Слово силы: Боль - Павел Александрович Зверев Страница 2

местных! И опять же «но» — он не русский. Повторяя про себя слова, только диву давался, насколько гибок человеческий разум. Говоря по-русски слово «рука», я слышу совершенно другой набор звуков, но воспринимаю это, как свою родную речь. Бред, в общем. Но это ладно, главное здесь другое…. Радоваться мне своему новому положению или нет? Казалось бы, я жив! Жив, черт тебя дери! И дальше что? Сомневаюсь, что подойди я к «Мастеру» и вывали на него всё, меня отпустят. Думаю, будет иначе. Ведь откуда-то взялось же это тело? А прошлый владелец где? Вытеснил чужую душу я, либо же меня поймали в уже пустую оболочку? Нет, поспешных выводов делать не стоит. Другой мир? Ладно. Магия? Пускай. Непонятные знаки на запястьях? Переживем. Всё это больше походит на бред умирающего сознания. Этакая предсмертная агония, где я сейчас в реанимации, а тело моё содрогается от ударов дефибриллятора.

Последние мысли больше отдавали сумасшествием, либо же зарождающейся паникой. Пришлось одергивать себя, и вновь очищая сознание, брать под контроль эмоции. Вдох, небольшая задержка и медленный размеренный выдох. Повторить раз двадцать, полностью сосредотачиваясь на процессе. Когда делаешь это умеючи, разум уже на автомате избавляется от всех мыслей, погружая тебя в состояние, близкое с нирваной.

Ладно, хватит. От материй высоких перейдём к более низменным.

Комната, в которой я оказался, имела низкий глиняный потолок. Попытавшись подняться на ноги, получилось это с трудом. Тело слушалось едва-едва, а на первый план вырвалась сильная слабость. Ко всему прочему, добавилась и сухость. Стоило только попытаться облизать пересохшие губы, как они потрескались, а на языке появился привкус крови. Слегка замутило.

Присев обратно на кровать, точнее, даже на топчан, постарался унять бешеный стук сердца. И нет, не от стресса оно долбилось так, как извечный сосед со своим перфоратором, а именно что от физической нагрузки. Весело.

Прислонившись к стене, стал осматриваться. Повороты головы и то давались с трудом. Итак, комната два на три, с топчаном из соломы, что засунута в грязную рваную тряпку. Стены тоже покрыты глиной. Старая, растрескавшаяся, она всё еще носит следы крови, скорее всего, прошлых посетителей. В некоторых местах виднеются следы от когтей? Слишком глубокие для человеческих ногтей. Пол, вот, кстати, каменный. Холодные кривые куски неприятно холодили босые ступни, так что подтянув ноги, убрал их на топчан. Единственное, что во всем этом привлекало внимание, так это дверь. Серебристый металл с изображением по центру. Треугольник, обрамленный кругом, где линии сторон треугольника не заканчиваются в его вершинах. Они выходят дальше, образуя еще три треугольника, но меньше, внутри которых уже по непонятному символу. Еще три больших, ну, наверно, буквы, расположились по окантовке круга, как раз каждая между этих трех треугольников. Забавно было то, что символы светились. Словно где-то там проложена светодиодная лента, сочетающая в себе все оттенки красного. Мягкий перелив погружал комнату в неприятный полумрак, отдающий алым. Угнетающе, если честно.

Наверно, будь у меня клаустрофобия, приступ бы сейчас схватил точно. Глухое запертое помещение, без окон, что может быть лучше?

Вторая попытка подняться далась чуточку легче. По крайней мере меня не замутило тут же. На ногах удалось простоять целых полминуты! Что для этого тщедушного тельца уже достижение! И да, тело и правда оставляло желать лучшего. Худощавое, ребра просвечивают, на руках и ногах ни то что мышц, мяса не видно! Из одежды грязная майка и какие-то портки с бурым пятном по центру. Трусы? Смешно. Проведя ладонью по голове, волос не обнаружил. То есть совсем. Гладкая, словно попка младенца. Тьфу. Надеюсь, хоть на морду не урод. Иначе, прям, не переживу.

Звук трещотки поворотного механизма все мысли из головы выдул нахрен. Сказать, что я насторожился, это ничего не сказать. Липкая ладонь страха пробежалась по затылку, опускаясь через позвоночник к пятой точке. Неприятное ощущение. Знак на двери мерцать перестал через пару секунд, а после, когда дверь отворилась, я попытался сделать шаг назад, но лишь сильнее уперся в стену. Какой-то животный страх поселился внутри. И вот вроде бы конкретно я не должен был так бояться, но, по всей видимости, эта реакция срослась непосредственно с телом.

Человек, появившийся в проеме, внушал. И нет, не телосложеним. Холодные глаза смотрели с безразличием и брезгливостью. Губы чуть искривлены и не понять, то ли выражение лица такое, то ли виноват небольшой шрам над губой. Лицо холеное, смело можно сказать, что породистое. Прямой острый нос, тонкий подбородок и слишком уж явные скулы. Черные волосы стянуты в тугую косу и перекинуты на грудь через левое плечо. Из одежды темные брюки свободного покроя, что заправлены в высокие коричневые сапоги на высокой же подошве. Серая рубашка, с закатанными рукавами и черные перчатки без пальцев.

Вся эта картина отложилась в разуме буквально за несколько секунд. Пока человек заходил внутрь, пока внимательно осматривал меня, вжавшегося в стенку. После была его кривая усмешка и жест ладонью правой руки. Он будто бы что-то поднял, наклонив, при этом, голову на бок. Взгляд чуть затуманился, чтобы после кривая усмешка и вовсе превратилась гримасу полного отвращения.

— Пустышка, — бросил он, а после сжал ладонь в кулак и рванул им в сторону.

Острая боль, пронзившая запястья и щиколотки, накрыла сразу и с головой. Могли бы посыпаться искры из глаз, думаю, посыпались бы. На топчан я рухнул, словно подкошенный, вопя и крича, что было сил. Боль волнами расходилась по телу, выжигая остатки разума и самообладания. Она не просто разрывала тело, она проникала куда-то вглубь. Сознание билось в безумной агонии, не в состоянии перейти за грань и погаснуть. В какой-то момент я просто-напросто охрип. Крики превратились в сиплый вой, который невозможно было унять. И вся эта пытка продолжалась минут двадцать, так точно. Уже после, когда напор стал уменьшаться, а разум, наконец, вернул себе контроль, получилось замолчать. Боль проходила ступенями. Вот еще нет ничего, кроме неё, а вот становится немногим легче. Крик уже можно сдержать, и лишь глаза закрыты. Еще одна ступень и даже дыхание из хлипов превращается в просто глубокие судорожные вдохи. А вот и отпускает всё тело, тогда как эпицентры смыкаются в четырех точках. Еще чуть-чуть, буквально пара мгновений и боль становится терпимой. По крайней мере по сравнению с тем, что было до этого.

Находясь в