Дух воина (СИ) - Красовская Марианна Страница 3

Протянул руку. Женька отпрянул. Мужчина засмеялся, показывая крупные белые зубы, а потом все равно дотронулся до коротко стриженных светло-русых волос. Приподнял подбородок, попытался раздвинуть губы. Женька натурально оскалился, зарычал, как волчонок. Мужчина снова расхохотался, хлопая себя ладонями по коленям.

– Йох, – сказал он. – Чонын сэтэл!

Встал, посмотрел на мальчика сверху вниз и что-то сказал деду.

Тот всплеснул руками, затараторил сердито, потом жестом велел Женьке встать и задрать рубаху. Мальчик осторожно приподнял ветхую ткань, обнажая впалый живот и повязку на боку. Старик быстро снял полосы ткани. Рана на боку уже зарубцевалась, и ткань вокруг неё хоть и была красная, зашитая грубыми нитками, но особо опасной не выглядела. Гной не сочился. И вообще, казалось, что Женьку ткнули ножом не менее недели назад.

3. Ритуал

– Пей, – сказал Аасор неразумному ребёнку, сидевшему перед ним и отчаянно чесавшемуся. – Будем к духам взывать.

Ребёнок его слов не понимал, но это пока. Внутри Дженая тоже есть дух. И если человека сложно и долго учить новому языку, то духи друг друга понимают без слов. Аасору никогда ещё не приходилось такое колдовство творить, но он был рад, что сможет попробовать. Получится – отлично, нет – баня ещё никому не повредила.

Для того, чтобы сделать все правильно, пришлось звать на помощь воинов. Те прибежали быстро – ещё бы, сам шаман зовёт, да еще просились мыться с ним, но Аасор сказал: "Обряд очищения от злых духов для чужака", и они быстро передумали. Мало ли, каких духов может шаман изгнать из них! Может, дух вожделения к женщине или дух соперничества, или старую ненависть, без которой многие не мыслили жизни. Этак выхолостят тебя, как мерина, и будешь всю жизнь думать только то, что тебе хан прикажет... Больно надо!

Юноши, весело перекрикиваясь и бросая любопытствующие взгляды на забившегося в самую тёмную часть шатра светлоглазого бледного мальчишку, вынесли подушки, одеяла, сундуки, сняли покрывала и рейки пола, занесли и поставили на землю большой котёл, под которым развели огонь. В огонь положили булыжники. Потом старый шаман замахал руками, выгнал всех и плотно завесил вход. Стал кидать в котёл травки и порошки, а затем и раскаленные камни.

У Женьки все плыло перед глазами. В шатре стало очень душно. Резко запахло чем-то сладким. По спине потекли капли пота.

– Раздевайся, – скомандовал старик, и Женька с удивлением осознал, что понимает его.

– Не буду, – сказал он.

– Раздевайся и завернись в полотно, – Аасор кинул Женьке кусок ткани. – Смотреть не буду, но помыться нужно, чтобы выздороветь и смыть прошлое.

– Зачем это? – нахохлился Женька, быстро раздеваясь и заматываясь в простыню наподобие римского патриция. – Меня все устраивает.

– Прошлое не вернуть, ты теперь среди моего народа, среди кохтэ. Будет проще, если ты отпустишь ту жизнь и примешь эту.

– Что мне это даст? – спросил прагматичный Женька, утирая краем простыни пот с лица.

– В тебе дух воина, – голос шамана звучал вокруг мальчишки, он даже не мог понять уже откуда. – Будешь воином. Умеешь что?

– Ножи метать умею, – прошептал Женька, хватаясь за голову, которая кружилась так, что его всего закачало. – Драться умею ножом.

Что-то ещё говорил – много, захлебываясь словами, но вокруг уже была такая тьма, что Женька не понимал, жив он или мертв.

***

Наутро у Женьки болело все тело, а особенно голова. Натуральный Винни Пух – внутри опилки. Он попытался подняться, но не смог: все, на что его хватило – отползти и вывернуть содержимое желудка не на покрывало, где он лежал, а чуть дальше, на землю. Он лежал на боку, неглубоко и часто дыша и пытаясь зубами стереть горечь с языка, и едва не плакал, а старик подошёл к нему и потрогал за обнажённое плечо.

– Ну что, Дженай, – сказал он. – Совсем помираешь или жить будешь?

– Не дождётесь, – прошипел Женька злобно и замер, понимая, что он говорит не по-русски. Всё. Он теперь кохтэ. Капец.

– Эх, волчонок, – засмеялся Аасор, который после вчерашней душегубки чувствовал себя отлично. – Слабый, а огрызается. Ну ты поспи, потом полегчает. Наверное.

Женька зарычал, потом засмеялся, а потом снова потерял сознание.

Позже оказалось, что слова он знает не все. Чужой язык худо-бедно уложился в его голову, как пресловутые опилки, но родным не стал. Иногда он понимал все, что говорит Аасор, иногда натурально зависал, слыша только звуки. Зато бок после "бани" зажил совсем. Дженай уже на следующий день смог выйти наружу, а потом начал помогать шаману по хозяйству: подушки выносил на солнце, посуду мыл в деревянной кадке, пытался стирать одежду, за что получил по рукам.

– Стирают женщины, – строго сказал Аасор. – А ты – воин.

– Мне не зазорно, – спокойно ответил Женька. – В походе придётся самому, там женщин нет.

Он уже знал, что кохтэ – кочевники, которые не дураки сесть на коней и поскакать в набег на соседей. Он хотел в набег, это весело.

– Ээ, слушай, кто в походе стирает! – засмеялся старик. – В реке кровь замоют и снова на коня! Так что брось тряпки и показывай, как ты с ножом управляешься. Ещё пара дней, и хан за тобой пришлёт.

Женька широко раскрыл светлые глаза. Хана он боялся. А вдруг хан его прогонит или просто прикажет убить?

Выяснилось это гораздо быстрее, чем хотелось бы Женьке. Просто появился снова тот, в красной рубахе, поглядел на Женьку и сказал старику:

– Отец велел чужака привести. На испытание. Сколько ему? Четырнадцать зим есть?

– Есть. Но он не кохтэ, – недовольно ответил Аасор. – Какое ему испытание? Наши мальчишки с детства готовятся, а этот – рюс. В женском шатре рос.

– Не мои проблемы, – равнодушно ответил краснорубашечный. – Не пройдёт испытания – будет рабом. Отрубим ему мизинцы и ещё кое-что, и пусть вон стирает да воду таскает – ему не привыкать.

Женька прищурился, внимательно разглядывая болтуна. Что ж, он запомнил каждое слово. Он вообще ничего никогда не забывал и не прощал.

На вид посланцу хана лет двадцать пять. Молодой, загорелый дочерна, с узкими черными глазами и волосами, выбритыми на висках и завязанными сзади в короткий хвост. Лицо наглое, не красавец, но сразу видно – с женщинами проблем нет. Очень уж самоуверенный тип, да еще улыбается противно, насмешливо так. Женька ненавидел, когда над ним смеются, и это оскорбление тоже на счёт краснорубашечного записал.

4. Испытание

Женьку всего трясло от волнения. Он уже успел смириться, что умер в своём мире. Все равно не вернуть. А здесь всё по-другому, здесь даже не средневековье, а дикая степь. А ему и не привыкать.

Однажды он все лето жил с приятелем в шалаше на берегу Волги. Мылись в реке, нужду справляли в кустах, а ели то, что украдут на дачах, благо, недостатка никогда не было. Славное было время! То шашлыки, то рыба копчёная, то овощи наисвежайшие. Потом и яблоки. Хлеб таскали из птичников, там же иногда и курицу прихватывали, но это если уж совсем прижимало. С курицей возни много: ощипать, выпотрошить, разделать. И, главное – ну сварили. Раз поели, два. Три. А потом – надоело. Закопали остатки. Огурцы лучше – футболкой протёр и жуй.

Тут по сравнению с "дикой" жизнью просто санаторий. И еду сварит кто-то другой, и помыться организуют, и одежду вон выдали вполне себе крепкую, хоть и поношенную. А самое главное – никаких тебе небоскрёбов, машин, метро и игр на выживание. Тут ты просто живёшь. Идеально. Да ещё и жарко.

Женька понимал, что самая интересная жизнь – она явно не в шатрах. Воины – вот кто элита здешнего мира. А для того, чтобы стать воином, нужно учиться. На лошади он не сидел ни разу, правда, умел ездить на велосипеде и мопеде. И даже на права учился, но экзамен по теории завалил, ну и ладно. Зачем нужны эти правила, если никто их не соблюдает? К тому же у него никогда не будет машины, вот так-то. Драться саблей он тоже не умел. Зато умел воровать. И ножом драться. Тут он Аасора не обманывал – мало кто с Женькой мог в ловкости сравниться. И в меткости – он мог броском перерезать натянутую веревку. Да что там веревку – лист с дерева срезал. Только бы нож хороший был. Здесь такой не достать, а Женькина коллекция ножей осталась где-то на чердаке московской многоэтажки, где у него схрон был. Ну и пусть – плата за жизнь такая. Ножи было страшно жалко, но себя гораздо жальче. Не мертвый – это главное. Так что, Дженай, прекращай ныть и готовься к испытанию, которое тебе придется пройти.