На старинном пергаменте Ильича, передаваемом из поколения в поколение, где были обозначены торговые маршруты и города, скромный холм с камнем по пути на Мстиславль был обозначен свастикой. Как мне объяснил купец в своё время, стоянка окрест этих мест была самой безопасной. Следуя из этого, молебен в одном из храмов Смоленска с упоминанием имени и места был просто необходим, а личная встреча избавила бы от множества вопросов. Во избежание подозрения в связи с язычниками я поручил заказать молебен и привести служителя культа к камню, дабы он благословил начало стройки. На следующее утро после нашего разговора ладья ушла в Смоленск. Началась моя легализация.

Возможность оценить удобство нового вида связи Пахом Ильич испытал через несколько часов после отхода ладьи в Смоленск. До сего момента самой скоростной передачей послания считалась голубиная почта. Безусловно, удобная и пережившая века, она заслуживает самых лестных отзывов, но есть один недостаток. Время общения между людьми напрямую зависело от расстояния и мускульной силы птицы, то есть скорости. А время, как известно, определяется на основе этих величин. Именно времени у новгородского гостя и не было. Пахом вышел на связь и сообщил, что его преследует судно, не иначе как с выгонцами, появившееся из притока реки совсем недавно, когда команда остановилась на отдых. Во враждебных намерениях лихих людишек он не сомневается, а так как против течения ему не выгрести, воинов он оставил мне, то ладья идёт назад. Тати совсем рядом, и помощь нужна как никогда. Время было дорого, потерять купца мне не хотелось, слишком многое было поставлено на него. Я, Савелий и ещё четыре бойца, которых отобрал сотник, спешно грузились в лодку. Прихватив свой карабин, я окинул взглядом отряд. Пара арбалетов с запасом болтов, лук, у каждого чекан и нож, на голове каска, тело защищено бронежилетом ЖЗЛ, прикрытым поверх спасательным. Пришлось пояснить, что оранжевая безрукавка удержит на воде, если случится свалиться за борт. Лодка выжимала всё, на что была способна. Вскоре мы прошли приток Хмары, Тушемли и через несколько километров заметили купеческую ладью, а за ней разбойничье судно, уверенно настигавшее свою жертву, прижимая новгородцев к берегу. Главарь татей, громадина, грудь с аршин, в помятом шишаке и в меховой безрукавке на голое тело размахивал топором, задавая темп гребле, зычным голосом подбадривал своих подельников, обхватив второй рукой рукоять руля, умудряясь правильно держать курс. Ещё два человека, под стать гигантскими размерами предводителю, стояли на носу судна, готовя деревянные крюки с верёвками. Остальные на вёслах. Навскидку их было даже меньше команды купца, но эта троица «культуристов» с лихвой заменяла десятерых.

Ильич практически достиг берега, когда мы почти поравнялись с ним. Выключив двигатель, я изготовился к стрельбе и выпустил весь магазин в сторону бандитского струга. После громко работающего мотора карабин, снабжённый глушителем, стрелял практически бесшумно. Удачно ли я расходовал боезапас, не знаю. Скорее всего, мазал безбожно, лодочка ведь ходуном ходила. Но, несмотря на все препятствия, перезарядившись, с подключившимся к работе стрелком, только и успевавшим накладывать на тетиву стрелы, плотность огня стала достаточной для безоговорочной победы. Предводитель разбойников, взмахнув руками, перелетел через борт. Одному из метателей крючьев оторвало пальцы на руке, а его подельнику пуля угодила в лоб, выбив затылочную кость вместе с мозгами. Лишившись основной ударной силы, команда на вражеском корабле ударилась в панику. Бандитский струг развернуло, и тут уже сработали арбалеты. Четыре раза я менял магазин, и последние пули впивались в борт уже безжизненного корабля, оставшегося под властью течения реки.

Когда мы на вёслах подошли к застрявшему на песчаной отмели судну Пахома, пираты не проявляли никакой активности. Слышались вопли раненых. Струг, с торчащими из бортов вёслами несло течением к новгородской ладье. Вскоре он замер, накреняясь на левый бок, зацепившись за выступающие из воды ветки давно сломанного дерева. Новгородцы даже не пытались сойти с мели, всё ещё не веря в чудесное спасение. Команда столпилась на корме, всматриваясь на скатившиеся в кучу тела преследователей.