Сапер. Том IV (СИ) - Вязовский Алексей Страница 21

Форма старая у меня с собой была. В сороковом, когда приказ вышел, до нас очередь не дошла. Не завезли на нашу часть новое обмундирование. Немного обидно было, но не так, чтобы ходить и переживать. Если честно, мне эта серая гимнастерка нравилась: сразу видно, кто идет. А после того как прошли мы с ней всё, начиная с лета сорок первого, мне кажется, что эта форма частью меня стала. Счастливая, несчастливая, но уж лучше в такой в бой.

Вот и наступил этот момент. Я стоял у танка и старался не показать, как меня потряхивает от мандража. Потому как взглядов на мне — побольше чем у артиста какого на концерте. Понимаю, что все ждут от нас результата. И они понимают, что я… Но вскакивать на броню и обещать победу, бросив шлем на землю, не буду. Лучше пойдем и сделаем что надо. А митинги и без нас есть кому собирать.

По осушенному болоту мы прошли как по шоссе. Поначалу опасался, что грунт слишком рыхлый, сядет кто-нибудь на брюхо, но нет, проехали, ориентируясь на вешки, все без запиночки. Не утопились. Я мысленно перекрестился. И дальше замерли в ожидании. Артподготовка началась еще когда мы в пути были, и вышли мы на нужное место минуты на три раньше запланированного времени. Я сидел и считал залпы зачем-то, лишь бы голову чем-нибудь занять. Рука легла на чехол с флажками, чтобы не терять ни секунды.

— Ракета! — крикнул кто-то.

Сам вижу, Пора, значит. Я наощупь вытащил белый флажок из чехла, у него там зазубрина приметная на рукоятке. Поднял, подержал пару секунд, опустил. Сигнал "Делай как я'. Продублировал по рации, но мне показалось, что сейчас надо начать вот так, по-уставному. А потом повторил еще раз. Закрыл люк, и мы пошли.

Артиллерия только перенесла огонь подальше, а мы уже выскочили к ничего не подозревающим немчикам. Картина Репина «Не ждали». Они даже рыпнуться не успели, а мы вот они, спинку почесать зашли. Я ждал выстрелов артиллерии, а их всё не было. Открыл люк и посмотрел вокруг. Строй держат, молодцы. И мехвод Максимов у меня тоже молодец. Ведет плавно, без рывков, любо-дорого. Разогнаться, конечно, можно и посильнее, но тогда пехота отстанет. Так что потихонечку, десять кэмэ, не больше. Где-то ожил пулемет, дробью протарахтела очередь по броне. И сразу двое слетели.на землю.

Пора, значит. До позиций немцев совсем немного осталось, метров двести, наверное.

— Давай на полную, Максимов! — крикнул я в микрофон.

Ага, а вот и пулемет накрыло. Наши бэтэшки не напрасно собирали по винтику, пригодились.

До немецких окопов уже метров сто, наверное, даже головы в касках видно. Пехота посыпалась на землю, а я опустился вниз и закрыл люк. Снаружи, конечно, воздух посвежее, но прилететь пуля может откуда угодно. Чуть не садануло по голове, еле пригнуться успел. Посыпалась окалина с брони. Только и увидел в последний момент разрывы на немецких флангах. Я повернул панораму — перед глазами что-то мелькало, не пойми что.

— Сбавь чуток, не видно же ничего! — крикнул я в микрофон.

И стоило мехводу чуть замедлиться, как я увидел, куда нам надо было держать путь Вот она, линия окопа, прямо перед нами, ощерилась маузерами в последней бессмысленной попытке остановить нас.

— Давай, Максимов, вдоль окопа, дави их, тварей! Осторожно! Граната!

Рядом бухнуло, но гусеницы целы, едем дальше. Едем и стреляем из всего, что есть в американце. В поднявшемся дыму видно плохо, но общее направление ясно. В панораму ничего не видно — я опять рискнул открыть люк.

Побежали без оглядки немчики. Врассыпную, лишь бы подальше. Потому что сколько ни тренируй человека, а когда над башкой гусеницы танка, ноги сами бегут, и в сапогах сразу хлюпать начинает.

Опасно? Еще как! Будь у немцев хоть что-то противотанковое, мы сейчас им самое нежное место подставляем. Жахнут — и насквозь пробьет. А только нет здесь ничего такого, ни одного выстрела я не заметил, пока мы ехали по полю.

Добрались до конца окопа и повернули. Я снова открыл люк и посмотрел назад. Вот прямо тепло на душе стало. Красота. Что немцы могут гранату бросить и нас похоронить, не боялся — не осталось тут никого.

Вот же гадство какое! Бэтэшка, ехавшая метрах в сорока от нас, вдруг остановилась, нелепо сползла с бруствера, и над моторным отделением резко задымило черными жирными клубами. Я даже не заметил, чей это танк. Люк открылся, и через борт выполз танкист. Но останавливаться было никак нельзя. Вон, пехота набегает, там поможет кто-нибудь.

Впереди была рощица, но объезжать ее не было смысла — деревца в ней стояли тонюсенькие, и Максимов рванул напрямик, пробивая просеку. Люк я опять закрыл — не хватало еще по мордасам отскочившей веткой в глаз получить. В панораме мелькала та же растительность, танк переваливался из стороны в сторону, но вдруг все кончилось, и я прямо замер — перед нами, метрах в пятидесяти, серые фигурки мельтешили, пытаясь прицепить гаубицу. А за ней стоят еще… Ого, да мы батарею накрыли! Мелькнула мысль про дырку в гимнастерке, но сразу же ушла — слишком уж резко затормозил Максимов, я лбом неслабо приложился. Судя по торчащему перед панорамой колесу, одну гаубицу мы успешно оприходовали.

— Давай вперед! Дави немчуру, разбегутся же! — закричал я.

— Так это… лошади же… жалко… — ответил мехвод.

Давить никого не пришлось — одной очереди из пулемета хватило, чтобы немчики попадали, а те, которые остались на ногах — задрали руки и начали собираться в кучу. Воины, бляха-муха. Вон, командир молодой стоит, понурив голову, в мундирчике с хлипкими серебряными погончиками. Лейтенант кажись. Дурдом везде, конечно — лошади бегают во все стороны, как тараканы на полу, если ночью свет включить. Гансы какие-то рекорд по бегу устанавливают, уже почти до деревьев добежали. А капитан Власенко, который за мной ехал, вдруг остановился недалеко от моей машины, и влупил от всей души осколочно-фугасным куда-то вперед.

— Что там? — спросил я.

— Так еще одна батарея, метров триста. Ты же в низинке остановился, не видно оттуда.

— Таким образом, наши войска установили контроль над дорогой Новгород — Чудово на участке от Спасской Полисти до Мясного Бора и продолжают продвижение. Захвачено большое количество техники противника. Пленных… около десяти тысяч, товарищ генерал. Потери немцев в живой силе устанавливаются.

Виноградов не улыбался, но делал он это с большим усилием. А Рокоссовский вроде спокойно всё это выслушивал, но видно же: лицо разгладилось, руки на столе дробь выбивать перестали. А утром — хоть не подходи. Желваками играет, распоряжения отрывисто, чуть не сквозь зубы отдавал. Пару раз на комдивов по телефону даже голос повысил, что для Константина Константиновича, обычно вежливого, равно полноценному разносу. А сейчас — милое дело. И танки пригодились. Не только с тыла ударили после артподготовки, но и две батареи гаубиц захватили-подавили. Потери — три машины, одна так и вовсе подлежит восстановлению. Из экипажей, к сожалению, спаслись всего пара человек. Вот такие пироги.

— Якушев! — позвал командарм, и адъютант появился как из-под земли.

— Слушаю, тащ генерал!

— Не кричи, Витя. И так целый день одни вопли кругом. Организуй-ка нам по сто грамм. За наступление. За победу!

До штаба фронта я добрался еще спустя три дня. То некому везти было, то меня на месте не оказывалось. Вроде и не делал ничего особенного, а умахался вконец. В итоге плюнул на удобства и сел в полуторку пассажиром. Так с колонной грузовиков и доехал. Пришлось, конечно, сходить попросить, чтобы в путевой лист внесли — дисциплина, однако.

Продвижение второй ударной в последующие дни немного замедлилось, опомнились немцы, подтянули резервы, артиллерию. Да и распогодилось — опять начались бомбежки… Но наши за дорогу уцепились крепко и сдаваться не собирались. Хотелось бы, чтобы и из Погостья нас поддержали, и соединиться с ними одним махом — но пока нет. Похоже фашисты, сейчас против нас все резервы, какие только можно найти, бросают. Но не ждали нас, совсем не ждали. Так что с «Ленинградом» соединимся, дайте только срок небольшой.