Тактик 6 - Тимофей Кулабухов Страница 21

Я дремал, а в таких условиях о глубоком сне даже при условии усталости не может идти речи, привалившись к корням большого дуба. Чья крона начиналась на некотором расстоянии от земли, а под деревом было приличное сухое и чистое пространство, способное отчасти защитить и от дождя, если бы тот случился ночью.

Но сейчас не дождь стал проблемой.

Сквозь дрёму я уловил движение в траве и листве, нехарактерный для леса звук. Шорох множества ног по сухим листьям. Звук приглушённого удара, кашель.

Я открыл глаза за мгновение до того, как тишину разорвал яростный крик:

— Смерть предателям!

Из темноты, из-за деревьев, на приглушённый свет костров этой части лагеря вывалилась толпа. Человек пятьдесят, не меньше. В их руках были дубины, самодельные пики из заточенных веток, камни и топоры. Причём, мои топоры для рубки дров.

Их вёл высокий жилистый мужчина с рыжей бородой и лицом, обезображенным яростью. Его глаза горели фанатичной ненавистью, а во рту не хватало половины зубов, что не мешало ему разевать пасть с энтузиазмом оперной певицы.

— Я Карн Красный, — пророкотал он и взмахнул топором у себя над головой.

Топор задел одну из веток дуба, посыпалась листва.

Я легко вскочил на ноги, выхватывая меч. Мой разум работал с холодной скоростью, а тело… Спасибо тренировкам с клинком, тяжёлой жизни и хорошему питанию, тело в отличной форме.

Передо мной примерно пять десятков разъярённых людей. Фаэн и Лиандир отрезаны от меня толпой и они на границах лагеря. Шансы были не в мою пользу.

— Убить эльфийскую подстилку! — взревел Карн, указывая на меня пальцем. — Он купил нас, как скот! Думает, мы будем умирать за него? Шлюхин сын! Заберём его золото и уйдём в леса, получив свободу, положенную нам по праву!

Толпа взвыла, потрясая в такт его словам кулаками. Они двинулись на меня, размахивая своим примитивным оружием. Я приготовился дорого продать свою жизнь. Со мной всё ещё гномий меч и доспех. Рыцаря не так просто взять даже при пятидесятикратном преимуществе.

В это время из кустов гигантским ежом выкатился и встал в полный рост, весь облепленный ветками и прелыми листьями, Гришейк. В его руках был один из топоров для колки дров, но размахивал он им так энергично, словно тот был двуручным.

— За командира! — прорычал он, и его голос прогремел над всем лагерем, а сам орк оказался между мной и толпой людей.

Я молчал, использовав секундную заминку, чтобы достать из сумки шлем и… Оп, вот уже моя голова защищена. Но я молчал, остальные-то не сдерживали себя, от криков людей и Гришейка лагерь стал просыпаться, причём быстро, резко, тревожно.

— Я обвиняю этого высокородного ублюдка в предательстве человеческой расы! — заорал Карн, явно работая на публику. — И требую его наказания!

И действительно, к его и без того громадной группе стали присоединятся новые и новые заключённые, которые усмотрели в нём силу и вожака.

Однако от криков Гришейка к нему, то есть отсекая меня от людей, стали стекаться свои, те орки, с кем он успел познакомиться вчера во время марша.

Он не звал из, однако, словно по команде, со всех сторон к нему начали подтягиваться сородичи. Они выхватывали из костров горящие головни, подбирали палки потяжелее. Орки всегда за хорошую драку и трусами их не назовёшь. За несколько секунд вокруг меня вырос живой щит из представителей клыкастого народа.

— Квенди, говорящие! К оружию! — раздался чистый голос Фаэна, призывая на свою сторону эльфов.

Лиандир и Фаэн устремились ко мне с разных сторон, они стояли дозорами и в том, что произошло, не было их вины, ведь они высматривали внешнего врага, а не бунт бывших каторжан.

В то же время на фланге, справа от меня, нарисовались мрачные и сердитые, как ежи, гномы. Два гнома, которые были ближе всего, молча и недобро переглянулись. Один из них указал на знак «Гве-дхай-бригитт» на моём доспехе. Не говоря ни слова, они стали поднимать с земли тяжёлые камни и становится в один ряд с орками. Мой знак и дарованный им статус значил даже для тех гномов, что оказались в тюрьме, очень много.

Лагерь разделялся с пугающей скоростью.

Уже не десятки бывших заключённых, а практически все каторжане были на ногах, причем часть из них стали с моей стороны.

Карн и его люди замерли в нерешительности. Они ожидали лёгкой добычи, убить меня спящего, растерзать останки. Однако замешкались от того, что я вскочил. Так ещё и потом из кустов показался Гришейк и теперь за эту минуту получили вместо одного спящего рыцаря целое организованное сопротивление.

— Предатель! — презрительно выплюнул Карн, его лицо исказилось от ярости. — Ты предал человеческую расу, ублюдок! Окружил себя нелюдью! Ты отнёсся к благословенным людям так же, как к краснолюдам, ушастым и клыкастым выродкам! Ты заслуживаешь смерти и тем, что ты противишься наказанию, ты только разжигаешь в наших сердцах благородный гнев!

Его сторонники подхватили крики, их ненависть теперь была направлена не только на меня, но и на моих неожиданных защитников. Стало очевидно, что имеет место бытовой расизм, помноженный на жажду наживы и желание сбежать от меня.

Воздух загустел от напряжения. Две враждебные группы стояли друг против друга в неверном свете костров. С одной стороны люди, считающие себя обманутыми. С другой стороны орки, эльфы и гномы, и только незначительная часть людей, ставшие на мою сторону.

В жизни часто так бывает, когда выбор происходит быстро и при отсутствии возможности подумать.

Эти каторжане, каждый из них, делали свой выбор не особо задумываясь и оттого их выбор был искренним.

Я мог бы попробовать поговорить, убедить, посадить Карна за стол переговоров, но… Откровенно говоря, я и сам был в бешенстве от этой ситуации, ведь я вытащил этих людей и нелюдей из тюрьмы. Где многих из них ждала дорога на эшафот, а часть отбывали пожизненное заключение, то есть они пребывали в Матмерской башне до смерти. Которая в условиях голода, сырости и гиподинамии (а прогулок у них не было) наступала достаточно быстро.

И вот теперь они в качестве благодарности хотят порезать меня крупными ломтями. Какие тут нахрен переговоры? Дипломат из меня так себе, мой основной способ взаимодействия с миром — военная тактика.