Мы, Мигель Мартинес. Испания (СИ) - Тарханов Влад Страница 28

— Мигель, надо успокоиться…

— Надо, Дуглас, ой, как надо. АЗ-ОХ-Н-ВЭЙ! Этот Фельдбин, а глик то им гетрофен, идиот, цудрейтер, он может сделать нам большой цурес.

Бамс! Это что, проснулось подсознание самого Кольццова и выдала эти ругательства на идиш? Нет, азохен вэй, это мне знакомо, я это выражение точно слышал раньше, оно означает…. Оно означает… В памяти всплыло, что это типа всё настолько плохо, что можно только вздохнуть «ох!» и «вэй!». Цурес… это что-то типа цимес, только наоборот… Аааа. Нет, цурес это беда, очень большая беда. А цимес, это, типа смысл. Цудрейтер, оказывается, я сам и перевёл, это идиот, но в отличии от мишугаса (безвредный идиот) это очень даже вредный идиот, отморозок. А что там за глюк привалил? Точнее, глик… вспомнил! Это означает дословно «куча счастья вам привалила» в том смысле, что пришла такая беда, что пора уносить ноги! Фуууух… разобрался. Шпигельглас смотрит на меня такими добрыми глазами. Чего это он?

— Миша, если тебя прорвало на идиш, то у нас понейший тухес, я правильно всё понимаю?

— Ага, и эта полная еврейская жопа наступила уже здесь и сейчас. А самое главное, надо понять, по чьей указке работает наш орёлик.

— Я весточку отправил. Думаю, что-то выясним.

— Времени выяснять нет. Надо как-то купировать эту деятельность Лейбы Лейзеровича, иначе всем нам крышка. Моя задача, как ты знаешь, не допустить гражданской войны в Испании или сделать так, чтобы Народный фронт в ней победил.

По всем признакам выходит, что, не смотря на сопротивление правых, Национальный фронт, точнее конгломерат левых на выборах должен одержать победу. Тогда мятеж военных станет более вероятен, но левые выступают в роли правительства, их позиции изначально более сильные и мировая поддержка мятежников не будет всеобъемлющей. Тем более, что Германия пока еще не нарастила свой военный потенциал. А если спровоцировать военных вовремя на мятеж и быстро его подавить, то республика может выстоять, и красная Испания из мечты превратится в реальность.

— И в этот момент может выясниться, что Нани хотят убрать не фалангисты, а самые обычные большевики-сталинисты. Это, во-первых, скандал и раскол в компартии. Во-вторых, раскол и ослабление сил Народного фронта, что даёт шанс правым остаться у власти. Учитывая, что армия чуть ли не самая влиятельная политическая сила в стране — революцию они смогут задавить. А другого выхода, кроме восстания у левых не будет. В-третьих, это дискредитация Советского Союза в глазах наших друзей. Многоходовочка получается, один всего теракт, а какой от него резонанс может пойти, страшно даже подумать.

Надо сказать, что к этому времени я уже подостыл и ругательства на идиш из меня уже не лезли, хотя теперь полезли матюки, причём в самом неограниченном количестве.

— Ты прав. — сказал я, а дальше минуты три изгалялся на коренном русском, и от моих фраз глаза Шпигельгласа становились всё более квадратными. Кажется, мне удалось за это короткое время ни разу не повториться.

— Ты и так умеешь.

— Могём! — отвечаю, чувствуя, что теперь меня окончательно отпустило и можно перейти на конструктивный разговор.

— Не могём, а могем! — поддерживает волну Дуглас. Блин, он что, тоже попаданец? Откудова у него эта фраза из кинофильма «В бой идут одни старики»? Надо проверить.

— Скажи не тут продается славянский шкаф? — вбрасываю.

— Какой шкаф? Он же тут испанский? И мы ничего не продаем, Миша, с тобой всё в порядке?

— Теперь точно в порядке, Сергей Михайлович. Продолжим? — Уфф… кажется, гениальные фразы просто носятся в воздухе. А то от попаданцев было бы не протолкнуться.

— Несомненно.

— Только мне кажется, что нашим орёликом управляет кто-то посторонний. Вот только кто? Первый вариант: крыса в ИНО. Возможно?

— Более чем. — подтверждает мою мысль Дуглас.

— Второй вариант: кто-то из Коминтерна. Сам знаешь, у ИНО с Коминтерном были слишком тесные связи, мы использовали их агентуру и наоборот. Есть такая вероятность, что Орлова играет кто-то очень влиятельный из Организации. Тем более, там остались троцкисты в более чем достаточном количестве. А методы он использует как раз по методичкам Коминтерна.

— Надо прошерстить его связи с этой конторкой, посмотреть, с кем он работал раньше, я так понимаю. — Сделал себе заметку мой собеседник. Киваю ему головой.

— И третий вариант: его играет кто-то из высшего руководства страны. То есть, крыса пробралась в окружение вождя. Это для нас самый хреновый вариант. Потому как я не уверен, что мы сможем его самостоятельно раскрутить.

— Вариант, что Фельдбин — инициативный дурак ты не рассматриваешь? — поинтересовался Дуглас.

— В принципе, можно принять как четвёртую версию, но мне она представляется маловероятной. Лейба сволочь, но не дурак.

— Ну это про любого из нас можно сказать — подкидывает шпильку Шпигельглас.

— Согласен, можно. Давай наметим план действий, потому что сидеть на попе и ждать, как события развернуться нельзя — ни в коем случае.

— Работаем! У меня вот такие мысли по этому поводу…

А дальше пошла обычная работа — составление планов, кому какие поручения раздать, кого чем нагрузить, что делать в первую очередь, что отложить на потом. А что тут поделать? У меня тут в подчинении очень мало людей, поэтому разогнаться не могу. А еще надо учитывать два момента: первый, это то, что Орлов тоже не будет сидеть на попе. А будет продолжать путать карты и заметать следы, чтобы мы его за жопу ухватить не могли. Второй же момент был в том, что я полностью, на сто процентов Дугласу не доверял. Как говорится, доверяй, но проверяй. Поэтому я решил воспользоваться еще и своим личным каналом, чтобы отправить срочное сообщение Сталину. Чувствую, что без его вмешательства ничего не сдвинется с места. Особенно, если надо инициировать внутреннее расследование. Тут без его одобрения ну никак!

* * *

Москва. Кремль. Кабинет Сталина

27 декабря 1935 года

Время шло к полуночи. Обычно в это время вождь никого не принимал — работал с документами, иногда звонил по телефону, но личные встречи в такое время могли быть вызваны только чрезвычайными обстоятельствами. Без четверти полночь в кабинет вошёл запыхавшийся Киров.

— Коба, что случилось?

— Случилось, Сергей, случилось. Сейчас еще Артузов подъедет, и начнём.

Вождь несколько минут сомневался, дёргать ли начальника ИНО, но всё взвесив, решил, что всё-таки надо. Дело касалось его епархии, значит, надо выяснить, что у него там не так. Пусть отдувается. Через семь минут в кабинет вошёл и Артузов, он поздоровался, извинился, что дорога заняла столько времени: его вызвали с загородной базы ИНО, где проводил собеседование с агентом, который должен был отправиться в Стамбул в качестве резидента-нелегала.

— Собрались. Хорошо. Теперь читайте. Экземпляр один. Так что читайте вместе. Копию снимать не собираюсь.

Пока прибывшие товарищи читали послание Кольцова, Иосиф Виссарионович закурил, чтобы не выдавать своего нервного состояния. Это был какой-то замкнутый круг. Почему-то внутренние враги не собирались сдаваться. Они постоянно искали возможности подгадить и Сталину, и самому Советскому государству. Почему? Проиграли… признайте поражение и работайте на благо страны. Тогда вас не тронут. Но нет… Всё равно… интриги, подставы, вредительство. Причём прикрываются правильными лозунгами, но вся их деятельность направлена на то, чтобы эти лозунги у народа колом в горле стояли! Вот, Бухарин, любимец партии. Вроде объяснили ему ошибки, понизили, ты начни работать, исправлять ситуацию. Покажи себя ценным сотрудником, а не болтуном от партии. Так нет… Сейчас на каждом углу по секрету жалуется на несправедливость, рассказывает, как его ценил Ленин. Урод! И что с таким делать прикажешь? А ведь обещал никого не за дело не убирать. А вот такие разговоры, это как? Дело? Или еще нет?

— Прочитали? Что думаете?