Путь - Татьяна Алхимова Страница 21

– И вы так легко говорите об этом? И отпускаете меня одну на прогулку? – наверное, моё лицо было искажено страхом, потому что Рей бегло взглянул на меня и повернулся к светлеющему небу.

– Просто верьте мне, Рина. Верьте, – с этими словами он развернулся, прошёл мимо меня и вернулся в дом. А я всё продолжала сидеть на холодных ступеньках, смотреть прямо перед собой и вдыхать сложный аромат травы и древесной коры, который оставил Рей после себя.

Показался первый луч солнца, и раздался сигнал к подъему. Я встала и тоже пошла в дом, поднялась на свой этаж и сразу направилась в ванную. Горячий душ – это всё, что было нужно мне в эту минуту. Скинув платье, я включила воду и встала под струи воды. Сложный, опасный мир. Непонятный и пугающий. Слишком правильный, слишком неправильный. На первый взгляд во всём здесь есть смысл и идея, даже соглашаешься с тем, что они нашли идеальный выход. Но по сути люди всё те же, что и в нашем мире – жестокие, скрытные, лицемерные. Можно ли кому-нибудь доверять здесь? Можно ли верить? Рей говорит, чтобы я верила ему, но как? Как доверять человеку, который убивает других людей просто потому, что так надо. И ведь он понимает, что делает. И продолжает, безупречно продолжает. Франц, светлый добрый мальчик, – все знают это. И, тем не менее, заставляют его верить в то, что он нужен городу, что он отличный винтик в системе бесконечной войны. Они делают из него монстра, такого же пустого и обреченного, как они сами. Линкок шутит и шутит, курит и курит. А больше ничего. Хотя бы раз в своей жизни он отказался от своих привычек? Наверняка, нет. Потому что – рука правосудия. Они красуются перед врагами, меняя мундиры: сегодня мы в синем, значит, готовы растоптать вас, порвать в клочья, и никого не оставить в живых. Смотрите и бойтесь, бегите! Сегодня мы победители! А после, умыв руки, испачканные по локоть в крови, они пройдут по девственно чистым, белым улицам, и сядут пить чай, вино и есть свежую дичь, неизвестно кем добытую и приготовленную.

Потоки воды лились с меня, а я смотрела на них и видела льющуюся кровь, то красную, то белую. Сквозь шум душа мне слышался вой, грохот орудий, человеческие крики и стоны. Это было невыносимо. Мне хватило пары мгновений на поле боя, чтобы навсегда запомнить этот ужас. Животный ужас, приближающийся со всех сторон, диктующий только одно – бежать или защищаться. Мне хотелось смыть с себя и этот ужас, и чувство отвращения к самой себе за то, что приветливо болтала с этими людьми, за то, что пила их вино и спала на их постелях. Я намыливала тело, волосы и смывала пену, снова и снова до тех пор, пока моя кожа совсем не сморщилась. Тогда я выключила воду и вышла из душа. На противоположной стене висело большое зеркало в человеческий рост. Из него на меня смотрела мокрая, злая девушка. Зубы крепко сжаты, плечи напряжены, с мокрых длинных волос капает вода. Волосы. Длинные волосы. Я собрала их в хвост. Рей тоже собирает свои волосы в хвост. Длинный черный хвост. Черный.

На полке около зеркала я увидела ножницы. Схватив их, я перекинула одной рукой волосы вперед, а другой отрезала всё, что было ниже кулака. Пряди падали на мокрый пол одна за другой, я смотрела на них и не испытывала жалости. Да и злости уже тоже. Будто очнувшись ото сна, не могла понять, зачем сделала это. Нетвердой рукой я вернула ножницы на место, собрала остриженные волосы и выбросила в ведро, завернулась в полотенце, взяла платье и вышла из ванной.

Сразу за дверью стояла старушка-служанка. Она пристально смотрела на меня, изучала недобрым взглядом:

– А я говорила вам. Вы убиваете себя. Зачем так с волосами?

– Я не хочу вам этого объяснять, позвольте я пройду, – ну почему она здесь? Зачем говорит все эти слова, задает вопросы?

– Проходите, никто не мешает вам. Но не думайте, что женщины здесь такие же, как вы – грубые и гордые. Вам никогда не стать такой, как мы.

– Да с чего вы взяли, что я хочу быть как вы? Мне надо просто дождаться, когда меня вернут обратно и всё. Мне не нравится ваш мир! Он ужасен, он пугает меня! – я чувствовала, что ещё немного и со мной случится истерика, от моей устойчивой нервной системы и выдержки почему-то ничего не осталось.

– Никто не вернет вас обратно. Вы слишком много видели и слышали. Смиритесь. У вас нет выхода, – голос её был бесцветным, холодным.

– Не видела я ничего. Уйдите же! – я попыталась отстранить её, но это было непросто. – Пустите, я вам говорю!

– Я вас предупредила, – старушка наконец-то отошла в сторону.

– Скажите это Рею! Или я скажу сама, – я почти бежала к своей комнате.

– Он и сам всё знает. Даже лучше меня.

Я вбежала в комнату и, закрыв дверь, прислонилась к ней спиной. Вот же противная старуха! Зачем она давит на меня, запугивает? Через четыре дня, максимум – через пять, я буду дома, и все забудут о моем присутствии здесь. Неужели нельзя потерпеть? Что такого я могла увидеть или услышать, чего нельзя? Кому я могу рассказать об этом, чтобы мне поверили? Да я никогда бы не стала никому рассказывать о путешествии в другой мир. Это же так очевидно! Любой нормальный человек, услышав такую историю, посчитал бы меня сумасшедшей или выдумщицей. Да даже если бы и поверил мне хоть кто-нибудь? Какой смысл нашему миру соревноваться с этим, нападать на него? Скорее наоборот, этот мир опасен для моего. В любой момент эти люди могут вторгнуться к нам, чтобы расширить территории для своих игрушечных войн или устроить подобие курорта. Да я скорее сойду с ума от этих мыслей здесь, чем начну их обсуждать с кем-то. За что эта старуха так относится ко мне, я ничего плохого не сделала. Ничего.

Как же я была зла и напугана. Зла на себя и на всех вокруг. На эти белые стены, пустое небо, тишину раннего утра. Не знаю, сколько времени я провела в душе, Рей уже ушел или ещё нет? Что мне делать? От безвыходности моего положения и от бредовых мыслей снова разболелась голова. Я