Теотль Сухоруков (СИ) - Кленин Василий Страница 32

Но всё решит «если». По счастью, мои сподвижники не дали мне шанса поволноваться. И сообщили о войне постфактум. Сволочи.

— Чолольтеков смяли первым же натиском, — спокойно вел «репортаж с матча» Серый. — Маловато у них осталось опытных бойцов. Я велел нашим идти от обороны — пусть увертки тренируют! Рассыпались широко, только в самый центр, где бог стоял, никого не пускали…

— В смысле, стоял? — застыл я истуканом.

— Ну, идол золотой. Твой.

— Ну, вы нашли, чем рисковать! — новый гнев упал на старые дрожжи, и меня снова понесло. — А, если бы они его захватили? Это же такой урон городу…

— Прости, владыка, — снова совершенно неискренне повинился Вапачиро. — Но, по счастью, бога не захватили. А, когда немалая часть аколуа увлеклась пленением побежденных (там не только чолольтеки были, наши тоже не все смогли врагу противостоять) я кивнул тлатоани, тот повелел поднять бога над головами — и это стало сигналом к общему наступлению.

«Ну, ладно, — смирился я. — Ход красивый. Я бы лучше и не придумал».

— Аколуа — достойные бойцы, — вежливо оценил противника Серый. — Но наши ребята довольно быстро их опрокинули. Конечно, когда в плен взяли наследника их тлатоани, оставшиеся кинулись на нас дикими зверями. Пришлось уже резать по-настоящему… Насмерть. Ичтакауэка потом сильно ругался…

Короче, спецназ имени Вапачиро повел себя неспортивно. Да и пофиг, здесь желтые карточки не выдают.

— А наследника пленил, конечно, сам Ичтакауэка? В благородном поединке? — улыбнулся я.

— В общем, да, — удивительно, но Серый, наконец, слегка смутился. — Ну… Не совсем благородном.

— Как это? — я с трудом мог представить, что наш краснокожий рыцарь в сияющих хлопковых доспехах способен на подлость в поединке.

— Да, просто он совсем мальчишка, — пояснил мой телохранитель. — Дрался славно, как койот, загнанный в ловушку. Но что он мог…

— С ума сойти! Послали на смерть пацана… А сейчас с ним что?

— Живет во дворце у тлатоани. Ждет жертвоприношения.

— Я должен его увидеть!

…Великий и могучий Ичтакауэка, конечно, изрядно удивился, когда целая компания служек Вернувшегося Бога стала настоятельно требовать его аудиенции. Но это оказалось бледной тенью того удивления, когда среди посетителей он увидел меня, ссутулившегося, в мешковатом плаще и с рожей, вымазанной красным. Соблюдая вежливость, тлатоани собрался было распластаться перед воплощением Бога, но я отчаянными гримасами остановил парня. Выгнал маскировочную стаю и объяснил цель визита.

— Ну, пойдем, — хмыкнул Ичтакауэка и повел меня коридорами.

В одной из комнат второго этажа он подвел меня к окну, выходящему в сад. Кивнул указующе. Там, внизу стоял мальчонка. Лет, наверное, восьми. Или, может, двенадцати — пойди разберись по этим детям. Стоял совсем один, если не считать бдительных стражей, что отсвечивали в сторонке. На нем были только набедренный передник и сандалии.

Обычный пацан с выстриженной головой. Острые углы плеч, выступающие лопатки, пунктир позвонков вдоль спины. И вот его скоро принесут в жертву.

Мне.

Пленник где-то отломал палку и ожесточенно крушил пузатый цветущий кактус. Точнее, уже не цветущий: некогда пышные бутоны грязными тряпками валялись на траве.

— Сущий звереныш, — вздохнул за моим плечом Ичтакауэка. — Только силу понимает. Хотя, неудивительно — с таким-то прошлым.

— А что не так с его прошлым?

— Да, остальные пленники рассказали. Когда мальчуган родился, явилось правителю Несауальпилли много странных знаков. А ты ведь слышал, что Усмиряющий Плоть знается с Тем Миром.

Я не слышал. Но запомнил.

— Вызвали предсказателей, принесли жертвы, воззвали к истинным силам. И выяснилось, что мальчишка проклят. Написано ему на роду отречься от родных богов и принять бога нового. Отвернется он от крови своей, забудет имя свое и предков своих. С именем новым придут к нему слава и мощь. При дворе умоляли, чтобы Несауальпили умертвил проклятого младенца, а тот не стал. Может, что-то видел своим колдовским взглядом. А может, просто жену пожалел. Она ведь была самая верная ему — это после целых двух, которых уличили во множественных изменах.

Вот об этом я что-то слышал, но смутно. А наш тлатоани-рыцарь продолжал свою грустную романтическую историю.

— Всё равно во дворце мальчишку не любят. Да он и не просил. Рос хищным зверем среди индеек. Не смотри, что мелкий. Говорят, он своими руками уже несколько человек убил. Не рабов безвольных, а придворных, — в словах Ичтакауэки просвечивало восхищение.

Я же буквально тонул в жалости к пацану. Запрограммировали на судьбу изгоя. Вырастили злобного волчонка. Эту психику поломанную уже, наверное, не исправить. Сами создали себе проблемы с этими предсказаниями дурацкими…

«Погодите-ка! Так они решили нашими руками от проблемы избавиться».

— Послушай, тлатоани! — я тяжело дышал, пытаясь оформить мысли. — Нельзя его убивать!

— Да как же?! — отшатнулся тот. — Это священный пленник, главная жертва. Боги отвернутся… Все боги!

Это да. Тут дело не в одном мне… Да блин! Не в одном Вернувшемся Боге. Цветочные войны кормят весь небесный сброд. Самое вкусное достается, конечно, богам победителей, но по «кусочку тортика» получит каждый. В этом и суть священной войны. Дать силы богам, дабы не затухло Пятое Солнце…

И взывать к жалости бессмысленно. Как можно жалеть одного пацана, если без его вкусной крови пострадают все остальные пацаны вселенной! И девчонки. И дряхлые старики.

— Ичтакауэка, послушай, — я быстро оформлял в голове сумбурные мысли. — Его же к нам на убой отправили. Боятся своего проклятого мальчишку. Вот нам и дали: если проиграем сражение, то хоть род тлатоани от грядущей беды избавим.

— Ну и что? — не понимал Ичтакауэка.

— А то, что Тескоко — это самый сильный союзник Теночтитлана. Значит, кто он нам?

— Враг, — машинально ответил мой ставленник, и искра понимания вспыхнула в его глазах.

— Если убьем пацана — сделаем врага сильнее. А, если оставим в живых, вернем им его — значит, проклятье и дальше будет висеть над родом Усмиряющего Плоть. Понимаешь?

— Понимаю, — неуверенно кивнул Ичтакауэка. — Но как? Как мы оставим богов без крови?

— Не переживай! Это я на себя возьму, — улыбнулся я. — Как-никак, тоже бог. Со своими договорюсь!

Если честно, мне казалось, что тлатоани меньше всех верил в то, что я — действительно, Бог. Даже у меня веры было чуток побольше. Но сейчас в его взгляде что-то такое промелькнуло… Страх? Восторг?

— Только смотри мне! — рыкнул я, почувствовав в руках новые рычаги влияния. — Ничего не предпринимайте снова, не посоветовавшись со мной! Это может стать роковой ошибкой!

Надеюсь, последняя фраза прозвучала достаточно многозначительно.

— А как его зовут-то? — спохватился я, уже попрощавшись.

— Иштлильшочитль. Черноглазый Цветок.

Созвав маскировочную сеть из служек, я облепился ими и поспешил к храму. День разгорался, улицы наполнялись людьми, и меня это нервировало.

— Как только дойдем до храма, — раздавал я указания помощникам. — Тут же поспешите к Тлакатлю. Скажите, что мне срочно нужны мои мастера: Хадани и Воронов Волос. Срочно! Это очень важное дело…

Я помедлил. Убедить Человека в важности иногда бывало нелегко.

— Это поможет снять страшное проклятье! — добавил я, не покривив душой. Почти. — И сам тоже пусть приходит. Но, сам Тлакатль не так срочно нужен.

Ну да, конечно! Когда кому-то сообщаешь, что он не сильно нужен (в отличие, от кого-то другого) — может ли что-то заманить сильнее? Уже вечером ко мне привели моих медников, а впереди них шел сам Человек.

— Мне нужны весы, — начал я без предисловий. — Такие же, как у торговцев, что в Доме Дара. Только очень большие.

— Так, а мы-то тебе зачем? — удивился Волос и скривился от локтя Хадани, воткнувшегося ему в бок. — Владыка…

— Самое сложное здесь — сделать чаши весов. Сможете, отлить чаши такого размера, чтобы на каждой мог разместиться человек? Ну, небольшой человек.