Три принца - Алексей Викторович Селютин Страница 31

Сказал я, в принципе, неплохо. И видел в глазах незнакомых людей надежду, когда ходил меж ними в плотном кругу гессеров и прикасался к головам. Я видел всё то, что видел в Обертоне. И в который раз убеждался, что личное присутствие, что демонстрация живого потенциального спасителя даёт куда больший эффект, чем слухи о нём. Слухи нужны для подогревания интереса. Но если аниран не подтверждает слухи делами, если сам не встречается с людьми, если не говорит с ними и не благословляет, он рискует очень быстро превратиться в сказку. В сказку, запечатлённую на портрете. В сказку, в которую мало кто поверит.

Весь первый день я уделил ждавшим меня людям. Для каждого находил слово, каждого подбадривал и призывал не отчаиваться. И вырубился непробудным сном глубокой ночью у кроватки сына, которую уже успели смастерить. Я лишь обнял всё ещё слабую Дейдру, которая лежала на кровати и которую пичкали местными лекарствами и сытной пищей, подставил сыну палец, за который он ухватился и, как мне показалось, собирался потянуть в рот, и так и заснул, сидя у кроватки. Заснул с мыслью, что так и не решил, какое имя дам сыну.

Но всё же моё присутствие требовалось в другом месте. И с самого утра принц Тангвин утащил меня на очень важную встречу, которую организовал, - на встречу с примо Калламом и примо Талласом.

Восточная часть Валензона была отделена от остального города. На картах восточная часть города была похожа на грушу - узкое горлышко, а потом расширяющийся плод. Это горлышко перекрыли свежевыстроенной стеной с дубовыми воротами. А в гостевой резиденции короля, которая незнамо сколько лет была центральной достопримечательности восточной части, нас уже ждали как дорогих гостей.

Вернее, ждали как дорогого гостя лишь меня.

Без участия Алары, как я понял, сия встреча бы не состоялась. Поэтому, наверное с очень-очень далёких времён, Алара и Тангвин шли под руку прямо к двум статным мужчинам, судя по внешнему виду, едва перешедшим Рубикон. Обоим я бы дал слегка за пятьдесят. Оба в соку, крупные и крепкие. Гены явно неплохие... Оба носили окладистые бороды и дорогие наряды с выставленными напоказ золотыми украшениями.

Но лишь один из них сидел на деревянном стуле, установленном на каменной площадке сразу за ступенями. Второй стоял рядом со стулом, опирался рукой на спинку, как бы подчёркивая, что он - "правая рука".

Я немножко перепутал, подумав было, что сидит отец Алары. На самом деле сидел - и не стал даже вставать, когда мы приблизились - тот самый примо Каллам. Тот самый, возомнивший себя новым правителем суверенного государства под названием Восточный Валензон.

Так что встреча, как я сразу догадался, предстояла не из простых. Когда Тангвин и Алара взошли на ступени, все - и зрители, и стража, и другие серьёзные мужики в дорогих обновках, - склонились в поклоне. Даже отец Алары поклонился принцу, как бы намекая, что власть обладателя королевской крови он признаёт. И лишь примо Каллам остался на месте. Из сего явно демонстративного действа я вынес самый первый и самый правильный вывод - подружиться нам вряд ли удастся. Столь пренебрежительного отношения к власти, которую я собирался укрепить, терпеть я не стану. А значит, никакого пряника. Этот местный царёк или сразу примет мою волю, или отведает кнута.

Тангвин потом меня пожурил немножко. После моего приветственного выступления, голос у него дрожал. Коленки непослушно тряслись, а пересохшее горло требовало вина.

Но я не считал, что перегнул палку. После обмена рутинными любезностями, я сразу потребовал вернуть городу воду. Разрушить дамбу, разломать стену, отрезающую от остального города восточную часть, и этими камнями залатать акведук. И желательно как можно быстрее, ведь безжалостная зима приближается с каждой декадой.

Меня не послали в пешее эротическое, конечно, но громко пофыркать не забыли. Я двадцать раз напомнил, кто я такой, и чем грозит противление анирану, а значит - противлению посланнику небес. Но те, кто уже вкусил власти, кто уже ощутил на языке её сладостный вкус, угроз потенциального спасителя не страшились. Их страшило лишь одно - утрата власти.

Побледневшей Аларе потребовался стул, а остальные свидетели судорожно искали место, где спрятаться, когда аниран словесно сцепился с глупым и недальновидным примо. В итоге всё закончилось тем, что примо Каллам позвал преданных ему боевиков, коих я насчитал всего шестьдесят пять человек, и попросил помочь анирану покинуть его родной дом. Боевики немножко понервничали, но не забыли, кто оплачивает их труд золотом. А потому всё же решились наставить на анирана копья.

Добрый аниран всё же дал неразумным шанс - он дал им треть декады на раздумья. Но неразумные поступили неразумно - укрепили стену, поставили баллисту на башенке, заготовили множество стрел и горящей смеси, готовясь к осаде.

И осадой бы всё, наверное, завершилось. Я бы реально повёл гессеров на приступ, ступая впереди с гордо выставленным щитом. Но отец Алары - примо Таллас - оказался весьма прозорливым. А может, его дочка уговорила. Не знаю... Так или иначе, она тайно провела его в покои принца перед днём, когда истекал ультиматум. Тот называл своего двоюродного брата глупцом и был готов уступить анирану. Был готов открыть дубовые ворота, если аниран обещает его пощадить. Пощадить и, возможно, немножко вознаградить.

Этот куркуль мне не понравился с первого взгляда. Хитрый такой. Продуманный. Явно из тех, кто умеет считать деньги и беречь их. Кто никогда не упустит выгоду.

Но когда на одной чаше весов стояло кровопролитие, а на другой - определённые договорённости, глупо было доводить до кровопролития. Как говорится: худой мир лучше доброй войны. Поэтому я дал примо Талласу предварительное обещание, что оставлю его в живых и найду способ вознаградить. Лишь бы он выполнил свою часть сделки, вернул городу воду и не претендовал на то, на что претендовать не может по праву рождения.

И тот сдержал слово. Его люди среди бойцов двоюродного брата открыли врата и впустили гессеров. Сопротивляться им пытались, конечно. Но как-то вяло. Без огонька. Особенно когда впереди шёл аниран, размахивал щитом и всех пугал энергетический нитью.

Потери среди гессеров были ничтожны, а примо Каллам потерял всё: и тех, кто осмелился сопротивляться, и тех союзников-примо, кто, по какой-то непонятной для меня причине, решил его поддержать, и свою жизнь. И в этот раз, как и в случае с Хатемажем,