Лирик против вермахта (СИ) - Агишев Руслан Страница 28

— Ладно, еще слушай… Гитлер спрашивает свой портрет. Мол, чем война кончится? А тот подмигивает и отвечает, что мы с тобой местами поменяемся. Как это так, удивляется Гитлер? А очень просто, отвечает его портрет. Меня снимут, а тебя повесят.

Замолчав, Мишка замер. Анекдот был простенький, но с глубоким содержанием. Должен был «выстрелить»

— Говоришь, местами поменяемся? — задумчиво переспросил мужичок, почесывая бороденку. Лицо его постепенно менялось: хмурые брови раздвинулись, морщины на лбу разгладились, кожа начала наливаться краснотой. И, наконец, он загоготал во все горло. — Гы-гы-ы! Местами поменяться! Гы-гы-гы! Меня снимут, а тебя повесят! Гы-гы-гы!

Довольный Мишка кивнул. У него получилось. Нужное слово все-таки сильное оружие, если его грамотно применить.

— А вот еще кое-что… Сидит Гитлер на березе, а березе гнется. Посмотри, Ковпак, родной, как он нае…ся!

Мужичка от такой незамысловатой частушки аж скрутило. Только что рядом с телегой шел, а вот за живот хватается и давится хохотом. Лицо уже не красное, а бардовое. Как бы его удар не хватил, испугался Мишка. Похоже, нужно завязывать, рано еще выделяться. К сожалению, поздно спохватился.

— Это кто тут про меня байки рассказывает? — вдруг кто-то недовольно пробасил из-за спины. Голос при этом был тяжелый, командирский, от которого невольно хотелось вскочить. — Хижняк, ты ржал, как жеребец? — новый Мишкин знакомец уже вытянулся по стойке смирно, не жив не мертв. Глаза навыкате, лицо бледное. Руки по бокам сложил, словно рядовой перед офицером при старом режиме. — Два наряда на кухне! А сейчас мухой в конец! Опять повозка с типографским станком застряла. Помочь треба.

Для Ковпака это был первый крупный рейд по немецкому тылу. До этого он со своими людьми старался больно не высовываться: сидели больше на одном месте, набирали в отряд людей, готовили подрывников для диверсий, искали выходы на местное подполье, опыта, словом набирались. Сейчас же Москва требовала действовать, чтобы оттянуть хотя бы немного сил с фронта и ослабить давление на Западном фронте. Оттого и пришлось по местам недавних боев пройтись, чтобы основательно припасами запастись для нового дела. Нутром чуял, что его отряду непросто придется на Западной Украине и Белоруссии, оттого и «затарился», как в последний раз. Повозки партизанского обоза едва не трещали под тяжестью патронных цинков, ящиков с минометными минами и гранатами, мешков с динамитными шашками. Даже походный печатный станок из сожженной типографии с собой прихватил, чтобы и за линией фронта агитацию и пропаганду вести.

— … Хм, Путивль — Сумы и дальше на запад… Сдюжим ли? — задумчиво бормотал Сидор Артемьевич, устроившись на привале с картой. Ногтем водил по лесным массивам, держался вдали от шоссейных дорог и крупных железнодорожных станций, стараясь проложить самый безопасный путь на запад. — А то ведь и портки порвать можно от натуги… Приказ, конечно, есть приказ, но и головой потребно подумать.

Приказ из Москвы был однозначно прямолинеен и не допускал никаких иных толкований: партизанский отряд под его командованием должен был совершить рейд по немецким тылам и, обосновавшись на Западной Украине, заняться организацией там широкого партизанского движения. На месте следовало громить немецкие гарнизоны, нарушать движение железнодорожного транспорта, освобождать пленных советских бойцов из лагерей. Задача, не самая легкая. Теперь оставалось лишь придумать, как все сделать так, чтобы выполнить приказ и сохранить при этом своих людей. Ведь, им предстояло пройти около двухсот километров по территории, на которой немцев было, как блох на дворовой собаке.

Дело, и без того непростое, осложнялось и тем, что на этих землях не очень любили советскую власть. Как сообщали проверенные люди, в городках и селах Западной Украины местные жители массово вступали в добровольческие полицейские отряды, чтобы выискивать москальскую «крамолу». Правда, все эти «хиви»[1] были большими охотниками не воевать, а скорее местных жителей, своих же соседей, гнобить. Вот грабили и издевались они с огромным удовольствием.

— Нам нужно пройти так, чтобы до поры до времени немец о нас ни слухом ни духом был. Сдюжим, значит, все получится. А не сдюжим, то получится, как в этой глупой частушке. Только не Гитлер, а мы все с березы нае…ся! Вот паскудство, прилепилась и все тут!

Командир недовольно фыркнул. Частушка, что сегодня услышал, оказалась страсть, какая прилипчивая. То и дело в голове «крутилась»: «Сидит Гитлер на березе, а березе гнется. Посмотри, Ковпак, родной, как он нае…ся!».

— Опять… Вот же стервец, придумать такое! И откуда только свалился на мою голову?

Случай с этим парнишкой, что его разведчики у подорванного моста нашли, и правда, был интересным. Судя по всему, там произошел жаркий бой, наши бойцы из охраны моста пытались от врага отбиться. На месте нашли больше четырех десятков немецких трупов, пару сгоревших грузовиков и с десяток мотоциклетов. И, если разведке не привиделось, то виной всему и был этот самый мальчишка из санитарной повозки. Его как раз и нашли у пулемета, усыпанного гильзами. Вроде как лежал, навалившись на пулемет, и в ручки так вцепился, что едва оторвали. Значит, он и стрелял.

— Героический, выходит, хлопец, но ершистый, — против своей воли Ковпак улыбнулся, вспомнив себя в детстве. Тоже был не подарок. Задирист, что деревенский кочет. Чуть, кто косо из мальчишек на него взглянет, в драку лез. Девкам проходу не давал, с фисгармонью перед ними гарцуя. И этот такой же. — Заноза в заднице, как пить дать. Надо его срочно к какому-нибудь делу определить, а то даст стране угля…

Командир партизанского отряда, как в воду глядел. Мишка в этот самый момент, лежа в санитарной повозке и одурев от вынужденного безделья, начал строить планы. И, судя по его бормотания, планы были очень даже сравнимы с наполеоновскими.

— … Видит Бог, в какую-нибудь хозяйственную часть определят, и будешь целыми днями кашу варить. Или сортиры копать прикажут на весь отряд. Словом, прощай, герой, спаситель Отечества… Не-ет, так не пойдет. Командовать парадом должен я…

Сказать легко, ты попробуй сделай. Мишка честно пытался придумать план, что даже внешне проявлялось. Он то хмурился, то скалился. Начинал усиленно почесывать затылок, и одновременно скрипеть зубами. В конце концов, на его кривляния обратила медсестра, совсем «зеленая» еще девчонка, что приглядывала за раненными.

— Ты чего, Мишаня? Больно, да? — на парня с таким сочувствием уставились огромные зеленые глаза, что он против своей воли кивнул. Вдобавок, даже болезненное выражение на лице скорчил. Мол, так больно, что кушать не может. — Может кипяточку тебе с малиной? Я же мигом…

Мишка вновь кивнул, не отрывая взгляда от ее глаз. Хороша, чертовка. Рыжие кудряшки выбиваются из под белого платочка. По чуть вздернутому носику и щекам с ямочками разбросаны веснушки. И такой пронзительный взгляд, словно прямо в душу смотрит.

— Я сейчас, Мишаня, сейчас, потерпи, — и умчалась куда-то в хвост обоза.

А он все глядел ей в след, и почему-то вспоминал одну из скороспелых певичек, с которой работал в далеком будущем. Та девушка из его воспоминаний была поразительно похода на сестричку, без преувеличения как две капли воды. Конечно, второй не доставало не доставало лоска первой, откровенно манящего взгляда, ну и внушительной груди, едва не выпрыгивающей из платья.

— Прямо алмаз, которому не хватает лишь огранки, чтобы стать роскошным бриллиантом…

Парень улыбнулся, снова и снова воскрешая в памяти соблазнительные образы зеленоглазой красотки из будущего. Вот она договаривается с ним о новом шлягере и пытается привычным способом сбить цену. При этом наклоняется так низко, что ее коричневые соски за туго обтягивающей блузкой едва не упираются ему в лицо. Потом зеленоглазка уже оказывается на письменном столе, призывно разводя длинные ноги. Спина изогнулась, натягивая ткань блузки и четко очерчивая упругую грудь без какого-либо намека на лифчик.