Ревизор: возвращение в СССР 13 (СИ) - Винтеркей Серж Страница 22

– Но другие же как-то живут? – возразил мне Фирдаус. – И никого не обманывают при этом.

– Ключевое слово «как-то». – с грустью ответил я. – Большинство только лет через десять-пятнадцать в собственном жильё оказывается, если вытерпит, мыкаясь по чужим углам, и не разведётся до этого.

– Ну, не знаю, какая-то несерьезная все же затея... Не нравится мне всё это. Врать нельзя.

– Ну, и не ври. Говори, как есть, если тебя спросят. И не удивляйся завтра ничему, как будто так и должно быть. Ты же придёшь на день рождения?

– Диана, как я понял, рассчитывает, что я с ней завтра буду.

– Значит, идёшь. – подмигнул я ему. – Желание женщины – закон. Это очень даже вписывается в нашу завтрашнюю концепцию.

– Ладно. – рассмеялся он. – Пошли, а то холодно.

Эль Хажжи уехали через полчаса, предварительно выяснив адрес квартиры Сандаловых. Костян и Лёха распрощались с нами уже ближе к вечеру. Договорились, что мы все соберемся на станции «Сокол» в центре зала в двенадцать, а Лёха придёт за нами и проводит до дома.

Так, Галия уже сообщила Маше о нашем плане. Осталось предупредить Свету Костенко и Ираклия. У Светки есть домашний телефон, договорились, что Галия ей позвонит, заодно и посвятит в тонкости нашей завтрашней аферы. А Ираклия предупредит Брагин.

Ну, вроде, всё предусмотрели. Девчонки занялись подготовкой к завтрашнему дню, а я сходил, проверил квартиру Николая-капитана, полил фикус с пальмой. И пошёл на улицу с Родькой и собакой.

– А я знаю, где синее стекло в калейдоскоп взять. – заявил малый, а я стал вспоминать, что там за проблемы с синими стеклами?

Ну, да. Полно было бутылок зелёных, белых, жёлто-коричневых. А красных и синих осколков, действительно, взять было неоткуда.

– Ну, и где же? – поинтересовался я больше, чтоб разговор поддержать.

– А мы с парнями нашли один сарай, там стоят коробки со стеклянными квадратиками. Вот их можно бить и будут стёкла.

– Так они же явно не бесхозные... – сказал я настороженно. – И зачем бить? Ну сколько вам нужно стёклышек на калейдоскопы?

– А они так взрываются! На мелкие осколки! – восторженно сказал пацан.

– Да? А это не опасно? Не дай бог, в глаз попадёт? Как вы их бьёте?

– О стену кидаем.

– Вот же балбесы. – удивился я. – И что это за сарай? Он охраняется? Вас поймают и заставят родителей оплатить ущерб.

– Не поймают! – рассмеялся Родька. – Мы же не прямо там бьём.

– Так. Давай договоримся: ты больше в этом не участвуешь. – строго сказал я.

– Ну!... – разочарованно проныл он.– Позовут же снова, а мне что – отказываться? Скажут, что я струсил!

– Нет, скажи, не струсил, просто – не хочу.

– Угу… – скептически проныл в ответ Родька.

И я прекрасно понимал, что его не убедил… Он уверен, что будут у него проблемы в компании, если откажется со всеми хулиганить. А Родька только-только начал в жизнь местной детворы вливаться. И ему всяко компания сверстников важнее прогулок со мной и с Тузиком. Значит, нужно провести с ним разъяснительную работу.

– Всё! Родион! Побил немного и хватит! Это всё плохо кончится. На учёт в детской комнате милиции поставят. Правда, ты, наверное и не знаешь, что это такое. Видел милиционеров? В форме, с оружием?

Пацан странно на меня посмотрел, типа, конечно, видел, а потом все же кивнул.

– Так вот – одна из задач милиции, следить, чтобы дети не совершали правонарушений. И ловить тех детей, что все же нарушают закон. Для того, чтобы работать с детьми, которые нарушают закон, их выявляют и ставят на учет в детской комнате милиции. И вот тебе, мой друг, никак нельзя попасть на такой учет! Ты себя должен вести образцово-показательно!

– И что в этом учете страшного такого? – недоверчиво спросил малой.

– Да много чего. К примеру, если кто-то окно разобьет в доме, и милиции пожалуются, она сначала подумает на кого-то из тех детей, что на учете. Раньше закон нарушали, так почему бы не они снова нарушают? То есть, любая проблема – и милиция тут же к тебе бежит, и спрашивает, где ты был в то время, когда что-то плохое случилось. Из обычного гражданина ты превращаешься в подозреваемого. Но лично для тебя все еще хуже.

Я специально нагнетал атмосферу, и малой, естественно, заинтересовался, и сам меня спросил:

– Так почему именно для меня все хуже?

– Потому что, за тобой, в отличие от других детей в доме, только дед смотрит, а не родители. Отец далеко. Если тебя поставят на учет в детской комнате милиции, то тут же поднимут вопрос, что из-за отсутствия рядом родителей за тобой нет надлежащего присмотра, потому ты и пошел по скользкой дорожке. А дальше все просто – однажды за тобой придут и отвезут в детский дом. Хочешь ты или не хочешь, никого это не будет волновать. Как бы твой дед не протестовал, тебя посадят в машину и отвезут за несколько сотен километров отсюда. И раньше, чем тебе исполнится восемнадцать лет, ты сюда уже не вернешься.

Что такое детский дом, пацан явно знал. Двор не без добрых людей, кто-то, его видимо, здорово напугал рассказами про это учреждение. Потому как он сглотнул, и нервно сказал:

– Дядя Паша, я не хочу в детский дом! Там детей бьют!

– Ну да, не без этого, – кивнул я, – так что у тебя, мой друг, только один вариант – быть самым законопослушным и правильным пацаном в этом дворе. Дружить с соседями, улыбаться милиционерам, и ни в коем случае не воровать, не ломать ничего, не обижать никого! Как бы не было весело в той или иной компании, остальных пацанов просто поругают за хулиганство, а вот тебя – отправят в детский дом.

Пацан кивнул с очень серьезным видом.

– Ладно. Пойдём, покажешь, что за сарай и что за квадратики. – решил я хоть узнать, где именно резвится местная детвора.

Он привёл меня к зданию НИИ, на заднем дворе которого было несколько подсобных строений. Территория символически огорожена, только ворота заперты, а калитки в нескольких местах нараспашку, чтобы местным жителям не обходить вокруг. Темно. Вокруг никого. В здании НИИ тоже.

– Ну, показывай. – распорядился я.

Родька было рванул на территорию НИИ, но я погрозил ему пальцем:

– Нет, ты туда больше – ни ногой! Пойми, едва там тебя заметит милиция, тот тут же поймают, и на тебя все исчезнувшие плитки свалят. И здравствуй – детский дом! Просто покажи отсюда.

Малой подвёл меня поближе и ткнул пальцем в сторону окна в одноэтажной кирпичной постройке. Одна половина рамы была закрыта несколькими кусками фанеры, вторая половина зияла темнотой внутреннего пространства.

– Вот там! – сказал он, – залезть очень легко, а внутри множество ящиков с этой самой плиткой.

– А как она хоть выглядит? – спросил его. Чтобы знать, если увижу у других пацанов во дворе, кто из них в его компанию входит.

– У меня есть запас во дворе!– сказал он.

Вскоре он меня привел к сугробу около здания тепломагистрали, и, покопавшись, достал из снега и протянул мне квадратную плитку сантиметров десять на десять. В темноте не разобрать было, какого она цвета, понял, только, что поверхность не гладкая, а выпуклая. Снял прогулочные варежки, что выпросил у бабушки специально с Тузиком гулять, и только коснулся голыми пальцами до поверхности плитки, хотел пощупать поверхность, как она с громким щелчком треснула у меня в руках, развалившись на три кусочка.

– Их только рукавицами можно брать. – пояснил мне Родька.

Ничего не понимаю.

– Еще есть?

– Да тут их полно!

– Дай ещё одну. – потребовал я. Мой мозг требовал изучения этого феномена. Родька щедро сунул мне несколько штук. Положил плитки в карман варежкой и мы пошли домой. Все осколки забрал с собой и выбросил по дороге домой в мусорку.

Хотел по дороге прочитать еще Родьке ту же лекцию про опасность блатной романтики, что читал подросткам на Механическом заводе в Святославле по просьбе их матерей, но отказался от этой мысли. Мал еще пацан, половины не поймет. Вот подрастет, тогда и расскажу. Надеюсь, что уже сказанного ему хватит, чтобы держаться подальше от всяких неприятностей.