Записки кельды, часть 1 - Ольга Войлошникова Страница 36

Оп-па… кормящая — это значит, что ребёнку не больше года, а скорее меньше… Надо прояснить.

— Минуточку! — я подняла руку. — Так вы привезли Максима?

Мужик вопросительно глянул на Илью, получил какой-то сигнал и хмуро покивал:

— Да.

— А Марина — это, я так поняла, его супруга — она где?

— Здесь, — Мирон кивнул в сторону машин, — от мужа не отходит.

— А ребёнок?

— Оба с ней, — ещё интересней! — Как с ума сошла, не отпускает от себя, боится, что семью разделят.

— Так у ней двойня?

— Нет, старшему уже три годика.

— Тяжело ей будет при нашем неустройстве, хотя… Короче, что яйца мять — везите Максима, и девушка пусть подойдёт, я хочу с ней поговорить.

Мирон хотел сказать ещё что-то, но передумал, кивнул и решительным шагом пошёл к машинам.

14. «ПРЕДЧУВСТВИЯ ЕГО НЕ ОБМАНУЛИ…»

МАКСИМ И МАРИНА

Из санитарной машины выкатили каталку, всю обвешанную какими-то трубочками и датчиками. На лице лежащего была прозрачная пластиковая маска с подводящими трубками — искусственная вентиляция, должно быть. Или ещё какая байда, я не разбираюсь. За каталкой шёл врач.

Марина оказалась вовсе не такой, какую я успела себе представить. Почему-то я ожидала увидеть девушку, похожую на Одри Хёпберн, такую тоненькую, с аккуратным чёрным каре и обязательно с чёрными кругами под глазами. Из совпадений были: круги под глазами и цвет волос, жгуче-чёрных, заплетённых в две простые толстые косы. Марина оказалась крепкой, широкой в кости, с шикарных размеров бюстом и с раскосыми якутскими глазами на совершенно зарёванном лице. Одной рукой она судорожно цеплялась за каталку, второй держала крепко сбитого черноволосого мальчонку. Младенец спал в слинго-рюкзаке на груди.

Я пыталась разглядеть Максима сквозь стену портала, отделяющую один мир от другого. Неудивительно, что врачи сказали об отмирании мозга… при таких повреждениях… было плохо видно, как сквозь плёнку, и я постаралась максимально сосредоточиться. Параллельно мне хотелось разглядеть душу — а вдруг парень и вправду уже ушёл, и все эти показатели жизнедеятельности — всего лишь результат усилий современной медицины, поддерживающей безжизненную уже плоть? Да нет, вон он! Душа, спасаясь от нестерпимой боли, спряталась так глубоко, что перестала отражаться в жизненном плане. Смотреть одновременно в обе транс-реальности оказалось как… вот если бы перед глазами стояла вертикальная стена — и один глаз смотрит с левой стороны, а другой — с правой. И слева, например, подводный мир кораллового рифа, а справа — лес ночью. Кошмар, мозг чуть не сломался. Я так ушла во внутренний план, что забыла поддерживать себя и повалилась, едва не треснувшись лбом в стену портала. Вова поймал, спасибо ему.

— Камлает, однако! — прокомментировал Кадарчан.

Врач чопорно поджал губы.

Мирон смотрел на меня настороженно, а Марина — с безумной надеждой.

— Марин, такое дело… Мужа я твоего вылечу — в конце концов, я обещала. А на счёт тебя — я предлагаю сперва с мужем посоветоваться. Вдруг он не захочет к нам в посёлок? — Илья хотел было что-то возразить, даже рот уже раскрыл, но передумал и нахмурился. — Двое малолетних детей — это тяжело. Если бы мало́му было хотя бы пять лет… Опять же, пока здесь ему станет пять — у нас пройдёт двадцать. Решать вам.

Губы девушки упрямо сжались.

Я кивнула Мирону:

— Отключайте всю вашу аппаратуру и закатывайте.

Врач помедлил.

— Поскорее, пожалуйста, нас ждут дела! — ещё я на спектакли под названием «вы не настоящий врач» не смотрела!

Я отвернулась и отошла в сторону. Кадарчан что-то прикрикнул, бряканье оборудования разом приобрело гораздо более бодрый характер, что-то тревожно тоненько запикало.

— Любимая! — муж всегда контролирует ситуацию лучше меня. Носилки были уже на нашей стороне. Максим начал хрипеть и стремительно синеть. Я привычно уже попросила Вову:

— Держи меня!

Положила руку на лоб своего пациента и провалилась внутрь. В принципе, страшно, но не очень. Аккуратная, тщательная работа с телом, а потом с душой заняла у меня около десяти минут по времени «снаружи». Время «внутри» я не взялась бы оценивать, там всё и всегда было не так. Я вышла, разом почувствовав тёплые поддерживающие меня мужнины объятья.

— Спасибо, милый, я уже стою, — Максим спал, всё ещё пристёгнутый к носилкам страховочными, видимо, ремнями. — Распутай его, пожалуйста, и я его разбужу.

— Хорошо.

Он начал выполнять работу санитара, Илья и Кадарчан с энтузиазмом к нему присоединились. Приезжий врач взволнованно подавал советы из-за черты. Ну, и где ваш пафос, доктор?

Пока мужики были заняты, я присела на лавочку и маленько подпиталась сама. Всё время забываю про себя, иногда от внутренних усилий аж подплющивает…

— Готово, однако!

— Иду! — я положила ладонь Максиму на лоб. Особой нужды в этом нет, но на камеру, я думаю, так эффектнее: — Проснись!

Максим открыл глаза, сел, ничего не понимая. С трудом узнал помолодевших, радостно хлопающих его по плечам Кадарчана и Илью. Откуда ни возьмись появился пакет с одеждой…

— Максим! Макси-и-им!!! — Марина, ревела, послушно стоя по ту сторону границы миров. Надо же, какая внутренняя дисциплина!

Кадарчан и Илья успели сказать Максу о невидимой стене. Так, пошёл с женой разговаривать, посмотрим.

Мирон откашлялся, привлекая моё внимание. Гляди ты, деликатный какой!

— Вы можете обращаться ко мне «госпожа баронесса». Слушаю вас внимательно. Только недолго. Кто там у вас ещё?

Мирон аж поперхнулся.

— Откуда вы знаете?

— Вижу, — я не стала пояснять, что вижу по его поведению, основываясь к тому же на предположениях Вовы. Ну серьёзно! Не думаете же вы, что мне беспрерывно хочется залазить к каждому человеку в голову? Пф-ф-ф… Но впечатление это произвело нужное. Мирон сдёрнул фуражку и вытер проступивший на лбу пот.

— Девушка… госпожа баронесса, погодите! Сперва — спасибо вам за сына!

Сын! Так я и думала.

— На здоровье! Обращайтесь.

— Так вот, я и хотел…

— Дорогой Мирон! Предлагаю прекратить невнятные телодвижения и начать выражаться со всей пролетарской искренностью! — Мирон крякнул. — Кого вы ещё привезли?

— Трое сотрудников, сильно обгорели при тушении…

— Стоп! Таких подробностей не надо. Какой прогноз дают врачи?

— Да никакой… — Мирон угрюмо уставился в землю. — Как с Максимкой же: мы работаем… Работают-работают, а…

— По-нят-но. И вы решили спасти их, перекинув нам? А семьи?

— Семьи согласны.

— М-м… А мужики-то сами согласны? Они вообще в сознание приходят?

— Да там наоборот, обкалывают их, чтоб спали.

— Сильные боли, я так понимаю…

Мирон кивнул.

Со стороны оцепления раздался странно усиленный и слегка искажённый Галин голос:

— Мам!.. Ма-ать!..

— Так, Мирон! Во-первых, дайте проезд моему ребёнку или вам придётся платить за дополнительное время крану.

— Мы заплатим.

— Хорошо. Тогда скажите своим, пусть её сюда пропустят.

Мирон обернулся и проорал:

— Петров! Пропусти девушку!

— Во-вторых, сейчас вы выгружаете своих пострадавших, и они должны услышать наш манифест. Обращённый ко всем манифест, Мирон. То есть они должны быть в сознании, понятно? Если ваши парни согласятся принять наши условия — мы их принимаем в поселение как подданных — и я их исцеляю. Донесите до них эту мысль, пожалуйста. Если нет — по каждому случаю мы будем договариваться отдельно: возьмусь ли я лечить, когда и за сколько. Можете начинать. И снимите оцепление, чтобы люди могли подойти и слушать.

— Мать! — слегка запыхавшаяся взбудораженная Галя осторожно, чтобы не залипнуть раньше времени, протянула мне рупор, сваянный, по всей вероятности, из картона, скотча и прочих подручных материалов. — Это тебе от тёть-Наташи подгон, её на продлёнке выручал!

— Классная штука!

— Вова, привет! Ой, тётя Аня! Лёня! — все активно бросились здороваться. — Там это! Крановщик волнуется.

— А пускай не волнуется! — Вова решительно пресёк панические настроения. — Скажите ему, что зато его покажут по телеку и на официальных ресурсах баронства Белый Ворон будет его бесплатная реклама, аж на целый месяц! Если он вас аккуратно в портал загрузит, конечно.

— Ладно!

МАНИФЕСТ

Галя умчалась. Белая и пятнистая машина перестроились, парни в камуфляже тоже сместились, отделив собой небольшой уголок вблизи прохода, на который уже выкатывали первые утыканные приборами носилки, а я залезла на стол. Не возмущайтесь так, я сняла свои любимые кроссовки и расстелила