Никита Баранов - Иномирец Страница 18

– Печальная история…

Йормлинг закончил с молитвами и первым пошел по резным ступеням. Идущий следом за ним караванщик приобнимал Виктора за плечи, попутно рассказывая о местной церкви:

– Я, конечно, не веровать в человеческих богов, но уважать их. К тому же я знать здесь много хороших людей, которые часто помогать мне, а я помогать им. Сказать, тот знакомый, к которому мы тебя вести, один из лучших друзей Йормлинга. Отличный человек, отличный…

– А что с богами-то? Я пару раз слышал от наемников, как они упоминали какую-то Небесную квинту. Что это?

– Квинта – это пятибожие. Пять самых-самых главных богов. Хотя их гораздо больше, около тридцати. Тебе не надо их запоминать всех, ведь они всегда упоминаться как единое целое. И лучше тебе об этом спросить… нет, Йормлинга оставлять в покое. Он и так немного не в себе.

Виктор согласился и до самого конца подъема не произнес ни звука. Но, поднявшись, не смог сдержаться и все-таки ахнул – красота этого храма оказалась просто неописуемой. Все стены были рельефными, повсюду вырезаны сцены из священных писаний или иных важных для местного человечества историй. Усеянный увядшими розами серый ковер, явно что-то символизирующий, буквально заставлял идти вперед, склоняя голову, что все трое и сделали. И лишь пройдя через массивные ворота, подняли взоры.

Главная зала собора оказалась классической для подобного здания. По всему ее периметру вдоль протяженной дорожки параллельно друг другу стояли сотни длинных лавочек. А сама дорожка оканчивалась сценой для певческого хора, который сейчас отсутствовал. Собственно, вокруг не было совсем никого, и лишь спустя несколько минут словно из ниоткуда появился молодой парень в золотистой сутане. Подойдя к гостям, он низко поклонился и спросил:

– Здравствуйте. С какой целью вы к нам? Исповедь уже прошла, но если вы хотите, то…

– Нет-нет-нет, – замахал Грокотух. – Нам нужен Клод Люций.

Парень удивленно изогнул бровь:

– Вы уверены? Епископ сейчас немного занят, но если вы настаиваете, то я…

– Да-да, юнец, настаиваем, – гаркнул Йормлинг. – Отведи нас к нему сейчас же!

– Как пожелаете, – смиренно ответил храмовник и повел всех за собой в «служебные» помещения. Пройдя через скрытый в тени проход, вся компания спустилась по лестнице в подвальные помещения, где все выглядело несколько иначе, нежели наверху. Вместо величественного архитектурного ансамбля перед глазами Виктора предстали низкие потолки, длинные коридоры. Факелы скудно освещали помещение. Парень в сутане повел гостей в один из таких коридоров и спустя минуту остановился возле невзрачной дубовой двери, после чего удалился. Грокотух откашлялся и скромно постучался.

– Войдите, – сразу же раздался чей-то приятный баритон.

Караванщик пропустил вперед Виктора, а Йормлинг остался стоять снаружи. Видимо, гордость не позволяла ему здороваться с кем-то из его бывшей братии.

Келья оказалась на удивление просторной и богатой. В самом ее центре стоял большой металлический стол, заваленный свитками и перьями. Шкафы возле стен изобиловали разномастными книгами, а с потолка свисала явно недешевая посеребренная люстра.

Посреди всего этого ансамбля на низком стуле восседал и сам хозяин кельи. Он встал и вплотную подошел к своим гостям. Виктор отметил тонкий вкус епископа: в своих белых обтягивающих штанах и красном, вышитым золотом мундире он походил на английского солдата ХVI – ХVII веков. Лицо его казалось добрым, но явно неухоженным: растрепанные волосы свисали до самых плеч, а борода и усы доставали почти до живота. Вытянувшись по струнке перед Грокотухом, он приветливо улыбнулся и пожал караванщику руку. Потом перевел взгляд на Виктора и спросил:

– Могу ли я узнать, кого ты привел ко мне?

Грокотух ухмыльнулся и гордо выпалил:

– Конечно, ваше преосвященство, не смею таить: я приводить к вам Викферта. Даже не сомневаться, он приходить к нам из другого мира. Его сюда приводить некто Лагош. И имя это казаться мне странно знакомым…

– Вы только сразу не прогоняйте меня, – встрял Виктор. – Это правда. В своем мире я был столь стар и болен, что планировал спокойно умереть в ближайшее время, но Лагош предложил мне попасть сюда, а заодно омолодиться. Первым делом я встретил моего нового друга – Грокотуха, – он и довез меня до Авельона. И вот я стою перед вами. Вы пожете мне?

Клод Люций задумчиво оглядел Виктора и отошел к своему столу. Раскидав в разные стороны свитки, он отыскал небольшую круглую кнопку и со скрипом надавил на нее, после чего произнес:

– Это ты правильно сделал, мой серокожий друг, что привел пришельца сразу ко мне. Кто же кроме меня сумеет помочь ему? Правильно. Никто.

В голову Виктора почему-то вдруг закрались сомнения. Появилось необъяснимое желание бежать. Бежать как можно дальше, не оглядываясь. Убеждая себя в собственной глупости, он посмотрел в глаза Грокотуха, надеясь увидеть там поддержку, но в них не осталось ничего доброго. Лицо пепельника исказилось довольной гримасой, когда епископ вдруг неприятно расхохотался, а в келью вломились трое вооруженных солдат.

– Взять его! – повелел Клод Люций, и один из стражников незамедлительно ударил Виктора в живот кулаком, облаченным в латную перчатку, после чего повалил на пол. В глазах все задвоилось, а от резкой боли захотелось выплюнуть собственные легкие.

Солдаты скрутили Виктора и нацепили на него кандалы. Епископ порылся в своем личном сундуке и, достав из него увесистый мешок, бросил его Грокотуху. Иномирец догадался по звону, что внутри бряцали монеты. Караванщик, откланявшись присутствующим, поспешно засеменил к выходу. И Виктор, повернув в его сторону голову, успел заметить безразлично стоящую за порогом фигуру Йормлинга. Наемник, словно сожалея, отвел взгляд и удалился вслед за пепельником.

А епископ, приподняв Виктора за плечи, вдруг задал вопрос, ответ на который если и был известен, то только одному Лагошу:

– Ну, пришелец, не смей мне лгать: где спряталась твоя чертовка-сообщница?

– Что?!

За этим последовал мощный удар ногой по голове. Мир померк, и уже в который раз за эту неделю Виктор погрузился во мрак беспамятства.

Глава 6

Казалось, что череп вот-вот взорвется от напряжения и разлетится на мириады раскаленных добела осколков. Сознание разрывали на части жуткие кошмары: чудовищные монстры, мрачные темные помещения, призраки прошлого и настоящего… Голова неимоверно болела, и Виктор прекрасно ощущал всю полноту боли даже сквозь сон, из которого он все никак не мог выпасть обратно в реальность. Сновидения приходили снова и снова, начинались откуда-то с середины и никогда не доходили до конца, незаметно перетекая в совершенно иные сюжеты. Разум Виктора метался по разным углам закромов своих страхов, испытывая чувства, которые он давным-давно посчитал безнадежно утерянными в пучине мыслей, идей и воспоминаний.

Пару раз все-таки удавалось прийти в себя, но лишь на несколько мгновений. Ни единожды не получилось приподнять веки даже на полсантиметра, так что место нахождения Виктора оставалось для него тайной. Во время кратких пробуждений ощущался холодный противный сквозняк, до мурашек обволакивающий вспотевшее тело. Бил озноб, что могло объясняться внезапно нахлынувшим жаром.

Однажды сквозь дрему послышался чей-то голос, но слова были едва слышны, так что Виктору не удалось разобрать даже пол говорившего. Возможно, это Клод Люций безуспешно пробовал привести в чувство своего заключенного. Может, решил поразвлечься Лагош. Или Лиза вдруг попыталась вырваться из бездны памяти и вывести своего возлюбленного на свет бодрствования.

Вскоре эта загадка разгадалась сама собой, когда Виктор почувствовал полное пробуждение, а вместе с ним и лютую головную боль. Он с трудом раскрыл глаза и огляделся. Его привязали крепкими ремнями с хитроумными карабинами и защелками к холодной металлической кровати без единого намека на постельное белье. Помещение, в котором находился Виктор, вне всяких сомнений, было тюремной камерой, причем столь малой, что, кроме железной койки, здесь не поместился бы ни один предмет. Каменные неотесанные стены визуально еще сильнее уменьшали свободное пространство, а отсутствие света внутри камеры угнетало больше всего. Неподалеку, за решеткой, скудно освещал коридор одинокий факел на стене.

Виктор не сразу заметил, что рядом с кроватью, прямо на полу, кто-то сидит, поджав под себя ноги. Сокамерником оказался худощавый и побитый мужчина лет сорока на вид. Из одежды на нем был лишь рваный льняной балахон да блестели стальные кандалы на ногах, а его длинные растрепанные волосы и бороду брили в последний раз явно не меньше года назад. Кожа мужчины была покрыта огромными гематомами, многочисленными ссадинами и порезами. Ноги, судя по их форме, были неоднократно сломаны без последующего вправления костей на должное место.