Мой адрес — Советский Союз! Дилогия (СИ) - Марченко Геннадий Борисович Страница 39

— Кто? — не понял я. — И где?

На лице Вадима отобразилась досада, словно я должен был сразу же сообразить, что он имел ввиду.

— Язовский в деканате! В приёмной какую-то бумажку оформляет.

— Та-ак, — протянул я. — Вадик, пригляди за портфелем.

— Ты куда? — встревоженно спросил он.

— Я быстро.

Через полминуты, подскочив к двери приёмной, замер. Осторожно, без стука, приоткрыл её, и в образовавшуюся щёлку увидел спину Язовского. Фух, успел!

Теперь оставалось только дождаться, когда он выйдет из приёмной. В этот момент раздался звонок на занятия, и коридор весьма кстати опустел. Я к тому времени успел переместиться в дальний конец коридора, готовый в случае чего спрятаться за угол лестничной площадки. А ещё минуту спустя дверь приёмной открылась, и показался Язовский с чёрной папкой на молнии в руке. Лицо его выглядело озабоченным, он бросил взгляд на часы, и скорым шагом направился в мою сторону. Я стоял, прислушиваясь к его шагам, а про себя молился, чтобы никто не помешал нашему разговору.

Едва он показался из-за угла, как я тут же схватил его за грудки и прижал спиной к стене. Обычно узенькие глаза Язовского от удивления и испуга, казалось, сейчас выскочат из орбит, а рот приоткрылся, обнажая здоровые, крепкие зубы.

— Слушай сюда, мразь! — прошипел я ему в лицо. — Ещё раз попробуешь кого-нибудь из своих тупых дружков подослать к Полине, или сам приблизишься к ней ближе, чем на три метра — пеняй на себя. Я найду способ тебя уничтожить! Понял? Понял, я спрашиваю?

— П-п-понял, — промямлил Язовский, после чего сглотнул слюну, отчего его кадык вздёрнулся вверх и снова опал.

— Ну раз понял — молодец.

Я покровительственно похлопал его по щеке, хотя изначально не собирался этого делать. Но спонтанно мелькнуло в голове, что пара таких унизительных для этого мажорчика шлепков поможет окончательно деморализовать его психику.

— А теперь чеши отсюда, чтобы духа твоего здесь не было… болезный.

Глядя Язовскому в спину, я подумал, что могу и впрямь больше его не увидеть, учитывая, что сегодня — последний учебный день. Для кого-то летняя сессия, а для кого-то выпускные экзамены и дипломы. А вообще интересно, как себя поведёт этот оболтус после моего наезда… Нажалуется папочке и всё закончится заявлением в милицию? Так пусть ещё докажут, что я вообще приближался к Язовскому-младшему, свидетелей-то не было. Натравит на меня своих дружков? Хм, пусть в следующий раз сразу человек десять присылает. Или будет тише воды, ниже травы, ни словом никому не обмолвившись о произошедшем? Что толку гадать, недаром говорится: чужая душа — потёмки.

Это было первым происшествием, так удачно изменившем мои планы. Второе началось с того, что после первой пары меня поймал Борисов.

— Покровский, у тебя какие планы на вечер?

— Тренировка вообще-то… А что, Юрий Борисович, случилось?

— Пока не случилось, — хмыкнул тот. — Можешь разочек пропустить свою тренировку? Хочу познакомить тебя с одним человеком, чтобы ты из первых уст рассказал ему про свои проблемы с семейством Язовских. Во всяком случае, он может что-то сделать, попытаться чем-то помочь.

— Хм, и кто же это, если не секрет?

— Секрет, — загадочно улыбнулся Борисов. — Ты волейбол любишь?

— Да так, — пождал я плечами.

— Подтягивайся к семи часам к спортзалу «Ласточка» на Фурманова. Спортзал небольшой, не потеряемся. Посмотрим волейбол, а потом поговоришь с человеком.

Спортзал действительно был небольшой, и со стороны больше походил на кирпичный барак или склад с большими, зарешечёнными изнутри окнами. Решётки, как я логично предположил, защищали не от воров, а от мячей, которые могли разбить стёкла.

В прежней жизни здесь бывать не довелось, но внутри спортзал ничем не отличался от тысяч таких же, раскиданных по необъятному СССР. Сначала я услышал стук мячей, затем увидел разминавшихся участников предстоящего волейбольного матча. М-да, это всё были дядьки лет от тридцати и, пожалуй, даже до пятидесяти.

— Евгений!

Я обернулся на окрик. Трибуна тут была скромная, с одной стороны в пять рядов, и заполнена от силы на треть. На ближнем краю пятого ряда сидел и призывно махал мне рукой Борисов. Я сел рядом.

— Это сборная Свердловского обкома КПСС играет сегодня с командой «Горводоканала». А нас интересует вон тот высокий товарищ, который как раз что-то наставительно выговаривает партнёрам. Мы с ним когда-то в институтской волейбольной команде играли, сейчас редко видимся, но не забываем друг друга. Звать его Борис Николаевич.

А я уже и сам понял, что это не кто иной, как первый Президент России. Будущий Президент. И не факт, что он им станет, зло подумал я, глядя, как Ельцин, держа в правой руке мяч, машет левой, на которой не хватает двух пальцев и фаланги третьего. Уж я-то сделаю всё, что в моих силах, чтобы этого не произошло.

Все час с небольшим, пока продолжался матч, в котором обкомовцы уверенно обыгрывали своих горводоканальных соперников, я думал о том, как так могло случиться, что именно эта беспалая сволочь может стать моим соратником в борьбе с зарвавшимся чинушей из горкома партии? Ирония судьбы!

Наконец игра завершилась, с сухим счётом — 3:0 по партиям. Довольный Ельцин вытирал вспотевшее лицо полотенцем. Помахал рукой Борисову, тот, сцепив пальцы в замок, потряс ими в воздухе, мол, салют, поздравляю! Потом Ельцин что-то сказал партнёрам, и направился к нам.

— Поздравляю!

Юрий Борисович потряс руку своему давнему товарищу, от которого пахло кисловатым потом и чем-то звериным, затем представил меня:

— А это вот тот самый Евгений Покровский, о котором я тебе говорил.

Мы обменялись рукопожатием. Ладонь у меня не маленькая, но у Ельцина оказалась ещё больше. И крепкая, в чём я почти и не сомневался.

— Спортом занимаешься? — спросил Ельцин.

Впервые я услышал вживую его голос, а не по телевизору. Сделав над собой усилие, я выдавил из себя слабую улыбку.

— Да, боксом.

— И как успехи?

— Недавно победил на всесоюзном турнире у нас, в Свердловске, приуроченном к Дню Победы.

— А, да, слышал что-то про этот турнир… Молодец! Давай-ка присядем, и расскажешь мне, что у тебя с этим Язовским произошло.

— Со старшим или младшим?

— С обоими.

На рассказ ушло не больше десяти минут. Я старался обходиться без лишних подробностей, но не удержался, упомянул и про тех троих, что пытались разобраться со мной вечером прошлого воскресенья, о чём не рассказывал даже Полине. Вкратце, мол, хотели проучить, а я им сам накостылял.

— Так вот прямо в одиночку троих уложил? — вскинул брови Ельцин и бесцеремонно поинтересовался. — Не врёшь?

Юрий Борисович, также внимательно меня слушавший, сидел с другого боку, и я не мог видеть его реакцию, однако услышал, как тот аж прямо заёрзал.

— Зачем же мне врать? — пожал я плечами. — Один вообще с ножом пошёл, пришлось его булыжником в грудь приголубить, а потом в нокаут отправить.

— Силён, — протянул Ельцин, выпятив нижнюю губу.

Он слегка отстранился, словно бы желая разглядеть меня получше, а я почувствовал, как у меня начинают краснеть уши. Твою ж мать, как не вовремя. И почему-то злость на него пропала… С другой стороны, пока и злиться нет причины, этот вот Ельцин, что передо мной сейчас, ещё ничего такого не сделал, чтобы его ненавидеть. Просто я знал, на что он способен. И смогу ли я что-то изменить в этой истории, дабы не допустить этого человека к власти?

— А сам-то ты откуда, не свердловский? — вывел меня из тяжких раздумий голос Ельцина.

— Из Асбеста.

— Бывал, по работе приходится по всей области колесить, понимаешь, — сказал он своё знаменитое в моём будущем словечко. — Ладно, пойду душ приму, да домой. Наина обещала сегодня пирог с земляникой испечь. А то ведь дочки всё съедят, ничего папке не оставят. А с этим Язовским мы разберёмся. Если что — комитет партийного контроля подключим.

В общагу я вернулся в разобранных чувствах. Конечно, приятно, что за меня хочет заступиться серьёзный чиновник из обкома партии, а с другой — этого человека я ненавидел всеми фибрами своей души. Никогда не прощу ему Беловежскую пущу и заискивания перед западными хозяевами.