Белый шаман (СИ) - Лифановский Дмитрий Страница 18

— Ха! — сипло выдохнул один из пришлых молодых шаманов, не помню даже, как его зовут и мешком завалился на шкуры, едва не уткнувшись головой в очаг. А мы мерялись взглядами, не обращая ни на кого внимания. И вдруг, давление исчезло. Юнгож смотрел на меня с доброй улыбкой. А меня мутило, я едва держался, чтоб не свалиться, как до этого молодой гость.

— Я понял тебя, Чагэл-кэдэлкум, — спокойно кивнул он, и вслед за ним, как болванчики закивали остальные шаманы, — Ты всегда будешь одним из нас, — он повел рукой вокруг себя, — Прошу только, останься среди тюйкулов на эту зиму, — что-то странное мелькнуло в его глазах. Будто он о чем-то догадывается или знает, но не совсем уверен в своих догадках, или в том, надо ли нам знать о них.

— Это я могу обещать, уважаемые, — выдохнул я, справляясь с дурнотой.

Шаманы разъехались. Весь поселок, в том числе и я, вздохнули с облегчением. Все-таки, не самый простой народ гостил у нас. Наконец-то остался один. Надо пойти, проведать Чингэ. Всю неделю, пока занимался похоронами, встречал и развлекал высоких гостей, я ее почти не видел. Нет, не пойду. Нет сил. Достал из казана кусок холодного мяса и впился в него зубами. Только сейчас почувствовал, насколько я голоден. А ведь считай семь дней только и делали, что ели. Но все эти разговоры, да битва с Юнгонжем вымотали просто до донышка. Запил сухомятку травяным отваром и, как есть в одежде, завалился спать.

Сквозь сон почувствовал, как с меня стягивают штаны. Пусть. Вряд ли кто-то собрался покуситься на добродетель Чагэл-кэдэлкума. Я снова стал погружаться в забытье, как под шкуру, которой меня накрыли заботливые руки нырнуло горячее девичье тело. Резко открываю глаза.

— Чингэ⁈

— Тихо, — она закрывает обжигающей ладошкой мои губы, — Молчи! — и буквально запрыгивает на меня. А я понимаю, что не могу ее прогнать.

[i] Легенда взята отсюда: «Мифологическая проза малых народов Сибири и Дальнего Востока. Составитель Е. С. Новик» (Записано летом 1953 г. со слов Пычкина Алексея Федоровича в юртах Варгананжиных, на р. Тыме) https://ruthenia.ru/folklore/novik/Pelikh1972Sel’kupy.htm

[ii] Фармакогнозия (от др.-греч. φάρμακον — лекарство, яд и γνῶσις — познание) — одна из основных фармацевтических наук, изучающая лекарственное сырьё растительного и животного происхождения и продукты переработки такого сырья.

[iii] Юнгонж — росомаха.

Глава 7

— Не скучайте, — обнимаю свою лебедушку, ведь именно так переводится Чингэ на русский. Позади нее в берестяной колыбельке, сделанной и подаренной Сахолом — лучшим мастером тюйкулов, сладко посапывает маленький Эрохот. С ним я уже попрощался, чмокнув в маленький носик, который он так смешно морщит во сне.

После похорон, признания кругом шаманов и нашей свадьбы с Чингэ я стал для тюйкулов окончательно своим. Между мной и односельчанами буквально прорвало плотину отчужденности и непонимания. Теперь, наоборот, ко мне шли и шли люди. Я только сейчас стал понимать, какую роль играл в нашем поселке шаман. Это и служитель культа и администратор и доктор и психолог и даже метеоролог. Вот мне и пришлось заменить односельчанам своего учителя, взвалив на себя его непростые обязанности.

Ответственность за поселок и жену с ребенком привязала меня к этому месту, спасла от сумасшествия, которое, к сожалению, никуда не ушло. Накатывало временами. И если раньше своими ядреными отварами помогал Эорохот, то теперь только теплые нежные руки Чингэ не давали мне окончательно скатиться в ужас безумия.

Моя маленькая жена стала для меня спасением и светом. Хозяйкой в моем чуме, матерью моего сына, поддержкой и опорой. После той ночи, порывистая, не сдержанная на язык, язвительная девчонка, превратилась в тихую, спокойную, беспрекословно слушающуюся каждого моего слова женщину. Нет, она не стала покорной, просто ее жизнь стала моей жизнью, она сама для себя так решила и следовала этому решению с присущим ей упрямством. Хорошо это, или плохо, не знаю. Мне нравится и та и другая Чингэ. Ведь иногда ее прорывает и тогда по нашему чуму проносится яростный вихрь, который, впрочем, быстро утихает. И вот уже моя любимая, лежит у меня на плече, тихонько дуя в шею и водя пальчиком по моей груди. А я наслаждаюсь умиротворением и всеобъемлющим счастьем, которого мне так не хватало в прошлой жизни. А еще я твердо знаю, что эта женщина меня никогда не предаст.

— Будем, — она, обижено надувшись, отворачивается, но тут же, передумав, утыкается носом мне в рубаху, — Возвращайся скорей. Беду чую.

Мое сердце тревожно ёкает. Жена из древнего шаманского рода. Вещунья, хоть и не очень сильная. Учиться надо было, а она не захотела. Знала, что женой шамана будет. Сама мне об этом рассказала. Было у нее видение еще в детстве. И это только подтверждает ее дар. Говорящие с духами чаще всего одиночки. Трудно жить с человеком, практически постоянно находящимся в мире грез. Это я такой особенный и рациональный. Среди известных мне шаманов тюйкулов единственный женатый. Есть еще старая Лондра, но она не считается, она замужем за духом. И такое у нас возможно.

Захотелось все бросить и остаться дома. Но это невозможно. Юнгож позвал. Такие сходки раз в год проходят. Решаются на них споры, распределяются ресурсы и места стойбищ, заключаются союзы между родами. Нельзя пропускать. Никак нельзя. Можно оказаться за бортом жизни. И ладно самому, мы с женой переживем. Но ведь на поселке скажется.

— Я быстро, — целую любимую в кончик носа, — Сама знаешь, надо.

— Знаю, — она сильно толкает меня в грудь, буквально выгоняя из чума, — Иди! Сама справлюсь! — это не было грубостью. Это было поддержкой. Чтобы я не переживал за них. Спасибо тебе, родная!

Долбленка тихо скользит по водной глади. Внимательно вглядываюсь в берег, а мысли возвращаются домой. Как там Чингэ, малыш? Вот же, не думал, не гадал. Прикипел я к ним. Даже про Фирса забыл. Наведывался пару раз, когда на охоту выбирался. Тяжело мне в том месте находиться. Давит что-то. А в целом, центр подземелья приведен в порядок, расчищен удобный выход на поверхность. Причем на каком-то острове, надо будет разобраться на каком. Приказал замаскировать его и приглядывать, чтобы не залез никто. Но это вряд ли. Места тут дикие, кроме тюйкулов и не бывает никого. А они на остров не полезут. Зачем? Рыбы, дичи там нет, а любопытство тешить — не та жизнь.

А вот в город надо выбраться. Разобраться, что за место, да с эпохой определиться. Какой век-то нынче в моем новом мире? И насколько этот мир соответствует моему бывшему? Интересно же. А-то тюйкулы, как жили шесть тысяч лет назад, так и сейчас живут. Не меняются. Наверное, это их и сгубило. Не помню такой народ в том своем мире. А может и есть такой. Историей края я как-то особо не интересовался. Сходил разок с детьми в краеведческий музей и все.

Решено! Эрохот подрастет чуть-чуть и сорвусь. Пока рано, тяжело будет жене. Люди помогут, конечно. Но зачем? Куда мне спешить? Жить, судя по всему, я буду долго, если не погибну, конечно. Жизнь-то у меня непредсказуемая. А так, вон, какой бугай получился. Того пятидесятилетнего, потрепанного жизнью мужика ничего не напоминает. Больше тридцати лет и не дашь. Здоровенный парень, косая сажень в плечах. Встреться мне сейчас тот медведь, я бы его голыми руками, пожалуй, заломал.

Ага. Вот и сломанный кедр. Где-то тут должен быть камень похожий на медвежью голову. Так объяснил мне путь гонец от Юнгожа. Хотя, не обязательно этот самый камень будет именно таким. Вполне возможно, что это гонец его так увидел. А на самом деле обычный валун, которых тут, вдоль берега полно. Вот. Вроде он. Направляю лодку в заводь, открывшуюся за излучиной реки. Да, точно здесь! Вон, вижу на берегу лодку посыльного. Ну, теперь пешочком на север. Можно было и дальше по реке, но это петлять дня четыре. А тут, глядишь, к завтрашнему утру и доберусь.

Так оно и вышло. По пути подстрелил косулю. Не то чтобы сильно надо, но и не с пустыми же руками в гости идти.