Брат - Валерий Александрович Гуров Страница 4

Рисковать и есть «это» не стал, хотя один из усатых мужиков попросил взвесить себе пару кусков. Продавщица без всяких перчаток, взяла валявшуюся на прилавке вилку, ткнула ей в колбасу, разогнав мух, и взвесила еду на громоздких синих весах. Когда назвала сумму, мужик поскреб макушку и взял только один кусок, а кассирша, ничуть не смутившись, закинула продырявленный вилкой лишний кусок обратно.

Задерживаться в столовой не стал. Память работала выборочно, хотя воспоминания этого тела крупинка по крупинке восстанавливались, как будто в голове шла загрузка новой программы. Вспомнилось, что у прежнего «жильца», тоесть теперь у меня, есть брат в Москве, а родители умерли еще в юношеские годы. Жизнь у Володи, то есть у меня теперешнего, складывалась не сахар— работал с четырнадцати лет, учеба в вечерней школе, следом армия и участие в военном конфликте. В армии предложили остаться, но Володя отказался, решил себя попробовать в новом мире на руинах Советского Союза. На дембель ему, а теперь уже мне, выдали отличную характеристику, вот только теперь такая характеристика была нахрен никому не нужна.

Что же… Руки-ноги целы, голова в порядке, а вся жизнь впереди. Путь для Данилова в момент моего появления в этом теле только начинался, и предстоит его пройти мне. Вот только, я был другой. Совсем. Чувства от этого нового-старого мира, такого знакомого и чужого одновременно, были смешанные. С одной стороны, я теперь молод, а с другой оказался в самой жопе. Страна выживала, в воздухе витала атмосфера безденежья и депрессии.

Прорвемся…

Глава 2

Не оставляя надежды набить желудок, я вышел из вокзала. Людей на площади было ничуть не меньше, чем внутри. Колорит добавляли многочисленные тянущиеся вдоль стен здания торговые точки. Народ, кто на раскладушках, кто на картонках, растеленных прямо на асфальте, торговал всякой всячиной, образуя стихийный блошиный рынок. И прохожие ведь реально интересовались значками, монетками и прочими финтифлюшками. Спрашивали, но покупали редко…

Двух мордоворотов в майках заправленных в спортивные штаны, я приметил сразу. Однозначно, братки — морды кирпичом, взгляд наглый, будто все должны им. Идут жвачкой чавкают, пузыри надувают. Шли они вдоль вокзала, останавливаясь возле каждой торговой точки и не скрываясь рубили бабки с продавцов. Торгаши вздыхали и безропотно передавали часть выручки бандитам. Вопросов ни у кого не возникало — такие вот новые налоги следовало платить.

Пока оглядывался, братки подошли к сгорбленному пенсионеру, который стоял возле меня, как раз торговал подобной мелочевкой на складном стуле. Он пришел совсем недавно, судя по тому, что только раскладывался.

— Слышь, дед, за место плати, — заявил один из бандитов.

— Ребята, так я еще ничего не наторговал… не идет сегодня.

— Меня как колышет чужое горе? Бабки говорю на базу.

Бандит взял со стула деда бюст Ленина в миниатюре, который тот успел выложить первым. Подкинул в руке. Швырнул своему корешу, который этого явно не ожидал. Но все же поймал, едва Ильича не уронив. Оба заржали.

— Ребята не надо, разобьете, — попытался остановить братков пенсионер.

— Как не надо, а дед? Вот так? Опа! — второй бандит подкинул миниатюру вождя и резко убрал руку.

Бюст упал на асфальт и у Ленина откололся нос… Фигурка подкатилась к моим ногам. Я его поднял, повертел — товарный вид вещица утратила. Вот козлы, прессуют дедка.

— Короче, пенсия, на обратном пути как будем идти, зайдем за бабками. Бабок не будет, — бандит ударил кулаком в ладонь. — Пеняй на себя.

С этими словами, рэкетиры развернулись, хотели к следующему торгашу подойти, но чуть не столкнулись со мной.

— О! Ни хрена себе, у нас тут военные… че встал, пройти дай, а то у тебя с носом тоже самое приключиться, — браток кивнул на миниатюру в моих руках.

— Ребят, вы бы старика не трогали, у самих же есть отцы, — я крепче сжал Ленина.

— Вали отсюда, — выпучил глаза один из бандитов. — Пока у меня настроение хорошее.

Я промолчал. Сильнее стиснул фигурку уже мысленно примеряя ее к темечку ближайшего урода. Ничего не стоило проломить этому мерзавцу башку гипсовым Ильичем и на хрен его тут положить. И я так бы и сделал, но из-за поворота выглянули двое патрульных. Рефлекторно спрятал фигурку за спину и выдохнул… Не сейчас. Бандит, довольный собой, пошел дальше, задев меня жестко плечом. Дед, перепуганный наблюдал за нами со стороны. Я подошел к нему, показал Ленина.

— Почем вождь?

— П-пять тысяч за него хотел, но кому теперь он такой нужен, — вздохнул старик.

Я повертел бюст. Сунул руку в карман, где у меня лежали деньги после дембеля. Достал несколько смятых купюр — тоже, кстати, придется разбираться с тем, сколько сейчас стоят эти бумажки. Цены в 1993 году взлетали как ракеты с Байконура.

— Мне нужен, — пожал я плечами. — Раз никому теперь до Ленина дела нет. Коммунист я, отец, понимаешь?

Дед внимательно посмотрел на деньги, головой замотал.

— Не надо пацан, не лезь, у тебя вся жизнь впереди. Еще погеройствуешь.

— Так жизнь, дед, надо прожить так, чтобы не стыдно было. Бывай, отец.

Я улыбнулся, положил деньги на прилавок, там было больше, чем нужно. И подкидывая бюст Ленина в руке пошел дальше.

— Пирожки, беляши, чебуреки! — кричала толстая женщина, грохоча угловатой тележкой.

— Горячая кукуруза! — подпевал мужик тоже с тележкой, на которой стояла обернутая тканью кастрюля.

Я сначала хотел подойти к женщине, но приметил вывеску пельменной. Туда зашли те самые два сотрудника милиции, явно перекусить. Если я не хотел травануться — надо идти в эту пельменную, местные знали самые лучшие места. Менты где попало жрать не будут.

— Парень! — окликнули меня.

Я обернулся и увидел, что дед бежит ко мне, бросив свой товар.

— Ты сдачу забыл, бюст же пять тысяч стоит… — запыханный, он протянул мне сморщенную ладонь с деньгами.

— Не надо, я отвел его руку.

— Тебе как хоть зовут? Спасибо хоть сказать.

— Володя.

— Спасибо тебе Володя… дай бог тебе ангела хранителя, — подрагивающей рукой дед меня перекрестил, в его глазах блеснули слезы. — А говорят молодежь никудышная пошла. Врут люди.

Я зашел в пельменную. Почти все столики заняты. Во всем зале я нашел единственное свободное место, которое пустовало потому, что за ним ютился бездомный в синей шапочке-петушке и рваной синтепоновой куртке. Слишком теплой, для такой погоды. В Москве почти жара стоит, бабье лето во всей красе. Бездомный жевал хлебную корку, надувая щеки, и