Назад в СССР 2 (СИ) - Хлебов Адам Страница 25

— Если, потерпевший отказывается от денег из страха, то никакие фото не помогут.

— Это да

— Фото сначала надо проявить и посмотреть, что на них получилось. Да и не кажется ли тебе, Кость, что милиция вся прикормленная? Ты видел, что никто у магазина не бросился врассыпную, когда УАЗик подъехал.

— Да, меня это тоже удивило. Фарца будто приняла его за своего. Просто отошли поодаль. Но никто не свалил. Они не чувствовали угрозы.

— Мы все правильно сделали. Время фотографий еще не пришло. Мы и так предостаточно узнали. Не забудь, что моя цель восстановить справедливость. Я приехал понаблюдать за Корольковым, потому что его семейка разнесла в щепки ОСВОД у меня дома, не оставив от организации камня на камне.

Костя вздохнул, согласившись, что слежка была моей инициативой и мы заранее обговорили цели и план наших действий.

У нас были фото и устные показания Лося. Я не собирался шантажировать Солдатенко, как могло показаться на первый взгляд. Зато теперь я знал, что Корольков был связующим звеном между «королями» теневого рынка и его разлюбезнейшим дядюшкой.

Он им поставлял валюту, купленную у иностранцев, которую не всегда мог реализовать в городе. Я взамен получал дефицитную видео технику, реализуемую его женой среди своих постоянных и доверенных клиентов.

Спрос намного превышал предложение. Отбоя от покупателей из центрального универмага не было. Кроме валюты Солдатенко поставлял в Москву продукцию наших цеховиков. А может быть свою собственную. Это мне предстояло еще узнать.

Кто-то наладил производство на ворованных излишках сырья. Производили дефицитные автозапчасти и автохимию. В столицу гнали резиновые патрубки для двигателей, антифриз Тосол, предохранители на электрику для легковых и многое другое.

Быть автовладельцем во все времена в Союзе было очень сложно. В восьмидесятые особенно.

Практически всё, что относилось к автомобилям, попадало под категорию «дефицит». Это был просто советский Клондайк.

И тот, кто имел хоть какое-то отношение к запасным частям в советском негласном «Торговом Табеле о Рангах» среди торгашей занимал высокое положение, примерно на уровне кассиров «Аэрофлота» и заведующих гастрономами.

Запчасти покупали все. От таксопарков, автотехцентров, до автопарков дипломатического корпуса.

Возили весь товар междугородними автобусами. Механики автобусных парков зависели от этого бизнеса и поставок запчастей.

Выходило, что Солдатенко создал целую подпольную финансово-промышленную империю со своей логистикой, банковскими операциями, производством и оптовыми поставками.

Лось рассказал обо всем этом вскользь. Но сам того не подозревая дал мне просто бесценную информацию Он больше рассказывал о том, как они «ломали» деньги.

Схемы с запчастями и валютой, со встречной поставкой видеотехники ему раскрыл Корольков. Они вкладывал часть украденных денег в оборот Солдатенко. Этот бизнес приносил баснословные барыши.

По словам Лосева они из десяти рублей делали пятьдесят. Но дядька Игорька намеренно ограничивал их участие каким-то своим соображениям.

Конечно, при определенных условиях, я мог бы добиться того, чтобы делу, связанному сегодняшним «разуванием» продавца чеков, дали ход.

Но скорее всего, Корольков отделался бы крупной взяткой или штрафом и я не сумел бы нанести Солдатенко значительный ущерб.

Теперь же я знал, что для бизнес Солдатенко представляет для него несоизмеримо большую ценность, чем просто кресло советского бюрократа. Пусть и высокопоставленного. То что мы имели было достаточным чтобы копать дальше и начать расшатывать ситуацию с Солдатенко.

Мы оставили Лосева в отделе, а сами поехали за пленками и припрятанным фотоаппаратом. Между мной и Костей возникала настоящая мужская дружба,которая возможна только в детстве и молодости.

Я был счастлив от того, что мог снова испытывать это великое чувство. Ближе к концу своей прошлой жизни я уже и забыл каково это — на пару со своими друзьями постоянно ввязываться в различные щекочущие нервы приключения.

Естественно, помимо различных совместных деяний мы с моими друзьями плотно общались между собой по ничем не ограниченному кругу вопросов.

Каждый из нас, совершенно не боясь попасть в состояние взаимной обиды, не стеснялся высказываться, нам было важно услышать личное мнение друга по любой из обсуждаемых тем.

Из прежнего опыта я знал, что в благостные годы процветания дружеских отношений человеку кажется, что дружба сохраниться в неизменном виде на протяжении всей жизни, что никогда ничто и никто не сможет принизить её или заставить разорвать их дружеские отношения.

Испытывая восторг от дружеского взаимопонимания, молодые люди всегда уверены, что даже в старости придут на помощь по первому же зову дружбана.

Это беззаботное время в молодости, перенасыщенное веселым общением, чувством локтя товарища и эмоциями имеет свойство незаметно для молодых людей проходить без шума и пафоса.

Мы подъехали на Дорогомиловскую и припарковались за пару домов от Березки а противоположной стороне. Уже стемнело.

На на московским темно-синем бархатном небосводе появились первые звезды и Луна. Я нашел взглядом Сириус. Все-таки огни столицы размывали это потрясающее зрелище. Небо здесь было не такое, как дома на море.

Улицы освещались электрическими фонарями, но в подворотнях было темно. Я заметил существенную разницу между Москвой восьмидесятых и Москвой две тысячи двадцатых. Сейчас не было той самой завораживающей красивой подсветки, что, впрочем, не делало город менее уютным.

Наша темная «заброшка», с осыпавшейся местами штукатуркой, молчаливо наблюдала своими забитыми досками окнами-глазницами за редкими прохожими.

Мы вошли во двор тем же путем что и ранее и вошли в подъезд.

Я остановил Костю, преградив ему путь рукой и приложил указательный палец к губам.

В здании кто-то присутствовал. Показалось, что я услышал, как где-то наверху потрескивает костер. Сквозняк принес слабый запах горящего дерева. Запахло дымком.

— Бомжи, что-ли в забрались? — на ухо мне шепнул Костя.

Пожав плечами я, как кошка, стал крадучись подниматься вверх по ступеням вглядываясь в темноту лестничной площадки.

Глаза привыкли к темноте и слабый свет с улицы пробивался сквозь щели. Его было достаточно, чтобы видеть перед собой.

Костя шел сзади. Поднявшись на второй этаж я заметил, что дверь квартиры, откуда я вел фотосъемку приоткрыта, а на стенах играют отблески огня.

Я рывком открыл дверь переживая, что кто-то устроил пожар и мой тайник с фотоаппаратом и главное пленками сгорит.

Но тут же понял, что мои опасения напрасны.

Это был небольшой костерок из паркета. Огонь горел в топке старой голландской печи с изразцами, которая стояла в углу одной из трех комнат квартиры.

Вероятно, раньше это помещение служило гостинной. Дым уходил вверх и всасывался сквозняком в канал ведущий в общий дымоходный стояк.

Перед этим импровизированным очагом, спиной к нам, сидел человек. Я видел только его худые плечи, одетые в старое потертое пальто с диагональными елочным узором и большую нечёсанную шевелюру на голове.

— Проходите, господа! Чувствуйте себя как дома. Вам здесь рады.

Произнес человек не оборачиваясь к нам.

— Охренел? — проревел у меня из-за спины Костя, — господа все в Париже! Ты тут сейчас всё спалишь к чертям собачьим! Туши давай! Или я сейчас пожарных вызову!

Он подался вперед. Но я опять его остановил рукой.

Мне показалось забавным это обращение и я хотел получше рассмотреть человека.

Будто читая мои мысли, он обернулся. Я увидел лицо заросшее бородой. Его волосы были длинными и спутанными из-за отсутствия ухода.

Засаленная черная борода скрывала небольшой рот с тонкими губами. Живые глаза бездомного за тусклыми линзами очков, видавших виду, светились интересом к нам и верой в лучшее будущее.

При этом его темная кожа была сухой и обветренной, что говорило о том, что он проводил много времени на улице и кроме прочего, скорее всего, употреблял денатурат. Если бы не очень глубокие морщины и мешки под глазами, то на вид ему можно было бы дать лет тридцать пять.