Curriculum vitae (СИ) - Васильев Сергей Страница 23

– Tullamore, пожалуйста… Нет, без льда… Хотя знаете, положите один кубик, на счастье…

Полковник взял в руки тумблер – классический бокал для виски, качнул каштанового цвета жидкость, стекающую по стенкам маслянистым следом, окинул придирчивым взглядом VIP-зал. “Не поскупился Ёжик!” – удовлетворенно кивнул головой почти пенсионер, неторопливо прогуливаясь по глушащему шаг ковролину. В тумблере бултыхался и бился о край маленький кусочек льда, решивший в своё время судьбу генерала Миронова.

Тогда, в 1994 м, по пути в Дагестан, разжившись в гостиничном баре замороженными кубиками воды, он продемонстрировал Лёхе, как скорее всего было дело. Просверлить крохотным сверлом углубление. Шприцем ввести внутрь яд, затереть и заморозить отверстие. Для верности сделать “заряженный” кубик большего размера. Всё! Пока лёд полностью не растворится, добавка к напитку абсолютно безопасна. Если бы Артём Аркадьевич вытащил кубик с отравой из виски… Возможно, у Бугая был какой-то план “Б”. Но и без него у убийц получилось всё очень чисто. Нет улик, нет зацепок. И как Распутин узнал позже, никаких проблем с основным бизнесом. Родина распродавалась усиленными темпами оптом и в розницу. Очень скоро результат этой разудалой коммерции стал виден на Кавказе невооружённым глазом.

Полковник пригубил виски, не спеша подошёл к витринному стеклу, за которым открывался великолепный вид на заснеженную горную вершину и взлетающий самолет. Почувствовал, как напряглись мышцы и засвербило в животе. Сколько лет прошло, а так и не смог преодолеть чувство невыносимой тревоги при виде взлетающего самолета. В этот момент его так легко свалить из ПЗРК без малейших шансов на выживание для пассажиров и экипажа…

1994. Чечня МОСН[6]

Горы огромным полукольцом. Туманы. Ночные, утренние, вечерние, дневные, круглосуточные. Палатки. Лагерь обнесён МЗП[7] и колючей проволокой. По периметру – часовые. Выход за пределы – событие. Сердце отряда – автоперевязочная. ГАЗ-66 с кунгом, к нему с двух сторон при помощи железного каркаса приставляются небольшие палатки-крылья, а в самом кунге – мини-операционная с необходимым оснащением. Эта АПэшка – средство передвижения, рабочее место, место жительства, да ещё и лазарет для раненых и больных. И жили, и лечили, и ездили, и погибали не менее героически, чем пехота и “мазута”.

Врач Женя Иванов, когда подбили его БТР на перекрестке улиц Грозного, не ушел в укрытие, а остался с горящей бронёй, вытаскивая раненых и оказывая им помощь. В него попали шесть раз, прострелив ноги, тело и добив уже еле дышавшего в голову. Один из выживших солдат рассказал о последних секундах жизни офицера медицинской службы: «Капитан раненый весь, лежит у брони, горит всё… У него кровь бежит изо рта, а он все бинтует стрелка из бэтээра, потом в него опять попали, нога подлетела и упала, но не оторвалась, а он только поморщился, потом склонился и больше не поднимался, снайпер добил его… Зачем? Ведь у него даже оружия не было!?»

Лейтенант медслужбы Распутин, так и не научившись отзываться на фамилию “Новых”, из размеренной академической и госпитальной жизни Санкт-Петербурга попал с корабля на бал, прямиком в военный бестолковый бардак. Пока не начались военные действия, учился, ассистировал опытным хирургам. Но как только заговорили пушки, обстановка резко изменилась. Раненых, заболевших солдат и офицеров стало заметно больше, чем докторов. Военные медики лечили и чеченцев – они ведь тоже наши! Не отказывали никому.

Привели двадцатилетнюю чеченку, она вдохнула иглу, ей очень плохо. “Доктор, помоги!” Дал общий наркоз. Взяв ларингоскоп, корнцанг, и с Божьей помощью достал из трахеи иглу. Сложная манипуляция, весь взмок, зато сколько радости у матери и у отца, когда все получилось. Четверть века прошло с того времени, а случай запомнился хорошо. Интересно, вспоминает ли его уже сорокапятилетняя Зорган из горного селения Гуджи-Мокх?

Тогда её отец сказал: “Не враги мы с тобой, это жизнь нас по разные стороны поставила”.

Слова эти крепко запали в душу. Работала народная мудрость и в другую сторону. Смотрел иногда Григорий на некоторых «наших» в своём лагере, и думал: «Нет, не друзья мы с тобой, это просто жизнь нас по одну сторону поставила».

В тот день погода радовала. Воздух, наконец, очистился от противной молочной взвеси и всё великолепие кавказского ландшафта могло вдохновлять новых поэтов и художников. После очередной операции Григорий вышел из кунга, не снимая маску, ощутил холодный воздух, сползающий с окрестных гор, оглянулся вокруг, нашёл взглядом кряжистую фигуру Ежова, притулившегося за штабелем двухметровых армейских ящиков. Командир, несмотря на самый разгар рабочего дня, пригревшись на солнышке, нагло давил на массу.

– Эй, Ёжик! – позвал Распутин, – всё нормально с твоим сержантом. Жить будет!

Ноль эмоций.

– Капитан Ежов!

Снова мимо.

– Ах ты, сонная тетеря!

Распутин наклонился, чтобы поднять щебёнку и запулить ею в Лёху, как в этот момент что-то противно взвизгнуло над головой, глухо ударилось в борт кунга. Не было только привычного звука выстрела.

– Снайпер! – крикнул врач, бросаясь на холодную, неприветливую землю.

– Нападение на пост! – истошно завопил стоящий в трех шагах часовой, сдёргивая с плеча автомат.

– Ложись, дурак, – рявкнул на него Григорий, – в укрытие!

Солдат тоже не слышал выстрела. Сомневается. Озираясь, яростно передёрнул затвор, взял оружие на изготовку и в тот же момент кулем свалился на землю, глядя удивленными глазами на врача и забрызгав грязную траву темной кровью, бежавшей из маленькой дырочки у виска.

– Стрелок на полтретьего, – сориентировавшись по ранению, диким голосом заорал Распутин, перекатываясь под кунг и прячась за колесо.

Вокруг уже грохотало всё наличное вооружение. Ужом мимо операционной просочился Ежов, кинул озабоченный взгляд на врача. Григорий коротко кивнул в ответ и попытался рукой показать направление на позицию стрелка. Опять игриво вжикнуло, фонтанчик пыли поднялся буквально в сантиметрах от лёжки доктора. Ежов коротко замахнулся и бросил перед собой дымовуху. Спасительное облако постепенно заволокло МОНС и обстрел прекратился.

– Группа, ко мне! – коротко скомандовал Ежов своим бойцам, разошедшимся по медицинским палаткам к знакомым и малознакомым сестричкам. – Ну всё, гады, теперь не уйдёте! Достали вы меня!

– И меня тоже, – тяжко вздохнул Распутин, прикуривая сигарету дрожащими пальцами.

Вернулся Ежов сильно к вечеру. Тяжело бредущие разведчики несли с собой плащ-палатку с завернутым в какое-то одеяло телом.

– Кто ранен? Что случилось? – рванулся к импровизированным носилкам Распутин.

– У меня раненых нет. Трое двухсотых, – поморщился Лёха.

– А это?

– Трофей! – криво усмехнулся разведчик, – к сожалению, контуженный, но по-другому взять не получалось. Твоя задача, Айболит, довести тело до состояния, способного пережить допрос. Дальше уже неважно… Очень интересный образец, особенно обвеска. Такие винтари отсутствуют не только в войсках, их еще не все спецы получили. А боеприпас и прицел вообще только проходят испытания. Вот на эту тему хотелось бы поговорить по душам и узнать, в каком магазине такими причиндалами торгуют.

– Значит троих потерял? – автоматически спросил Григорий, открывая дверь кунга и удивляясь небывало высоким потерям в подразделении Ежова.

– Изумительно стреляет, стерва, – оскалился капитан, – навскидку на шорох, без промаха…

– Так это она? – удивился Распутин.

– Девка, – вздохнул Лёшка, – симпатичная – глаз не оторвать. Встретил бы в мирное время – точно приударил бы, а тут… Ладно, доктор, давай… Не буду тебе мешать, позови, когда в чувство её приведёшь…