Красно-белый. Том 2 (СИ) - Порошин Влад Страница 24

— На что? — Азартно усмехнулся он.

— Если выиграю я, то вы завтра же ложитесь в госпиталь Бурденко на обследование, где скажете, что у вас сильная аритмия и есть подозрение на тромб в ноге. — Я нагло протянул руку бывшему капитану сборной СССР.

— Какой ещё тромб, — пролепетал Бобров, но пожав руку, спросил. — А если ты проиграешь, то что?

— Приеду к вам на дачу, и весь свой выходной день буду работать на грядках или выполнять иную тяжёлую работу. Федя разбивай! — Почти выкрикнул я, из-за чего мой друг рубанул по рукопожатию резко и со всей силы. — Вот! Теперь можно смотреть эту тягомотину дальше.

И словно по заказу на 17-ой и 20-ой минуте тбилисцы Коридзе и Шенгелия забили по мячу. Если гол Коридзе был следствием череды ошибок в штрафной сборной Чехословакии, то гол Рамаза Шенгелии был очень хорош. Рамаз, стоя спиной к воротам чехов, принял мяч на грудь, и в стиле немца Герда Мюллера, резко развернулся и пробил в дальний от вратаря угол. «Прекрасное исполнение», — сказал я про себя и похвалил, что очень ловко втянул Всеволода Боброва в спор, который может быть спасёт ему жизнь. После вспышки активности темп игры на поле упал настолько, что на этом фоне даже «Спят усталые игрушки» показались бы очень динамичным эстрадным шлягером.

После матча, финальную черту которого на 89-ой минуте подвёл наш Вагиз Хидиятуллин, забив дальним ударом третий мяч сборной, Всеволод Михайлович пригласил нас с Черенковым в ресторан. На такой случай у Боброва был постоянный столик в ресторане «Центральный» на улице Горького. Естественно за столом наша компания обошлась без алкоголя. Так как уже завтра начиналась подготовка к важнейшему матчу с московским «Динамо», не менее принципиальным соперником нашего красно-белого «Спартака». А Всеволод Бобров был за рулём, да и я его определённо напугал, предсказав и счёт на табло — 3: 0 и серьёзные проблемы со здоровьем.

— Счёт хороший, но игры у сборной нет, — высказался Фёдор Черенков, когда нам принесли кофе и десерт. — Как вы считаете, Всеволод Михайловича?

— Играют кто в лес, кто по дрова, — согласился он. — Слишком разный стиль у тех команд, из которых набрал сборную Никита Симонян.

Я усмехнулся, вспомнив точно такой же разговор с Сашкой Калашниковым, однако Бобров подумал, что я насмехаюсь и вопросительно посмотрел в мою сторону.

— Совершенно верно, я сам недавно то же самое говорил своему другу. — Пояснил я свою ухмылку. — Вот если бы прямо сейчас меня спросили из кого сделать главную команду страны, то я бы ответил — на основе «Спартака». Такой футбол никто в СССР не показывает, и долго показывать ещё не будет.

— Что ж вы тогда уступили «Шахтёру» и «Арарату»? — Недоверчиво произнёс Всеволод Бобров.

— А мы ещё игру свою не нащупали, — ответил за меня Черенков. — Теперь всем мало не покажется. Если конечно травмы нам не помешают.

— Фёдор Фёдорович, кхе, — крякнул я. — Давай пока не будем так горячиться. Командный прессинг ещё хромает. В защите есть проблемы. Но если 9-го мая уверенно разберёмся с московским «Динамо», с которым помучались в четвертьфинале Кубка, то всё может быть. Посмотрим. Всеволод Михайлович, я спор выиграл? — Затем я вперился в Боброва. — Теперь вы обязаны лечь на обследование в госпиталь Бурденко.

— Да ну ерунда, — отмахнулся он и нагло заявил. — Ты случайно счёт угадал. Это не считается.

— Товарищ, Бобров! — Сказал я, чуть не подавившись кофе. — Вы даже не представляете как меня…

Я запнулся на полуслове, чуть не рассказав, как меня мучают иногда кошмары по ночам, в которых сняться похороны Владимира Высоцкого, похороны Валерия Харламова, похороны футболистов ташкентского «Пахтакора», как перед глазами встают покалеченные парни на бессмысленной самоубийственной для всего Советского союза войне в Афганистане. А иногда мне приходилось видеть, как Фёдора Черенкова в лечебнице обкалывали успокоительными уколами. Теперь ещё смерть Всеволода Боброва может лечь на мою совесть.

— Всеволод Михайлович, запоминайте — 19-го мая матч СССР и Венгрии закончится вничью. Если я буду прав, то вы моментально идёте в больницу.

— В самом деле, Всеволод Михайлович, вы лучше Володю послушайте. Он — пророк. — Внезапно сказал Фёдор Фёдорович.

— Футбольный пророк, — тут же поправил я своего друга.

В понедельник 7 мая ровно в 3 часа дня я словно постовой дежурил с букетом алых роз около первого учебного корпуса МГУ. В здание, которое больше походило на администрацию какого-нибудь областного центра, ежеминутно входило и выходило множество студентов, среди которых можно было заметить юношей и девушек с разных континентов и частей света. Как будто некоторые участники Всемирного фестиваля молодёжи и студентов так и не покинули пределы столицы Советского союза. За полчаса передо мной промелькнули улыбающиеся лица представителей Индии, Китая и каких-то африканских стран, только моей подруги Жанны нигде не было.

— Привет! — Вдруг услышал я знакомый голос своей подруги из-за спины. — О, розы, это что-то новенькое.

— Извини, 5-го не получилось в кино сходить. — Я протянул цветы Жанне. — Вчера после тренировки со Старостиным допоздна просидел, разбирал с Николай Петровичем разные тактические схемы. Я кстати, звонил. Твои родители сказали, что тебя дома нет. Странно.

— Ничего странного, встретилась с подругами. А сегодня мы куда-то идём?

— Нет, — честно ответил я. — У нас 9-го днём принципиальная игра с московским «Динамо», и все к ужину должны быть уже на базе. Зато вечером я приглашаю тебя в ресторан гостиницы «Россия». Всей командой отметим День победы, и надеюсь, отметим футбольную победу.

— Не знаю, — пожала плечами девушка с удивительными пепельными волосами. — Я подумаю. И вообще мои родители против, чтобы я встречалась с футболистом. Ты постоянно в разъездах, а я — одна? Да и что это за профессия футболист? В тридцать лет ты играть закончишь, и куда пойдёшь без образования? На завод токарем?

— Это тебе папа с мамой рассказали? — Усмехнулся я. — Во-первых, футбол — это профессия не хуже других. И если не пить, держать себя в форме, и заработанные деньги не разбрасывать направо и налево, то можно создать хорошую финансовую подушку безопасности. Во-вторых, играть закончу — стану тренером, а перед этим несколько лет поиграю за границей. Скоро в стране всё переменится. У тебя ведь родители инженеры кого-то оборонного НИИ? Поверь, для НИИ настанут не лучшие времена.

— Вот когда всё переменится, тогда и поговорим, а теперь извини мне надо бежать, — фыркнула Жанна и, развернувшись, пошла в противоположную от меня сторону.

«Дурак, зря лянул про НИИ, которые в 90-е пачками будут закрывать, выпроваживая сотрудников на улицу, — обругал я сам себя. — С другой стороны иногда мамы и папы такую чушь советуют своим детям, ломая им жизнь, что лучше бы молчали».

Вечером того же дня в нашей комнате на базе в Тарасовке, возомнивший себя большим знатоком жизни, узнав про мою ссору с подругой, меня принялся поучать Саша Калашников:

— Значит, слушай меня сюда — дурак ты, Никон! Думаешь, если отхватил красивую подругу, то уже всё — Бога за яйца поймал? Проще надо быть! Проще! Вот я…

— Ну-ну, — хмыкнул я, взяв со стены гитару, чтобы гуру по личным вопросам Калашу организовать достойный аккомпанемент.

— Да, моя подруга не из телегенции, как твоя, которая от нас футболистов нос воротит.

— Интеллигенции, — поправил я друга, забрякав на басовой струне траурный марш.

— Да по херу! Зато моя в кровати ураган, такие вещи вытворят, ты даже представить не можешь.

— А ещё твоя голуба матерится, курит, бухает и скорее всего пока мы на сборах гуляет. Ты хоть предохраняешься? — Спросил я, наиграв на нижних струнах мотив «пошёл ты в баню дорогой».

— Всё! Ликбез окончен, — обиделся на меня Калашников и полез в тумбочку за деньгами, чтобы пойти к соседям и порезаться в картишки.