Прибытие - Олеся Шеллина Страница 2

— Да ну его, ёптить, внуку еще в прошлом году отдал, а то проблема целая с продлениями, — Серега махнул рукой. — У меня вот чего есть, зацени, старый, — и он, приняв горделивую позу, с видом профессионального эксгибициониста, распахнул шинель. Я отвернулся, и зажал рот двумя руками, чтобы не заржать. Потому что одет Серега был только в белую майку, синие армейские трусы, ну и шинель сверху, из внутреннего кармана которой выглядывала бутылка, наполненная мутным самогоном. — Я как увидел, что вы проехали, так сразу и засобирался. Глаз-то у меня ещё ого-го, я Ромку сразу признал. Недаром снайперил когда-то. Сколько я гниды той фашистской положил, а все одно кажется, что мало, — он стиснул зубы, но предаваться воспоминаниям ему не дал дед. Он-то был одет в хороший камуфляж, и в отличие от своего фронтового товарища выглядел вполне прилично.

— Ты мне лучше скажи, тебя что Алевтина из дома выгнала? Ты чего в таком виде заявился?

— Дык она меня не пускала, карга старая. Ещё за скалку схватилась, — он почесал затылок. — Ну, я бутыль — хвать, шапку на голову и драть, огородами. А бабка за мной со скалкой. Тьфу на нее, еле убег.

— Молодец, — дед покивал. — Форму держишь. От Алевтины еще никто не уходил, а ты вот смог.

— Ну так давай выпьем за встречу, а, старлей? — Серега вытащил бутыль и поставил посредине нашего импровизированного стола, на котором вполне неплохая закусь стояла.

— Рано, сержант. Сейчас на шулюм кого-нибудь стрельнем, вот тогда и отметим: и встречу, и открытие. — Дед поднялся со стула, взял ружье, которое держал еще вполне крепко, и пошел к берегу. Откуда уже была слышна утиная перекличка.

Он не успел отойти от нашего лагеря и десяти шагов, как снова послышался плеск весел, а вскоре мимо нас прошел рыбак в белой панамке. Возраста он был примерно такого же, что и дед со своим сержантом. Только вот доброжелательным его назвать было трудно.

— Понаехали тут, своими пулеметами всю рыбу распугают, — пробурчал он. У Сереги не только зрение, но и слух оказался отменным. Услышав, что бурчит рыбак, он как заорет.

— Шел бы ты лесом, Яков Панфилыч, если совсем из ума выжил и Сашку Белова не узнаешь.

— А хоть и узнаю, что с того? Вас обоих еще в сорок пятом надо было под трибунал отдать, — снова пробурчал Яков Панфилыч. — А то ишь, шуры-муры почти на передовой. — И он, задрав голову в панамке, пошел дальше.

— Вот же гондон штопанный, — сплюнул дед. — Как был им, так, похоже, и помрет. Козёл плешивый.

— А кем он был, раз под трибунал вас хотел? — мне стало любопытно, что это за товарищ такой.

— Политрук. Всё в партийные вожаки метил. Да под меня копал, тьфу, — дед опять сплюнул. — Только хер ему, а не трибунал, мы же с Серегой герои, — он хохотнул.

— И чего он так на вас взъелся? — я посмотрел вслед белой панамке. Надо же, какие страсти на войне творились.

— Да все из-за врачихи молоденькой. Настеньки. Ух как он перед ней гоголем ходил, да только она вон, его выбрала, — и Серега хохотнув ткнул в моего деда, а я внезапно понял, что это о моей бабушке Насте говорят. — А я вот всегда говорил, что ты намеренно тогда ногу дал себе ранить. Девки-то молоденькие жалеть шибко любят. А тут такой красавец, да молодой и неженатый. И жалеть-не пережалеть, — он снова хохотнул, а дед показал ему кулак и снова пошел к реке.

— Только бы в шляпку эту белую не попасть. Вот ведь до греха доводит, прямо искушает на старости лет. Как был гондоном, так и остался. Пень старый собакам ссать, — ругался дед негромко все то время, пока шел к своему старому месту, откуда всегда птицу стрелял.

Я тихо шел за ним. Не то чтобы надо было его караулить, но, всякое могло приключиться.

Шорох крыльев. В темноте уже ни черта не видно. Плюх, и выстрел. Турпанье крыльев по воде в тишине стремительно наступившей ночи слышно очень отчетливо. Попал. Надо же. Еще могет старый хрыч, ведь на звук стрелял.

— Ромка, фонарь с собой? — я же тихо шел, и как он меня услышал?

— С собой, — нехотя ответил я.

— Иди, подбери. Крякаш, похоже. На шулюм самое оно. — И дед отошел чуть в сторону, давая мне раскатать на ноге болотники и, включив фонарь, осматривать воду. Утка к счастью лежала недалеко от берега. Еще немного и ее вовсе прибьет течением.

— А почему ты Соболя с собой не взял? — проворчал я, заходя в воду.

— Да ты что, с ума сошел? Соболь старый уже, куда ему за утками плавать? — дед даже удивился моей недогадливости.

— А, ну да, Соболь уже старый, а Рома — молодой, Рома сплавает, если надо. Вариант «охотник с собакой», мать вашу.

— Что ты там бурчишь? — с берега спросил дед.

— Ничего, тебе послышалось, — я подобрал утку и вылез на берег.

Скоро варилась похлебка, а старые приятели предались воспоминаниям. Как бы мне не хотелось их послушать, но пара стопок мутного пойла меня сморила так, что я залез в спальник и отрубился.

— Рома, вставай, утро уже, — я открыл глаза. Ничего себе утро. Часа четыре не больше. От воды начал подниматься туман, и холод проникал даже в спальник, заставляя ежиться.

— Дед, я спал часа три, имей совесть, все равно раньше пяти не полетят, — я попытался залезть поглубже и снова закрыл глаза, но дед снова потрепал меня за плечо.

— Вставай, говорю. Пока на свое место встанешь, как раз полетят. Да, смотри внимательно, а то одна белая панамка появится в прицеле неожиданно и все характеристики тебе испоганит. Яшка это может, всё поганить. Человек он такой.

Я уже понял, что от деда все равно не отделаться, принялся выбираться из палатки. Радовало только то, что отстоим утрянку и домой поедем. А там уж я отосплюсь.

Внезапно раздался грохот, да такой, что земля под ногами качнулась. Я не удержался на ногах и упал на колени.

— Это чего такое было? — на земле зашевелился бугор, который при более близком рассмотрении оказался сержантом, спящем прямо на земле, укутавшись в шинель. Я решил, что, если уж его отчество мне никто озвучивать не собирается, буду звать его дед Сергей.

— Не знаю, — я покачал головой, поднимаясь на ноги. Происходящее мне определенно не нравилось. — Землетрясение?

— Какое нахер землетрясение? Это кто-то очень умный рыбу глушить удумал. Ну Яшка, ну держись у меня. Узнаю,