Проект "Вектор". Дилогия (СИ) - Тарханов Влад Страница 25

Глава тридцатая

Операция «С Новым годом!»

Мы вышли к Оулу тридцатого декабря. В ударном кулаке у меня было фактически два батальона 305-го стрелкового, неполный батальон 146-го стрелкового, неполный состав разведбата. Из танков до Оулу дошли только 8 штук, остальные были потеряны по техническим причинам и сейчас срочно восстанавливались рембатовцами, но к атаке на Оулу они не подойдут. Зато артиллерию удалось дотащить почти всю. Да и саперы молодцы, постарались. Оперативно латали взорванные мосты через речушки, позволяя не сбивать темп наступления. Я дал бойцам сутки на отдых, надо было подтянуть боеприпасы, мне казалось, что один комплект будет маловато. Финны стянули к Оулу всё, что смогли. Мы оценивали, что у них там примерно два-три батальона пехоты (поровну почти), были выявлены артиллерийские батареи, в основном, полевые пушки (76мм) и противотанковые орудия (37мм). Но разведка сообщила координаты и гаубичного полка, в котором было все 12, положенных на финскую дивизию 105-мм гаубиц. В бухте Оулу находилась канонерская лодка «Карияла», два сторожевика и тральщик. Какое-никакое, а подкрепление для финнов есть, а у меня лишний геморрой. Финны успели оборудовать несколько линий окопов, выставить перед ними заграждения из колючей проволоки и минные поля. В самых удобных для обороняющихся местах были оборудованы ДЗОТы, в которых установлены пулемёты. Капитан Мякинен, ставший командиром отдельной группы в Оулу старался изо всех сил – хотел реабилитироваться за поражение под Суомасаалми.

Меня Финляндия не особо впечатлила. Небольшие деревеньки и хутора, разбросанные в заснеженном плену, угрюмые жители, волчьим взглядом провожающие проходящих красноармейцев. Серость, холод, угрюмость, злоба – вот те слова, которые первые приходили на ум, когда я вспоминал потом о Ледовом походе 44-й дивизии. Оулу был небольшим рыбацким поселком, который расположился в бухте, где река Оулу впадала (удивительное дело!) в залив Оулу. Местность там равнинная, рощицы, лесочки, деревянные дома. Единственным высоким зданием была колокольня местной кирхи. Железнодорожная станция, скорее даже полустанок с очень не впечатляющими складскими помещениями.

Благодаря стараниям наших разведчиков я знал почти всё, что в Оулу происходило, а сами разведчики влились в состав разведбата, как только части моей дивизии к Оулу подошли. В разведбате и штурмовых группах было несколько десятков пистолетов-пулеметов «Суоми», чем-то напоминавшие мне не вошедшие еще в серию ППШ. Один из политруков пытался пришить мне «преклонение перед иностранным оружием», на что накатал жалобу дивизионному особисту. Особист жалобу мне показал и лениво поинтересовался, что я думаю по этому вопросу. На что я ответил, что никакого преклонения нет, что еще в начале года был объявлен конкурс на создание удобного пистолета-пулемета для Рабоче-Крестьянской Красной армии, и что вроде бы это оружие разработано и принято для производства, но пока его в частях по объективным причинам нет, а потребность в нем для штурмовых частей и разведчиков есть, то грех не воспользоваться тем, что есть под рукой. А толковый командир вместо того, чтобы бумажки писать должен думать, как усилить огневую мощь вверенного ему подразделения, даже за счет вооружения противника.

Тут, под Оулу, я потерпел и первое свое поражение. Нет, не на войне, а на личном фронте.

Почти под ночь в моем штабном кунге появилась Мария Львовна, которая под предлогом, что ей надо осмотреть раны командира, выставила из вагончика всех лишних. Потом объявила, что не любит меня и не полюбит, потому что ее сердце принадлежит другому, хотя он и подлец, а она, подлеца, его любит. И что оставаться в армии не намерена, и что жизнь её разбита, и что утешать её не надо потому что она себя ненавидит.

Ураганом выпалила всю эту хрень, ураганом пронеслась по кунгу, ураганом выскочила наружу. Её дальнейшая жизнь и карьера сложилась достаточно удачно. Вернулась в группу Ермольевой, защитила докторскую диссертацию, удачно вышла замуж за коллегу-врача. Но с Ермольевой отношения у неё всё-таки не заладились. Так что пробивалась сама, внесла серьезный вклад в микробиологию.

А что я? Я не сказал бы, что испытывал к ней любовь. Гормоны, конечно, давили на мозги, почему же нет, но тот небольшой женский коллектив, который был на моем попечении в дивизии у меня особого отзыва в сердце не нашёл. Разве что этот молодой военврач…. Ага… Покопавшись в себе еще немного понял, что отношений с женщинами боюсь, секса боюсь, и страшно комплексую по поводу возможной неудачи, потому как никакого реального опыта не имею. Тело реципиента опыт имело. То есть, какие-то двигательные навыки на автомате сработают, но так ли, как надо? Вопрос!

И всё-таки какая-то горечь осталась…

Рано утром 31-го декабря началось. Мне было наплевать, что испорчу финнам новогодние развлечения. У меня своих хватало. Перед бойцами выступил с короткой речью. Сплагиатил её у Наполеона перед Бородино. У меня получилось короче:

– Ребята, я хочу, чтобы Новый год мы встретили все вместе там, в Оулу.

Да, Наполеон вроде был красноречивее, ничего, комиссар от себя добавил, Наполеон бы заслушался! Умел Батя говорить с бойцами – и отсутствие образования не мешало. Всех вспомнил: и Родину, и Ленина, и Сталина! И про нашего дорого маршала Климента Ефремовича Ворошилова сумел ввернуть. Хорошо, что наши бомберы прилетели, они-то пламенную речь комиссара дивизии прервали: пора было и делом заниматься!

Глава тридцать первая

Новый год в Оулу

Первая волна отбомбила по позициям вражеских гаубиц, старых 105 мм орудий времен Первой мировой войны. В Оулу оказались и зенитные пулеметы, один из бомбардировщиков ушёл назад с дымком. Наши гаубицы стали отрабатывать по позициям артиллерии противника, да еще и добавили пару залпов по выявленным зенитным точкам. У меня в распоряжении было 28 гаубиц 122 мм 1910/30 года, немного модифицированный образец времен Первой мировой войны, и еще 12 152 мм гаубиц 1909/30 такой же модификации 30-го года. Эти орудия были устаревшими, вскоре их заменят на более эффективные системы, но в умелых руках они были страшной силой! Майор Балаев как раз и был теми умелыми руками, которые превратили эти гаубицы в кошмар финских войск. Второй волне бомберов уже никто не мешал. Эти еще разок причесали позиции гаубичного полка белофиннов, а потом уже разнесли в пух и прах порт Оулу, который и портом можно было бы назвать с натяжкой. Главной целью была канонерская лодка, которую летуны удачно так опустили на мелководье. Её высокий борт смотрел в море, механизмы оказались под водой, а остальные суда разнесли в клочья штурмовики, которые шли во второй волне вслед за бомберами, Хотя, может быть, их надо было считать и третьей волной, не знаю. Мне обещали две волны бомберов и две – штурмовиков, так что те появились еще раз, отштурмовав позиции финнов в самый разгар боёв за Оулу.

Так получалось, что каждый новый бой был тяжелее предыдущего. Атаковать противника на подготовленных им позициях, да еще когда он ожидает удара – занятие не из приятных.

Я дважды поднимал первую цепь бойцов в имитацию атаки. Оба раза выявлялись непогашенные огневые точки противника: орудия и пулеметные гнезда. По ним отрабатывала артиллерия. Танки показывались за цепью, сделав один-два выстрела откатывались обратно, и всё равно противотанкисты противника сумели подбить два танка, экипажам которых удалось выбраться и спастись. Я не торопил своих командиров и не спешил захватить городок, понимая, что предстоят ещё бои в самом городе. К десяти часам утра мы заняли первую линию окопов противника, а после второй штурмовки с воздуха и вторую. Уцелевшие финны отступили к городку, улицы которого были перекрыты баррикадами, а дома на окраине ощетинились пулеметными гнездами в подвалах. Их пункт корректировщиков, расположившихся на колокольне кирхи был уничтожен еще при первой атаке бомберов, он значился приоритетной целью. Не мудрствуя лукаво артиллерией разнесли баррикады и превратили часть домов на окраины в пылающие руины.