Дожди-неразлучники - Александр Михайлович Кротов Страница 39

Стахов сушил одежду над зажжёнными конфорками газовой плиты, по телевизору крутили какой-то новый сериал про крутых следователей, а Лёха Мудов в очередной раз медленно разливал водку в рюмки.

– Расскажешь, где пропадал-то? – спросил разливающий, бережно поставив бутылку на стол.

– Там, где я был, меня уже нет, – сказал быстро опьяневший Руслан. – Всё равно не поверишь. Главное, что жизнь у меня осталась, и ладно. Значит, будем бороться! Значит, будем добиваться!

– Ну, за сбычу мечт и достижение целей, – Мудов провозгласил тост.

Они выпили.

– Я знаю, что буду делать, – продолжил Руслан мысль, уминая пельмени. – Я теперь просто обязан быть с Дашкой. Мы такое пережили! Да и не зря в один сон попали! Значит, нам суждено быть неразлучными. Я смогу добиться её чувств…

– Да объясни ты, что за Дашка? – спросил Мудов.

Руслан схватил стопку, но не сразу понял, что она пустая.

– Дашка самая красивая, – сказал Стахов. – Просто слов нет. Самая лучшая…

Мужчина хотел сказать что-то ещё восторженно-хвалебное, но подняв с пустой рюмки взгляд, он увидел за спиной собутыльника своего отца. Тот с укором смотрел на сына. Казалось, он даже в отрицании чего-то медленно повернул голову туда-сюда. Или это только показалось. Но осуждение Стахов почувствовал, и вроде даже немного протрезвел.

– Ты прав, бать, – сказал Стахов, отодвигая рюмку. – Надо только чтобы справедливость восторжествовала. С утра этим и займусь. Сейчас спать лягу. Устал. Лёха, спасибо, что приютил…

– Вот и поговорили, – с досадой сказал Мудов.

Стахов, шатаясь, вышел в коридор, где широко раскрыл дверь ванной комнаты и решительно шагнул внутрь. Его немного повело, он поскользнулся на кафеле и запоздало испугался, запомнив в сознании тот миг, когда пол оказался максимально близко к лицу… после чего мужчина вновь оказался в узком коридоре, в котором он вновь бравым жестом раскрывал дверь ванной комнаты…

Руслан не сразу понял, что падение лицом на кафельный пол с ним так и не случилось, зато опьянение отступило ещё сильнее, а сознание запуталось в мысли о том, как такое могло получиться. Вот он только что неудачно падал лицом вниз, как в одно мгновение оказался целым и невредимым перед препятствием, которое создал себе сам, принимая душ около часа назад и набрызгав воды прямо на пол.

– Ты там заблудился что ли? – крикнул с кухни Мудов.

– Лёха, я сейчас в ванну заходил? – спросил Руслан у товарища.

– Нет, – ответил тот. – Ты у двери что-то завис.

– Ясно, – сказал Руслан.

Он аккуратно зашёл в тесную ванную комнату, где умылся холодной водой, думая о том, что недавнее приключение могло дать ему небывалые способности. Либо во всём был виноват алкоголь.

Долго всматриваясь в своё отражение в зеркале, Стахов не нашёл в привычных очертаниях каких-либо изменений. Подросла щетина, на давно нечищеных зубах был налёт, и тело хоть и ощущалось мешком с внутренностями, но не пребывало в изумлении от новых ощущений. В руке и рёбрах на протяжении дня был небольшой дискомфорт, но это точно были не переломы костей.

– Что же это такое было? – сам у себя спросил Руслан.

Будто желая дать ответ на его вопрос, невидимым для хозяина квартиры призраком, в коридоре маленькой квартирки вновь возник силуэт Стахова-старшего.

Руслану вдруг вспомнилось жестокое убийство Насти, от мимолётных подробностей которого его всего передёрнуло. И с этим непременно надо было что-то делать. С этим он ещё мог хоть что-то сделать.

* * *

Утром, несмотря на головную боль и смятённое состояние, Стахов поехал в некогда родное РУВД. Там он встретил своего бывшего приятеля и коллегу Михаила Кузнецова. Они отошли в курилку, где Стахов рассказал всё, что могло бы вывести на нужный след в деле, которое он вёл до увольнения, и в котором был замешан Гоша, и к которому дополнительным весом ответственности прибавился Гриша и несчастная Анастасия.

– Видишь ли, – наконец хмуро сказал Кузнецов. – Хоть дела эти и поручили мне, но развивать их я не буду. Скажу тебе честно. Да и хрен с этим Гришей…

– Тебе тоже угрожали люди Гоши?

– Нет, – потупил взгляд Кузнецов. – Если чуть глубже копнуть, становится совершенно очевидно ясно, что Гоша, и те, кто над ним стоят, замешаны во всех махинациях. Они ничего не боятся. Зато боимся мы.

– Но если мы так и будем бояться, то лучше не станет, – резонно заметил Руслан.

– Не станет, – уверенно сказал Кузнецов. – На смену одних приходят другие. На каждого честного найдётся десять нечестных. Поработав, так сказать, с людьми, эта статистика больше в глаза бросается…

– И поэтому ты себя с лёгкостью причисляешь к нечестным…

Кузнецов вздохнул, отвернулся и сказал:

– Я честный. Только слабый. Если бы Гоша сам ко мне пришёл с повинной, то дело бы двинулось вперёд. В других случаях всё развалится. Мало мне осталось вариантов для честности. Разве тебе это не понять?

– Раньше понимал, теперь не понимаю.

– А что изменилось? Погоны обронил, честь оставил? Так это не про тебя…

– Неужели тебе не жалко ту девушку, Настю?

– Жалко. Жалко и других. Но нет улик. Мы знаем, что это сделал он, его люди, но не можем его даже на допрос вызвать…

– Я приведу к тебе Гошу. Вот увидишь. Он напишет явку с повинной.

Кузнецов съязвил:

– Ты юмористом что ли после полиции пошёл работать?

– Нет. Но мне страшно надоело такое положение дел, которое творится в этом городе. Здесь не деревня, чтобы какая-то горстка человек держала под контролем всю округу.

После своих громких заявлений, Руслан не постеснялся занять у бывшего коллеги пятьсот рублей, после чего запрыгнул на свой мотоцикл и поехал в сторону некогда родного дома. Холодный ветер пронзал насквозь и хорошо, что не было дождя, который точно бы после всех приключений свалил бы болезнью измученное тело. Хотелось отдохнуть. И, как ни странно, хотелось принять что-нибудь из тех таблеток, что давали в больнице. Руслан немного соскучился по своим снам. Как там Серебренников?

Отгоняя от себя пустые мысли, он начал думать о том, за что ему взяться в первую очередь, чтобы от слов перейти к делу и посадить этого подонка Гошу: про смерть Насти он хоть и не вспоминал до вчерашнего вечера, но простить эту гибель он себе не мог. Да и не мог оставить без внимания всю остальную несправедливость.

Ещё в памяти периодически появлялись лики тех жертв, из больницы чужого мира…

И Гришку, каким бы пройдохой