Четвертая масть - Игорь Черемис Страница 19

— Нет, но намекнул достаточно прозрачно. Какие-то разборки на уровне Политбюро, как с Хрущевым было.

— Тогда никто и не заметил ничего, — сказала бабушка. — Только как в газетах опубликовали, так все и узнали… А ты прям к войне нас готовишь.

Я действительно немного сгустил краски, так что краткое предупреждение Валентина вылилось в моей версии в армагеддон, свидетелями которого мы вскоре окажемся. Отсебятины я добавил много — в основном из событий августа девяноста первого или октября девяносто третьего, — и получилось действительно устрашающе.

— Лучше готовиться к худшему и потом обрадоваться, если всё пройдет по нормальному сценарию, чем быть оптимистом, но потом пожалеть об этом, — философски заметил я. — Думаю, завтра можно совершить набег на магазины… Елизавета Петровна, ваших подруг, думаю, это тоже касается, хотя полностью им что-то говорить о причинах, наверное, не стоит. Впрочем, вы и сами знаете, что такое военная тайна…

— Про тайну знаю, конечно, — отмахнулась бабушка. — Не впервой, разберусь. А набег-то зачем?

— Да как обычно, — я пожал плечами. — Купить сахар, спички, крупы, мыло. Соль, наверное, ещё консервы какие-нибудь. Думаю, на это можно выделить рублей сто… всё равно не пропадут, даже если сейчас не пригодятся. Потом слопаем.

— Считаешь, что это надолго затянется и снабжение будет нарушено? — спросил Александр Васильевич.

— Не знаю, — честно признался я. — Я вообще не понимаю, чего ждать от будущего.

К путчам, которых в моей первой жизни было целых два, я относился чуточку отстраненно. Да и не только я — даже в Москве мало кто заметил какие-либо изменения в привычном ритме, хотя там Белый дом и обороняли, и обстреливали, какие-то отчаянные ребята штурмовали Останкино, а другие, не менее отчаянные, готовились умереть у московской мэрии. Но в целом обе эти движухи коснулись пары десятков тысяч человек со всех сторон, а в спальных районах работали магазины, кооперативные ларьки и кафе и в кинотеатрах показывали кино. Люди приходили смотреть даже на то, как танки бьют по зданию Верховного Совета — это было в новинку и вызывало закономерный интерес.

Ну и, конечно, консервы из магазинов тогда не пропадали — время уже было странным, и новым владельцам важнее оказалась прибыль, а не разборки где-то на властном Олимпе. Особенно ярко это проявилось в девяносто первом, но тогда хорошо помнили про «павловскую» реформу с отъемом лишних денег у населения.

Для меня всё это выглядело так, словно я решил сыграть на плохой карте, прикупил четвертую масть к имеющимся трем, и теперь пытался угадать расклад, чтобы понять, что сносить и с чего ходить. В таких условиях, в принципе, поход по магазинам был не самым плохим решением.

— Может, ничего и не будет, как в шестьдесят четвертом, — добавил я. — И машины с хлебом спокойно доберутся до магазинов в назначенное время. А, может, и не доберутся. В общем, лучше подготовиться, а там как кривая вывезет. Ну и дома будем сидеть.

— Пожалуй, — кивнул Александр Васильевич. — Только вот… кому-то можно об этом говорить? У меня есть несколько знакомых, которых я хотел предупредить.

— Этого я не знаю. Валентин так и не сказал, почему решил мне открыться, просто отшутился, когда я спросил. Но я примерно представляю, как делаются такие дела, и чем больше народу знает, тем выше вероятность провала, — я это слышал в каком-то ещё не снятом фильме, но мне цитата показалась подходящей к случаю. — Дело даже не в ваших знакомых… но у них тоже могут найтись знакомые, которых они захотят предупредить, у тех — свои знакомые… Это в Елизавете Петровне и её подругах я уверен, а вот во всех остальных…

— А тебе-то чего бояться? — спросил он.

— Да, пожалуй, нечего, — я ответил настолько беззаботно, насколько мог. — Только… вы должны понимать, что если о затее Валентина и… и его товарищей узнают, то им вряд ли получится сказать, что они пошутили, когда за ними придут. Некоторые вещи те, кто у власти, не прощают. Ну а как с ними разберутся, то придут и за мной. Слишком уж я с ним связан, и есть те, кто хорошо осведомлен о моем существовании. Правда, я никаких секретов не знаю и надеюсь никогда не узнать, но вряд ли тем людям будут интересны мои оправдания.

— Господи, — Елизавета Петровна забыла, что она коммунист и атеист и перекрестилась. — И как же ты во всё это влез-то?

Я немного помолчал.

— Вы не поверите, — сказал я. — Из-за Аллы.

* * *

Повисло неловкое молчание. Отец и бабушка посмотрели на девушку, а Алла пребывала в явной растерянности — впрочем, именно этого эффекта я и добивался.

— Из-за меня? — наконец пискнула девушка. — Как из-за меня?

Я всё-таки улыбнулся.

— Да шучу я, шучу! Хотя цепь всех событий как раз и началась с нашего знакомства. Вспомни — концерт, где мы слушали группу «Кино», потом помогли ребятам с машиной… вернее, это я сам вмешался, если бы мы мимо прошли, ничего бы и не было. Ну а потом состоялось знакомство с дедом Виталика, а уже через него — и с Валентином.

— Ничего не понимаю, — признался отец Аллы. — Валентин, судя по всему, немалый чин имеет?

— А он не представился? — удивился я.

— Да почему не представился, представился, даже книжечку показал с тремя буковками на обложке. Вот только внутри я ничего прочитать не успел, но имя — имя он назвал.

— Он полковник… как раз в этих трех буковках, вчера как раз новое звание получил.

— Вот как… и по какому направлению?

Вопрос меня не удивил — фильмов про КГБ уже вышло немало, и люди в СССР были в этом отношении весьма подкованы.

— Понятия не имею, — я развел руками. — Никогда не спрашивал. Думаю, что-то вроде внутренней контрразведки. Но это лишь моё предположение.

— Предположение… — проворчал Александр Васильевич. — Ну пусть так. Только всё равно непонятно — ну познакомились, с кем не бывает? С чего он с тобой вдруг откровенничать начал?..

Свой вопрос отец Аллы оборвал на полуслове, но я понял, что именно он хотел спросить — с какого перепугу целый полковник КГБ возится с каким-то недоучившимся первокурсником, помогает ему и даже предупреждает о том, что вскоре власть в стране поменяется.

— Так получилось… это сложно объяснить. Но в целом — сначала я помог тому старику, ему надо было машину перегнать в Анапу, вот он и предложил мне заняться, за денежку малую. А потом…

— Погоди-погоди… — прервал меня Александр Васильевич. — Это не та поездка, про которую мне мать говорила? —