Белла чао (1943) (СИ) - Соболев Николай Д. Н. Замполит Страница 2

Шолая лежал, вытянувшись по стойке смирно.

— На вас тратят инсулиновые иглы! Кислородные подушки! Гепарин! Предупреждаю, что если вы и впредь будете пропускать прием лекарств, я, как начальник санитета армии, буду жаловаться на ваше поведение самому Верховному команданту! Немедленно примите витамины!

Красный, как обложка «Краткого курса», Шолая сгреб несколько драже и запихнул их в рот одним махом, лишь бы товарищу Тито не доложили о его неподобающем поведении.

— Вот так лучше, — сурово резюмировал Папо. — И не думайте, что если у меня на руках Съезд партизанских врачей, я не проверю, как вы все выполняете предписания!

Он вышел и бросил человеку в коридоре:

— Не более получаса!

Зная его хозяйственную натуру, могу прозакладывать голову, что за согласие допустить к нам неурочного посетителя, он выбил нечто полезное для больницы. Тем более из такого — товарища Иво Лолу Рибара, члена Верховного штаба и главного комсомольца Югославии.

При виде Рибара Симо разом, чуть не подавившись, проглотил все, что он держал во рту и откинулся на подушки.

— Привет, я тут вам яблок и персиков принес, — Иво выложил на тумбочку кулек.

А я чуть не заржал, вспомнив обязательные сеточки с апельсинами «от месткома, от парткома и от себя лично», которые принято таскать в больницы заболевшим сотрудникам.

— Привет-привет, — я пожал протянутую руку. — Зачем вдруг я понадобился?

— Ну почему сразу «понадобился»? Просто зашел навестить больного соратника.

Тут уж засмеялись все в палате.

— Ага, так просто, что полчаса с этим мародером договаривался. Кстати, что он с тебя за разрешение содрал?

Иво сделал вид, что не расслышал, посерьезнел, оглядел палату и тихим голосом спросил:

— Ходить можешь?

— Да уж несколько дней как.

— Тогда пошли.

В коридоре, где у окна Иво оставил исписанные в ожидании отмашки от Папо листочки, на мою голову вывалили идею очередного супер-форума. Так-то Верховный штаб и оба ЦК, партийный и комсомольский, дорвавшись до контроля над обширной и компактной свободной территорией, в том числе над несколькими крупными по местным меркам городами, гнали съезды один за другим. Молодежный, женский, упомянутый врачебный, офицерский, по обмену опытом и так далее. И вот, пользуясь оперативным затишьем, решились на самый главный — учредительное собрание нового верховного органа власти, Антифашистского вече народного освобождения. В принципе, пока вполне хватало возможностей Верховного штаба и ЦК КПЮ, но это структуры военные и узкопартийные, а движению требовалось продемонстрировать, что оно представляет широкие массы, а не только коммунистов.

— Мы приглашаем все, кто с нами сотрудничает, — рассказывал Иво, сидя на подоконнике. — Священников, профессуру, мусульман и так далее.

— А я-то каким боком?

— Понимаешь, Владо, — Иво несколько замялся, — ты Сабуров.

— А ты Рыбар, и что? — не понял, они что, по алфавиту собрались делегатов назначать?

— Ты не коммунист и не югослав, ты русский, да еще из кадетов.

— А-а-а, подхожу по анкетным данным, — до меня, наконец, дошло. — Только я не политик, я боевик.

— Папо говорит, что тебе еще месяц надо лечиться, никаких боев. А на заседания он тебя отпустит.

— Слушай, но вы же создаете народно-освободительные комитеты, не логичнее провести их съезд?

Иво поморщился:

— Почти невозможно собрать.

Я поскреб недавно обритую наголо и еще не обросшую голову — это получается, что комми соберут всякой твари по паре и объявят это народным представительством? И чуть не фыркнул прямо в лицо Иво, но вовремя заткнулся — сам-то ничуть не лучше! Мы же федерацию создавали точно таким же методом! Была инициативная группа, были энтузиасты на местах, причем в очень разных формах — где клубы, где тиры, где вообще интернет-тусовки и ты ды. И вот они проводили «заседания» и объявляли себя «региональными отделениями федерации», а мы с пачкой протоколов этих заседаний пошли в Минюст регистрировать «общероссийскую физкультурно-спортивную общественную организацию». А уж потом на этот каркас наросли и нормальные отделения, и тренерский совет, и дисциплинарная комиссия и вообще все, что положено иметь приличной федерации.

— Ладно, изображу вам русского беспартийного.

— И еще молодежный съезд.

Вот так всегда с товарищами начальниками, дашь палец — норовят всю руку отхватить. Но Иво ковал железо, не отходя от кассы и я стал делегатом первого съезда Объединенного союза антифашистской молодежи. Вот уж куда кадет Сабуров подходил идеально — восемнадцать лет и такой антифашист, что немцам второй год тошно.

— Ты хочешь слишком много и сразу, раскажи-ка, что по нашему разговору про итальянцев?

Перед самой отправкой в Белград я капнул на мозги Иво, что нас ожидает высадка союзников в Италии, переворот в Риме и подписание перемирия. И на некоторое время три итальянские армии в Югославии, Албании и Греции утратят понимание происходящего и связь с высшим командованием. В реале балканские партизаны успели разоружить парочку дивизий, но здесь есть шанс подготовиться заранее и выжать из ситуации побольше.

— Не имею права рассказывать, — замкнулся Иво. — Хочешь, иди к Тито, он как раз вчера в Петровац приехал, спроси у него.

— Не надо подробностей, просто скажи, работа ведется? Коминтерновские связи подняты? Я очень не хочу, чтобы несколько десятков тысяч винтовок, автоматов и пулеметов прошли мимо наших рук.

— Да ведется, ведется, не волнуйся.

— Ну и славно, тогда насчет съездов договорились, — мы хлопнули по рукам и разошлись.

Иво вернулся к своим многочисленным делам, а я, морщась от боли и потирая исколотое пузо — в палату, где меня встретили уважительные взгляды соседей. Не каждого пациента приходит навестить член Верховного штаба!

Но настоящий фурор случился вечером, после скудного ужина.

Доктор Папо за дверью разговаривал с женщиной и его интонации совсем не походили на привычные. Скорее, он мягко уговаривал, будучи не в силах решительно отказать и вся палата с интересом прислушивалась — кого же это к нам принесло? А потом доктор лично и с поклоном распахнул дверь и пропустил к нам Милицу.

Сказать, что все ахнули — ничего не сказать, все выпучили глаза и задержали дыхание, пока она, покачивая бедрами, плыла к моей койке, гордо подняв подбородок.

— Здравствуйте!

Я глупо улыбался, а остальные пытались произнести приветствие, но вместо «Добро вече!» получались у них ухающие и ахающие звуки. Да и то — будь я проклят, даже не с подведенными глазами и губами, зато в новенькой английской форме с перетянутой талией, она смотрелась сногсшибательно. Особенно вызывающе топорщились два передних кармана на короткой курточке и задняя часть саржевых брюк. Понятное дело, что Папо не смог отказать — поди, откажи такой!

Она села бочком на кровать и положила руку мне на грудь:

— Как ты себя чувствуешь, Владо?

— Спасибо, Мила, — сподобился выговорить я и обратился к соседям. — Другови, это мой боевой товарищ Мила.

В ходе представления каждый получил благосклонный кивок и только Симо удостоился прямого обращения:

— Я слышала о вас, командант Шолая, это же вы брали Купрес?

Симела кивнул, еще раз покраснел как «Краткий курс» и растекся медузой. Остальные тоже засмущались и немедленно занялись срочными делами, чтобы не смущать уже нас. А я порадовался, что пока еще больной, а то моя радость от встречи слишком бы походила на пистолет под одеялом.

— Господи, — прохладная ладонь прошлась по моей щеке, — что они с тобой сделали…

— С бульончика не зажируешь, — я положил свою руку поверх.

— Я принесу вам еды! — встрепенулась Мила.

— Спасибо, но нам больше ничего нельзя, диета такая.

Она неуверенно улыбнулась и мне показалось, что в уголках глаз блеснули слезинки.

— Противный мальчишка, не даешь о себе позаботится.

— Так, больные, вечерние уколы! — раздался от двери звонкий голос Альбины.