Липовый барон - Романов Илья Николаевич Страница 38

Левая с кинжалом меня страхует, пока я вытягиваю кистень. Лови, дурачок! Нечего отвлекаться. Приятно?! Сейчас добавлю. По своему бы не попасть, а то било у кистеня – вещь непредсказуемая.

Поймал?! Вкусно?! А ты как думал?! Блокировать цепь кистеня кинжалом? От кистеня можно уберечься только разрывом дистанции или, наоборот, сближением, но ты-то связан в бою с двумя. Если ты на секунду завязнешь в ближнем со мной, то это верный заход тебе в спину от подранка из третьей. Да и оружие для тебя незнакомое.

В общем, пришлось выложиться во втором бою. В нём я уже почуял, что стал задыхаться. Шустрого дважды отоварил по хребту. Не повезло ему. Осколки рёбер наверняка лёгкие проткнули. Улетай на небеса, противный!

Третьего дуэлянта без нашей помощи убил десятник. А вот нечего ему было отвлекаться на смерти корешей, в итоге зазевался.

Красиво их сделали. Ну во всяком случае без потерь. Честь тысячи отстояли.

Нас лезут поздравлять. Хлопают по плечам. Кто-то недоволен, проспорил. Перед Загрой и сотниками все расступаются.

– Считай, что ты отстоял честь тысячи! Свои проступки ты искупил кровью! – кратко и по существу на публику громко произнёс Загра.

На деле он этим не только себя пропиарил, но и нашёл формальный повод отмазать меня от административного наказания. Ну как же! Моего орла, что живота своего не щадил за честь полка, отдать на расправу крючкотворам?! Меня мои же офицеры не поймут!

Походу, сегодня не только третья и пятая сотни себя разрекламировали, но и вся третья тысяча. Что я там говорил про российскую армию? Да, я косипор, но полезный.

Тут, походу, та же самая действительность, как в любых войсках: наработаешь авторитет и потом он начнёт тебя прикрывать.

Глава 7. Траты, жрец и печаль казематная

Гумус радостно месил босыми ногами осеннюю грязь: ну как же, наставник молодец. А я был погружен в свои думки. Ну отоварили мы в части этих трёх, а где уверенность, что новые не нарисуются?

Опять же, одно дело честный бой и совсем другое – грязный. Вечно озираться от каждой тёмной тени в подворотне никаких нервов не хватит.

Не случайно самураи не любили ниндзя. Вроде что тут такого?! Не многие ниндзя могли в прямом столкновении почестному порубить самурая средних способностей. Их презирали за грязные методики боя. Европейские рыцари тоже презирали ландскнехтов за их эффективность, и испанскую пехоту, и швейцарских алебардистов.

Не скажу, что у меня совсем чистые алгоритмы ведения боя, но именно поэтому я понимаю, как легко человека подловить. Сам далеко не ниндзя, но кое-что знаю. Не случайно хапкидо считается самым низким единоборством, по которому даже соревнований не проводят. Кому после спарринга нужны последствия в виде выколотых глаз, вырванных ключиц, оторванной мошонки и прочих прелестей.

Врать, что имею в этой дисциплине чёрный пояс, пусть даже первого дана, не буду. Так, ознакомился немного, двух на неожиданности в рукопашке подловлю, да и то, если повезёт.

Да что там я. Я однажды видел, как сэнсэй с фингалом на пол-лица пришёл на тренировку, а у него второй дан. Говорил, что он с мотоцикла навернулся, но мне кажется, что тот «мотоцикл» зависал в баре и весил больше ста десяти. Ну с кем не бывает от неожиданности и по пьяни.

От мыслей меня отвлёк мой мелкий. Ушиб обо что-то ногу и ругается. Надо ему обувь какую-то справить.

В общем, неудивительно, что мы из Злого завернули к Чистому, заказали ботинки по местной моде и мерке. Через пару дней паренек сам за ними забежит без моего участия.

Кору Равуру я передал слова кор-сэ́ Загра. Старик призадумался.

– Про купца ничего не скажу, а дознаватель мне известен. Не бедствует, но никто его не ловил – вот и вся характеристика. Где он живёт и как его найти, пока не знаю, но завтра будет известно. Плохо, что с Антеро не поговорить. Тут я тебе не помощник. Отдыхай пока.

– А кто помощник?

– Жрецы часто ходят к заключённым. Их пускают за небольшую мзду. Есть кто на примете?

Вот ты жук! Ну не верю, что у тебя самого нет знакомых жрецов. Просто тебе лень или есть ещё какая-то причина.

– Есть, – ответил я, припоминая жреца, ну того, ученика которого я спаивал в таверне. Как там его… В общем, не помню, но примерно представляю, где его искать при условии, что он ещё не съехал. – Жрец… как там… бога смерти, юноши с веткой чего-то там… подойдёт?

– Рарнор, – поправил меня старик. – Подойдёт. Поезжай тогда к нему. Кто знает, что из этого выйдет…

Жрец Рарнора, на счастье Антеро, ещё никуда не уехал. Почти месяц в гостинице. У него что, тут скидка по проживанию, или не он платит?

Мне даже искать старика не пришлось, подфартило. Сидел внизу в таверне и спорил с вонючим и грязным незнакомцем о пользе и вреде мытья. Ученик, которого я месяц назад спаивал, сидел за столом и с умным видом вникал в беседу.

Ну просто идиллия, беседа местного Платона с Диогеном; у них, как и всех сократиков, было принято спорить о высших вещах за вином. Это от них растут корни русской беседы о недосягаемом на кухне под беленькую. А панки – это вообще отголосок двух с половиной тысяч лет от Диогена и его учеников. Киник[42] в переводе с древнегреческого – «собака», как и само слово «циник» – отголосок жизни этого древнегреческого мудреца.

Это к тому, что я был несколько обескуражен тем, что жрец Рарнора пил вино за компанию с бомжом. Особо он на кружку не налегал, но ведь нам с Антеро он вообще загонял, что не пьёт алкоголь из-за здоровья. Врал, скотина, побрезговал с нами выпить…

Речь шла не о чём-то особо заумном; как я уже говорил, шёл спор о пользе или вреде чистоты, но такими словами и фразами, что у меня ум за разум заходил. Я понимал от силы одно из пяти произносимых слов.

Мозги скрипели и отказывались верить, что за этим набором звуков есть какой-то смысл. Хотя если взглянуть на кислую рожу трактирщика, то он тоже мало что понимал, хоть и язык для него родной.

– Вот что, любезный, налей-ка мне кружечку, – довольно громко сказал я. Так я решил привлечь к себе внимание не только трактирщика, но и старика жреца.

На меня покосились с недовольством все десять человек в таверне. Да, вы не ослышались, именно столько. За одним столом сидели и спорили о чистоте бомж и жрец с его учеником. Остальные, так сказать, были на периферии и вслушивались в слова умудрённых мужей. Судя по опрятности одной стороны и вони другой, тут были сторонники обеих версий спора.

– И часто тут такое? – довольно абстрактно поинтересовался я у трактирщика.

– Не очень часто, но лучше бы вообще не было никогда, – морщась, словно от зубной боли, ответил мне трактирщик. – Раз в пять дней, иногда чаще, иногда реже, тут такие словесные баталии происходят, что хоть таверну поджигай…

Ну-ну, так ты мне в уши и заливай, что заведение подожжёшь. Сам сказал «словесные баталии», а это не обороты речи простого пивоналивателя. Походу ты от споров своих посетителей тоже чему-то научился. Значит, в кайф тебе такие речи слушать, а на фоне меня, верзилы малограмотного, ты косишь под простачка. Типа «будь проще, и люди к тебе потянутся».

Хотя дело, может, и в другом. Вон как в таверне чисто и опрятно, а тут кто-то поносит витиевато твой порядок и чистоту.

Я присел у барной стойки и минут десять выслушивал малозначащие для меня звуки. Ждал, пока жрец освободится, а то, пока он мыслями в споре, как-то нелепо будет обратиться к нему с просьбой навестить Антеро в тюрьме.

Я неторопливо лакал вторую кружку, когда на меня решили обратить внимание спорщики.

– Молодой человек, не сочтите за неуважение. Вы, как человек непосвящённый в таинства области знаний… – начал жрец.

– Да просто! – перебил жреца бомж и рявкнул: – Мы хотим, чтобы ты был сторонним судьёй в споре!

– Так я же почти ничего не понимаю в том, что вы говорите, – возразил я.