Граф Лазарев. Том III (СИ) - Флавий Вик Страница 28

— А я-то надеялся, — вздохнул я и направился на этаж Тайной Канцелярии.

В углу кабинета Блэйд стоял здоровенный мольберт, рядом с которым лежала аккуратная коробочка с кистями и красками. Выглядел он здесь примерно так же уместно, как альпинистское снаряжение на подводной лодке.

— Это что, ты завела себе новое хобби? — Я указал не мольберт.

— Хуже. Это подарок от Общества независимых художников, — ответила Анна. — Можешь забрать его себе.

— А что здесь делало Общество независимых художников? — удивился я.

— Ныло в основном. Как только просочилась новость, что «Дама в красном» сгорела, они чуть ли не устроили митинг на дворцовой площади. Требуют перенести все знаменитые картины в музеи, упрятать под стекло и запретить к ним приближаться, дабы не потерять, как они выражаются, «бесценный памятник искусства».

— А Тайная Канцелярия тут причем?

— Ни причем, но, как ты понимаешь, специального человека для общения с художниками во дворце нет. А тот из придворных, кого они поймали и вывалили свои претензии, меня, к сожалению, терпеть не может. Так что теперь у меня есть мольберт, больная голова и ненависть к художественному искусству во всех его проявлениях. Убила бы того придурка, который бросил «Даму» гореть! Ну как можно было вынести все остальное, а самый главный шедевр оставить?

— Да что все так носятся с этой картиной! — не выдержал я. — Подумаешь, какие-то кубики. Которые я видел в каком-то журнале, когда читал про пристрастие Шереметьевых к искусству, — дополнил я, поймав внимательный взгляд. — Причем там дама в красном вообще, когда никакой дамы там нет?

— Это особый художественный стиль. Под определенным углом, как ты выражаешься, кубики складываются в силуэт дамы в бордовом платье. Складывались, точнее. Это было самое знаменитое творение Врольского, вряд ли кто-то из современных художников сможет нарисовать нечто подобное.

— Это не стиль, а обычная мазня, — отрезал я. — Я и сам могу нарисовать не хуже.

Блэйд поморщилась.

— Фу, Вик. Принижать чужие заслуги некрасиво.

— Да я серьезно! Я понимаю, когда рисуют пейзаж или портрет, но кубики? Я тебе сейчас докажу.

Я подошел к мольберту и посмотрел на кисти, краски и палитру, скромно лежащие на столе рядом с ним. Очевидно, это тоже часть презента от Независимых художников. Как там краски-то разводят вообще? Или их не надо разводить?

Я аккуратно набрал на кончик кисти синюю краску и сделал осторожный мазок. На холсте появилась небрежная клякса. Это я-то кубик не нарисую?

Максимально осторожно, стараясь не мазнуть лишнего, я начертил вокруг пятна синий квадрат и закрасил его. Потом добавил недостающие грани, для наглядности оттенив их голубым. Ну что, первый кубик готов.

Я гордо посмотрел на Анну.

— Я же говорил, я нарисую не хуже!

— Бесподобно, Лазарев. Гувернеры, преподающие искусство рисования благородным девицам, тобой бы гордились. При условии, что девицам лет по восемь.

Я фыркнул и принялся осторожно рисовать рядом с синим кубиком красный. За ним последовали серый, желтый и зеленый. А я осваиваюсь, вон сколько кубиков! Какой бы еще к ним добавить?

Я посмотрел на палитру. Фиолетовый и рыжий мне не нравятся, смешивать цвета я не рискну… Почему бы не нарисовать черный? Добавим в картину немного мрачности.

Я аккуратно достал новую кисть, набрал на кончик черной краски и принялся осторожно выводить прямую линию.

— Черт!!!

Кисть соскользнула, прочертив отвратительную черную полосу прямо поперек моего зарождающегося шедевра. Все так старательно выводимые мною кубики были безнадежно испорчены.

— А я говорила, художником тебе не быть, — прокомментировала Анна.

— Так и задумано, — огрызнулся я. Оглядел загубленные плоды своего труда, тяжко вздохнул и принялся закрашивать их черной краской. Пусть будет один кубик, зато большой.

— И что сие есть? — спросила Блэйд, наблюдая за моей мазней.

— Аллегория на безысходность бытия и тайны, которые могут быть сокрыты в простом, казалось бы, предмете. Шедевр современного искусства, изображающий черный куб. Под названием, — я на мгновение задумался, — «Черный куб».

— Вик, а в этом твоем журнале заголовки сочиняешь не ты? — уточнила Анна.

— Нет, у меня есть для этого специальный человек.

— Слава богу!

Я критически обозрел свой шедевр. Безысходность он действительно отображал, но скорее не бытия, а моих художественных потуг. Тащить сие творение домой мне не хотелось.

— Знаешь что, Анна, в честь нашей дружбы я, пожалуй, подарю тебе эту картину. Пусть висит у тебя в кабинете и напоминает о наших совместных приключениях.

В глазах Блэйд на мгновение отразился ужас от открывшейся перспективы.

— Вик, думаю, я не могу ее принять. Ты ведь так старался, несправедливо будет забирать у тебя результат твоего труда. — Блэйд аккуратно подпихнула мольберт в мою сторону.

— Ну что ты, Анна, для тебя мне ничего не жалко. — Я подтолкнул «Черный куб» в противоположную сторону. — Мы ведь столько пережили вместе. Кстати, мне уже пора. — Я быстро двинулся к двери. — Меня там семья ждет…

— Семья — это голубь-демон? — полюбопытствовала Анна. — Остальные члены твоей семьи, насколько я знаю, остались в Лазаревом.

— Ну почему же? Еще и конь!

— Лазарев, а ну стой! — рявкнула Блэйд, но я уже выскочил за дверь, оставив ее наедине с новым шедевром художественного искусства. Не потащу я его домой — Каладрий засмеет.

Пока у меня есть немного времени до того, как меня снова припашут к государственным делам, надо разобраться с призраком. Вот завтра же этим и займусь.

Глава 10

На следующее утро меня разбудил нечеловеческий вой. Звук, доносящийся сквозь опрометчиво открытое вечером окно, заставлял уши сворачиваться в трубочку, а кровь застывать в жилах. Шел он со стороны, где стоял недавно подаренный мне дом.

Чертыхаясь и пытаясь спросонья попасть руками в рукава рубашки, я выскочил из спальни и выбежал на улицу. Не так давно этот вой я уже слышал.

Сторож Ерофей мирно дрых в своей строжке. Вгрызающиеся в мозг завывания, кажется, ничуть ему не мешали.

— Ты спишь⁈ — поразился я, расталкивая сторожа.

Тот что-то пробормотал и перевернулся на другой бок. Призрак в подвале загромыхал цепями.

— Вставай давай! — я встряхнул отчаянно сопротивляющегося Ерофея. Тот, наконец, проснулся и воззрился на меня заспанными глазами.

— Ваше Сиятельство, это вы? А что случилось? Или я службу проспал? Простите, если что, сморило вчера.

— Призрак случился, — ответил я, слушая очередную руладу из подвала.

— А, да это у него бывает, — отмахнулся Ерофей. — Но он только орет, больше ничего не делает. Предупредить вас надо было, вы бы спали, не тревожились.

— Спать⁈ — Я с ужасом уставился на сторожа. — Как можно спать под это вот? Как ты-то умудрился, он же воет у тебя чуть ли не под самым ухом?

— Привык я, Ваше Сиятельство. — Сторож, кряхтя, поднялся. — Жена моя, Марфа Петровна, когда не в духе была, еще и не так орала.

Я постарался представить себе Марфу Петровну. Образ вырисовывался демонический.

— Пошли в подвал. — Я потянул Ерофея за руку. — Я не собираюсь слушать по ночам все эти вопли. Если призрак не заткнется, клянусь, он пожалеет, что так окончательно и не умер. Будь он хоть сам черт из преисподней, будить себя по утрам я никому не позволю.

Я вышел, давая сторожу одеться. Через минуту заспанный Ерофей уже вел меня в сторону подвала. При этом бедняга, похоже, искренне не понимал, зачем барин разбудил его с утра пораньше. Ну воет неупокоенная душа так, что слышно на пол-Москвы, в чем проблема-то?

На двери подвала висел здоровенный замок. Этот замок просто-таки идеально подходил, чтобы запирать всяких инфернальных сущностей. Огромный, черный, ржавый, покрытый странной полустершейся резьбой, он выглядел очень мрачно и солидно. За дверью с таким замком само что-нибудь заведется чисто из уважения к стараниям тех, кто его повесил.