Громов. Хозяин теней. 5 [СИ] - Екатерина Насута Страница 38

— Отказался?

— Да побывал на собрании. Все в масках. Курят опий. Пьют. И рассуждают о новом пути. Ещё вот стихи читают странные, где смысла нет, слова будто наугад, но в рифму. Да и… — он покосился на меня, явно раздумывая, стоит ли шокировать бедного подростка информацией, что выпивкой и курением опиума дело не ограничивалось.

Наверняка, оргию устроили. Какое тайное сообщество и без оргий?

— В общем… я себе иначе всё представлял, — закруглился Мишка. — Но, пожалуй, ты прав. Если речь не об опиуме или революции, но… о науке? Научном познании? Или что-то иное? Он действительно мог бы найти… соратников?

А то.

Где их ещё искать.

Не публиковать же в газете объявление, мол, планирую проводить незаконные и опасные эксперименты. Ищу желающих присоединиться.

— Но то, что было раньше — это раньше. Не факт, что это сообщество не развалилось, — Мишка явно не желал ранить меня критикой идеи.

— Не развалилось, — в этом я был совершенно точно уверен. — Тань, он ведь переписывался с кем-то? Когда вернулся из Петербурга. Изыскания проводил. Статьи печатал. Учебники вон. Преподавать собирался. Это ведь тоже связи. Они сохранились, и сохранилось…

— Сообщество, — подсказала Татьяна тихо. — Я мало помню из детства. И отца, честно говоря, побаивалась. Тимоха…

Мог бы рассказать больше?

Пожалуй.

Если и он хоть что-то знал. Вот есть у меня ощущение, будто дети для папеньки были скорее очередным экспериментом, чем людьми. Тем более такими, с которыми он стал бы разговаривать. Но чем больше я думал, тем сильнее уверялся.

Связи у него остались.

Крепли.

Росли. И выросли. И ушёл он из рода далеко не в пустоту. Воевать с бывшими соратниками? Или…

— Миш, а помнишь, ты про камень рассказывал? Такой… ну… который твоя мама получила. Куда он подевался?

— Не знаю. Она не говорила. А когда я попросил посмотреть на него, она сказала, что отдала его.

Кому? А вариантов нет. Или папеньке. Или его старому приятелю Воротынцеву. И о чём это говорит? Хотя… без понятия, о чём это говорит.

— Книга, — память зацепилась за ещё одну деталь головоломки. — Книга, которую искал человек, наславший на меня проклятье.

На Савку. Но тут не поймут, если я о себе буду со стороны говорить.

— Мама вынесла её из подвала. Книга была ценной, но почему-то отец не оставил её в лаборатории. Если бы действительно хотел спрятать, то почему не там? Туда бы точно никто не смог проникнуть.

Ну, если он не Громов и не такой умный, как мы.

— Может, поэтому и не оставил? Может, книгу планировал отдать, — предположила Татьяна задумчиво. — Скажем, пришёл бы кто-то доверенный, сказал бы слово, пароль или показал бы что-то. Перстень? Знак тайный… если тайное общество, то и знаки тайные будут. Так ведь?

— Не знаю, — Мишка задумался. — Я так глубоко не погрузился. Но логично.

— Вот… и тогда она бы передала книгу собрату по обществу. А пришёл кто-то другой. Откуда тогда он узнал о книге?

— Оттуда, — я подавил зевок. Всё-таки ночь на дворе и вообще детскому организму сон нужен. А мы тут тайные беседы вымучиваем. — Каким бы тайным общество ни было, но кто-то да проболтался бы. Это ж люди… что знает двое, знает и свинья.

— Грубовато, — сестрица чуть поморщилась. — Но в то же время вполне…

— Доходчиво? — подсказал Мишка.

— Пожалуй… откуда она вообще появилась? И эти идеи… — Татьяна прижала щётку к губам и так замерла, прикрыла глаза. Вторая рука её поднялась и фарфоровые пальцы коснулись виска. И потянула тьмой, а потом раздался голос сестры, но в то же время не её. — …теория, конечно, любопытная, однако есть и слабые места… да, Сократ, я не отказываюсь. Эксперимент, безусловно, покажет. Но ты ведь понимаешь, что в данном конкретном случае одних теней будет недостаточно. Ты что здесь делаешь? Сократ, погоди минутку…

Она снова болезненно морщится и рука падает, чтобы взлететь к носу, подхватывая яркие капельки крови. Татьяна пытается сделать вдох, но словно замирает, не способная шевельнуться.

Вскакивает Мишка.

И стул, опрокинутый им, падает на пол.

— Тихо, — я дотягиваюсь до Татьяны. — Это просто воспоминания. Давай. Вдох…

Мишка кладёт ей руки на плечи и повторяет:

— Выдох. И вдох… — взгляд его полон ужаса и, кажется, он готов сорваться, бежать, звать целителя, но Татьяна послушно втягивает воздух. Вдох сиплый и долгий, и сменяется приступом кашля. А ещё она моргает и из глаз сыплются слёзы.

И она позволяет Мишке обнять себя, утыкается в его плечо, правда, тотчас виновато говорит:

— Кровь… останется. Вымажу.

— Не страшно. Всё хорошо…

— Хорошо.

— Тань, ты…

— Дура? Да? Мне показалось, что я что-то такое слышала, а не помню, что конкретно. И я Птаху попросила, а она… она не виновата.

— Конечно, нет, — я и сам выдыхаю с облегчением. — Сейчас пройдёт. Это… гадостно, но пройдёт.

— Да. Зато я вспомнила. И не только этот момент. Я… сейчас. Я уже в порядке. Спасибо.

Ага. В порядке она. Вот… вот предупреждать же надо! У меня, между прочим, тоже нервы имеются. И они давно уже не железные. А тут вот… вот… в общем, сказать бы, да молчу, прикусив язык.

— Я от няньки часто убегала. Пряталась. Почему-то очень любила в кабинете… нет, не отца, — Татьяна прижала платок к носу. — Тогда у отца своего кабинета не было. Телефон провели. И сначала аппарат стоял внизу, в холле. Такой столик мраморный. А потом отец сделал так, что телефонов стало несколько.

Ну да, понимаю.

Обсуждать дела тайного ордена в холле, наверное, не очень удобно было.

— И один в кабинете… дяди кабинет… он просто на первом этаже. А на второй уже позже протянули. Не знаю, почему во флигеле телефона не было?

— Может, провода было далеко тянуть? — предположил Мишка, не отступая от сестрицы. — У нас… у Воротынцевых то есть, в особняке тоже один аппарат стоял в холле. Там ещё когда-то специальный лакей стоял, обученный отвечать на звонки и докладывать.

Он грустно улыбнулся.

Скучает?

— Чуть позже поставили ещё два, но по первому этажу. И недалеко. Что-то там с передачей