Венский вальс - Евгений Васильевич Шалашов Страница 38

— А на хрена вы представились?

— А потому что вы чемодан предъявлять не захотели. Обычно, когда мы требуем, все открывают.

Опять про чемодан, который я «не хотел предъявлять».

— А почему вы мне просто не сказали — товарищ Кустов, будьте добры, откройте ваш чемодан? — поинтересовался я. — А можно было сказать не будьте добры, а пожалуйста. Слышали такое волшебное слово? И что значит — требуем? Дипмиссия, конечно, считается территорией РСФСР, но ведь сюда разные люди приходят. А если я отказываюсь предъявлять свой багаж, то вы должны вежливо и твердо завить — просим прощения, дорогой товарищ, но в этом случае мы не имеем право вас пропустить. Вот и все.

В вестибюле никого, кроме нас не было, но все равно, проводить разбор полетов здесь нежелательно. Я повернулся к послу:

— Яков Станиславович, станете осматривать мой багаж?Вам все предъявлю. Даже флаконы духов и шелковые чулки, которые в Москву везу. Все покажу, но давайте в другое место перейдем.

— Верю, что адской машинки у вас нет, — усмехнулся Ганецкий и приказал. Товарищ Зарубин, возьмите чемодан товарища Кустова и отнесите в его комнату. А вы, Мурашко, пока останьтесь здесь.

Мы прошли в кабинет начальника полпредства. Яков Станиславович уселся за стол, а я пристроился рядышком.

— Как вам ваши сотрудники? — спросил Ганецкий.

— Плохо, — признался я. — О том, что они работники ВЧК, должны только вы знать. А здесь, как я полагаю, все посольство знает?

— Знает, — кивнул полпред. — Менять станете?

— А смысл? — пожал я плечами. — Этих уберу, где гарантия, что придут другие, умнее? А я теперь не уверен, что и другие лучше.

На самом-то деле я уже планировал их заменить, но на подбор новых сотрудников нужно время. Мурашко и Зарубин — креатура Бокия. Он, будучи моим заместителем и исполняющим обязанности подбирал людей для посольств, с которыми у нас имеется дипотношения. Набрал, стало быть... Значит, либо всех разом менять, либо вначале направить в полпредства ревизоров. И вместе с Трилиссером срочно организовать краткосрочные курсы для убывающих за рубеж. Вот здесь моя оплошность.

— Да, а почему Мурашко с Зарубиным у вас вместо швейцаров работают?

— А что им еще поручить? — усмехнулся Ганецкий. — Они же себя сразу себя со мной так поставили — мол, мы чекисты, призваны бдить и охранять. Вот, пусть по специальности и работают. На технический персонал средства не выделены, а остальные члены полпредства своим делом заняты. А мы же и торговлей занимаемся, и беженцами. Да и товарищу Артузову помогать нужно. Вон, недавно из Польши почти сотня человек вышла, из лагеря для военнопленных сбежали.

— А сколько человек в полпредстве? — спросил я.

— Если считать с вашими ... коллегами, семнадцать человек.

— Маловато.

— Прошу у Чичерина еще человек двадцать, но пока не дает, лишь обещает, — вздохнул Ганецкий.

Пока разговаривал с Ганецким, уже и вечер наступил. Наскоро перекусив с Яковом Станиславовичем бутербродами, отправился к себе. Что же, настало время побеседовать с подчиненными. Пригласив обоих в свою комнату, кивнул им на заправленную кровать:

— Присаживайтесь, товарищи.

Оба закордонных сотрудника уселись, а я, заняв единственный стул, сказал:

— Вы сейчас вольны встать и уйти. Дескать — ты нам не начальник и, вообще, товарищ торгпред — вы никто и звать тебя никем.

— Мы уже догадались, кто вы такой, — хмуро обронил Мурашко.

— Вот как? — сделал я удивленный вид. — И кто же я такой?

— Вы — начальник нашего отдела, — добавил Зарубин. — Когда Глеб Иванович нас к себе забирал, то сетовал, что начальник все время в командировках, а ему одному приходится все на себе волочь. Да и вели вы себя не так, как другие торгпреды, которые из Англии ездят. Они сразу, без уговоров, чемоданы открывали, а вы спорить принялись.

— Допустим, я не спорил, а хотел посмотреть вашу реакцию, — признался я. — Когда вас сюда отправляли, какие инструкции давали?

— Да никаких, — пожал плечами Мурашко. — Глеб Иванович сказал — дескать, начальник с вами должен встретиться, но его нет. Так что, смотрите сами, на месте разберетесь, что к чему. Приказал раз в месяц доклад слать по состоянию дел в Латвии.

Вовремя я Бокия убрал с должности зама, очень вовремя. Мало того, что он Дзержинскому жаловался, так еще и подчиненных настраивал против меня. И неумно, и непорядочно. А уж про то, что Бокий просто обязан был объяснить людям, в чем суть их новой деятельности, вообще молчу.

— Вы где раньше работали? — поинтересовался я.

— В Туркестане, в особом отделе.

— И чем занимались?

Зарубин вытаращил глаза, а Мурашко принялся перечислять:

— Присматривали за личным составом — за его политическим состоянием. Искали замаскированных конриков в войсках, и среди местного населения.

— И много нашли?

— Я вражеского агитатора выявил, — гордо сообщил Зарубин. — Он к нам в Самарканд из Бухары листовки таскал. А в Бухаре потом целый штаб белогвардейцев накрыли.

— А здесь у вас какие успехи? — поинтересовался я.

— Особых успехов нет, — посетовал Мурашко. — Ну, разве что, полпред Тихомиров уже два раза возвращался в полпредство в нетрезвом виде. Мы ему внушение сделали, а он нас по матушке послал. Сказал, что для дела ему нужно.

— А с кем Тихомиров пил, выяснили?

— Да как мы выясним-то? — удивился Зарубин. — Он в городе с кем-то пил, а мы тут целыми днями сидим. Рапорт, конечно, на имя товарища Ганецкого написали, но он ему хода не дал.

— То есть, Ригой вы любоваться не ходили? — уточнил я.

— Какое любование, товарищ начальник? Нам и здесь дел невпроворот. Целыми днями посетители шастают туда-сюда, едва успеваем документы проверять.

Ясно. Ригу они не изучали, ни улиц, ни проходных дворов не знают. Операцию, если она понадобится, завалят сразу. Про знакомство с местными жителями, наблюдением за эмигрантами и прочими, что могут представлять опасность для Советской России спрашивать глупо. А уж про вербовку...

— А что у вас с донесениями по состоянию политической жизни Латвии? Как информацию получаете? Какие газеты читаете? Понимаю,