Леотир: резкий и дерзкий - Елена Кулакова Страница 2

проснулся очень мощный вулкан, как мы выяснили сотни лет спустя. Опять же говорю, забегая вперед, тогда моим детским глазам предстала такая картина — небо постепенно стало темнеть. Никто не знал тогда, что произошло и не мог объяснить. В деревне были люди, знающие грамоту и счёт, но только их они и знали… Тогда ведь что давали школы в Константинополе — только обучение письму, простому счёту да закону божьему. А глубоких познаний об устройства мира не было. Поэтому, когда всё небо заволокло тьмой, посыпался чёрный пепел и все забегали в панике. Было страшно, за себя страшно, за своих родных и близких людей. Можете себе представить, несколько дней было темно как ночью! Ох, как тогда церковники начали всех стращать! Они говорили, что пришёл конец света и мы все вымрем. Это, мол, всё кара за наши грехи. Я думаю, что они и сами не могли объяснить происходящего. Такого никогда не было — по рассказам моих родителей и даже бабки знахарки. Испуганный народ тогда начал что было мочи, посещать службы в церкви, молиться богу и сознаваться во всех своих грехах. Помню, как меня маленького, родители тоже заставляли идти молиться. Ох и нудное это было занятие, особенно когда не понимаешь, для чего это всё. Мне потом не раз они припомнили это украденное зерно, но так, больше для порядка и я понимал, что на кого-то надо было свой гнев выпустить. А я вроде как сын и приму все… Вот и выпускали. Да я сильно и не обижался, кое-чего понимать стал, хоть и ребенком был.

Конечно, постепенно чернь в небе рассеялась, но серость осталась. Мы лишились солнца на год, а может даже и чуть больше. Можете себе представить? Думаю что нет. Конечно, было заметно, когда день, а когда ночь, но днем было серо, мрачно, как перед бурей и было ощущение, что мы в какой-то емкости, в которой заткнули наглухо пробку. Вся эта серость очень сильно давила на глаза. Я помню, что даже будучи ребенком, я тогда постоянно мучился от головных болей. Вскоре наступил сезон длительных дождей. Это были какие-то нескончаемые ливни, которые могли продолжаться неделями. Дожди иногда шли не обычные, а кислотные, как мы поняли годы спустя. Невозможно было выйти на улицу без укрытия и обуви. Нельзя было сказать, что капли прожигали кожу. Это было бы слишком. Просто если попасть под такой дождь, то на коже потом появлялись красные пятна, что-то вроде легких ожогов. И если без шапки или капюшона окажешься под таким дождём, то волосы могли вообще выпасть. Хорошо, что такое было непостоянно. Вокруг всё, что еще могло расти, желтело и гнило. Земля была сырая и превратилась в жижу. Ни о каком урожае и речи не было. Без солнца, на вечно сырой земле, практически ничего не росло. Даже сорняки и те пропадали.

Именно в этот сложный момент жизни людей, религиозники активизировались. Они, изображая себя провидцами, и якобы говорящими с какими-то мифическими созданиями, обещали людям, что скоро появится солнце. Надо молиться, верить в бога и лишь истинно верующие останутся на этой земле. А все грешники попадут в ад, и этот конец света случился по их вине. Это небесная кара человечеству. Сейчас всем дается испытание природой, через которое пройти удастся лишь немногим, избранным и истинно верующим. Только вот они почему-то себя считали именно теми, кто обязательно доживет до того момента, когда очистится небо от пепла и снова будет солнце, еда и пиршество на весь мир. А пока вы, грешники, не преклоняетесь перед богом и не осознаете все свои грехи и не исповедуетесь, получайте кару небесную, пришел конец света и вы отправитесь в ад! Если бы люди были образованы, может кто-то и смел бы им возразить. Но напуганные происходящим, все затаились и чуть ли не в уста заглядывали всем церковникам. А те и рады были стараться. Надо же было держать свой авторитет и знать, как управлять в большинстве своем, необразованной толпой.

Позже в книгах я прочел, что в северных широтах были сильнейшие морозы, и голод. Вы только вдумайтесь, люди умирали целыми деревнями, да что там деревнями — городами. Их даже хоронить было некому и некогда. Те, кто мог, спасая себя и свои семьи, бросая дом, все что нажито, бежали на юга. Но доходили не все. Население земли тогда подкосило так, что до сих пор, по прошествии уже нескольких сотен лет, живя в общем-то, в благополучном ныне мире, восстановить численность населения особо не удалось. Шутка ли? Все население на земле у нас сосредоточено в южных широтах. Можете себе представить, все население планеты! Даже тех, кого мы называем жителями севера, они далеко не относятся к таковым.

И вообще, это только было начало всех бед… но пока вернусь к своему детству. Из-за отсутствия солнца, у нас тоже стало холодно. Помню, как рассматривал замерзшие лужи и колотил по ним палкой.

Естественно, холод и голод настолько подкосили силы людей, что они стали болеть и умирать. Сначала местных оплакивали и хоронили, но когда стали умирать целыми семьями, уже никто никого не то что не оплакивал, даже не хоронил. Боялись заразиться и проследовать за ними же в иной мир… Повсюду стоял смрад. Единственные, кто на всем этом начал плодиться в огромных количествах, так это крысы. Хотя, оголодавшие люди и крысами не брезговали.

Именно тогда, в эти сложные времена, появилось первое детское потрясение, которое перевернуло мое отношение к миру с ног на голову или наоборот, понимайте как хотите. Возможно, вы вспомните Татьяна наш разговор, когда я интересовался, почему вы пошли учиться на фармацевта. И был ли у вас в роду кто-то из лекарей? Так вот, вопрос я задал неспроста. Дело в том, что родители мои к знахарству никакого отношения не имели, а вот бабушка моя, мамина мама, та да… Она была знахаркой. Порой больных людей, совершенно безнадежных, на ноги ставила. За что ей были благодарны, но вот церковь на это все смотрела иначе. Тогда католики как раз рьяно пытались доказать свое превосходство и все эти инквизиторы.. — Леотир замолчал, глотнул чай, потер нос и продолжил. — Ее обвинили в том, что она ведьма и применяет колдовство, которое в те времена причисляли демонологии. Чтобы показать людям, как они борются с колдунами, на глазах у всей деревни, её сожгли. Я не мог на это смотреть и помню, что тогда убежал. Я даже плакать не мог,