Ледащий (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович Страница 4

— Хорошие ребята, — заметил Владислав. — Дерутся храбро, выручат, когда попросишь. Жаль лишь, долго рядились, помогать нам или нет. Сколько мужиков погибло за эти годы! Воевать-то мало кто умел, не все и в армии служили. Я вот шахтер, Петруха был механиком. А ты?

— Студент, — ответил Николай.

— В империи учился?

— С чего ты взял?

— Говоришь не так, как мы, слова другие, — хмыкнул Владислав. — У нас балакают иначе. Ладно, Коля. Собери трофеи, а я поесть чего соображу. В животе урчит.

Оба занялись работой. Несвицкий собрал и перетащил в траншею автоматы, кирасы, шлемы и другую амуницию. Заодно «проконтролировал» двоих тяжелораненых штурмовиков. После того, что он сегодня видел, щадить не собирался. К тому же Гулый пояснил: иностранцев, воюющих за «пидарасов», в плен ополченцы не берут — принципиально. Пока Несвицкий собирал трофеи, Владислав затеплил костерок, открыл две банки с тушенкой и разогрел на огне. На маленькое полотенце положил две ложки и нарезанные ломти хлеба.

— Присаживайся, Коля! — позвал напарника. — Поешь. Жаль, нечем помянуть ребят.

— Держи! — Несвицкий сунул ему в руки флягу.

— Что это?

— По запаху вроде как коньяк. Был на поясе у одного из немцев.

Гулый открутил у фляги пробку, понюхал, а потом глотнул.

— И впрямь коньяк! Шикарно живут немцы, — заметил с осуждением.

— Теперь уж больше не живут, — сказал Несвицкий.

— Молитву знаешь? — поинтересовался Гулый. — Заупокойную?

Николай кивнул.

— Прочти, а то я только «Отче наш»…

Несвицкий подчинился. Пока ее читал, Гулый молча слушал и крестился.

— За мужиков! — сказал, когда напарник смолк и поднял флягу. — Призри их, Боже, в Царствие своем. За братьев головы сложили. Вечная им память!

Он глотнул из фляги и протянул ее напарнику. Несвицкий отхлебнул. Ароматный дистиллят скользнул по пищеводу, наполнил теплотой желудок, во рту оставив послевкусие ореха и ванили. Зверски захотелось есть. Отставив флягу, Николай взял ложку и зачерпнул из банки кусочек мяса заодно с бульоном. Бросил в рот и прожевал.

— Как вкусно! — удивился.

— Специально для ополченцев делают, — пояснил напарник. — Телятина в бульоне. В продаже такой нет.

Николай кивнул, отломил от ломтя кусочек хлеба, бросил в рот. Затем опять черпнул из банки. И не заметил, как очистил ее полностью.

— Ты, поди, из благородных? — спросил напарник, когда он отодвинул пустую банку.

— С чего ты взял? — спросил Несвицкий.

— Ешь не так как мы, — хмыкнул Гулый. — Скибку[1] не кусаешь, а отламываешь от нее кусочки. Из ложки ты не сербаешь, а аккуратно вкладываешь ее в рот.

— Так научили, — ответил Николай.

— Ага, в детдоме, — снова хмыкнул Гулый. — Нет, я, конечно, верю. Есть, как у благородных принято, стрелять из автомата и гранатомета, как штурмовик, патроны зачаровывать…

— Это что-нибудь меняет? — Несвицкий поднял бровь.

— Да ничего, — сказал напарник. — Ты хороший парень — правильный и смелый. А что темнишь… К нам таких немало приезжало из империи. Приходит, говорит: простой шахтер. А сам садится в танк, выводит его в поле и сражается как бог. От славов ошметки лишь летят. Ну, ладно, раньше говорить им запрещали, что они офицеры имперской армии. Но теперь, когда империя официально к нам пришла на помощь, чего таиться?

— Обстоятельства бывают разные, — уклончиво ответил Николай.

— Нехай и так, — кивнул напарник и потянулся к фляге. — Что, Коля, теперь за нас? За то, что мы живем, а эти гады сдохли?

— Давай! — кивнул Несвицкий…

[1] Скибка, скиба — здесь ломоть хлеба. Слово существует во многих славянских языках: белорусском, украинском, польском и т. д.

Глава 2

2.

Прикрыв дверь кабинета за собой, офицер шагнул вперед и вскинул руку к козырьку фуражки:

— Господин майор! Капитан Коврига…

— Брось, Сергей, — офицер, сидевший за столом, махнул рукой. — Не до церемоний.

— Привыкаю, — Коврига усмехнулся. — Теперь мы армия, а не отряд ополченцев, впервые взявшие в руки оружие.

— Бери стул и садись поближе, — сказал майор.

Коврига подчинился. Снял фуражку и положил ее перед собой.

— Новости у нас хреновые, — вздохнул хозяин кабинета. — Имперцы сообщили. Третий взвод из первой роты… Короче. Нету больше мужиков.

— Всех? — голос у Ковриги дрогнул.

— Двое уцелели. Гулый и Несвицкий.

— Гулого я знаю, — промолвил капитан. — Несвицкий… Слышу в первый раз.

— В списках он не значится, — кивнул майор. — В роте мне сказали, что в последний миг к Семенычу прибился пацаненок. Просился взять его, Семеныч согласился. Взвод-то у него не полный был, а тут хотя б копать поможет. Там опорник предстояло оборудовать.

— Знаю, — подтвердил Коврига. — В засаду угодили?

— Нет, иначе бы машина не вернулась. Она выгрузила взвод на выбранной позиции, мужики траншею начали копать — так мне доложили. Там ожидалась ДРГ[1] противника. Собирались пощипать, пленить с десяток сволочей. Только ни хрена не вышло.

— ДРГ напала ночью?

— Не перебивай, Сергей, — поморщился майор. — Дай мне рассказать спокойно. Вместо славов ко взводу вышли немцы. С минометами, «Куницей» и, вдобавок, с чернокнижником.

— Блядь! — воскликнул капитан.

— Еще какая, — подтвердил майор. — Дальше… Сам понимаешь.

— Чернокнижник срисовал позиции, артиллерия засыпала их минами, а потом атака под прикрытием «Куницы»… Удивительно, что кто-то уцелел.

— Так-то оно так, да не так, — сказал майор. — Гулый и Несвицкий под обстрелом уцелели. После расхерачили «Куницу» из гранатомета, а немцев положили — всех, кто подошел к траншее. Вместе с чернокнижником.

— Не может быть!

— Сам сначала не поверил, но имперцы фотографии прислали. На, смотри!

Развернув армейский ноутбук экраном от себя, майор придвинул его ближе к капитану. Некоторое время тот листал изображения, двигая их пальцем по экрану.

— Кто снимал? — спросил у командира.

— Вертолетчики имперцев. У них есть камеры для объективного контроля результата поражения целей. Они неподалеку пролетали, рассмотрели в стороне горящую «Куницу» и решили посмотреть, кто же там воюет.

— Может, это их работа? — капитан указал на снимок на экране.

— Говорят, что нет. К их прибытию «Куница» догорала, а немецкие штурмовики и чернокнижник лежали у машины. Имперцы помогли ребятам, уничтожив минометчиков в посадке — накрыли тех ракетами. Остальное сделали Гулый и Несвицкий. Снимки ты внимательно смотрел?

— Да, — кивнул Коврига.

— Обратил внимание на снаряжение парней? А ну-ка приглядись!

— Счас! — Коврига двинул пальцем по экрану. — Каски, черные кирасы, разгрузки с магазинами, а на спине «Гадюки». Получается…

— Раздели немцев, — подтвердил майор. — Кирасы зачарованные, каски и оружие… Вертолетчик, который выходил к парням, сказал, что видел у Несвицкого знак чернокнижника. Даже подержал его в руках.

— Как им удалось⁈

— По словам пилота, Гулый объяснил: Несвицкий — волхв. Он зачаровал патроны к автоматам и гранату для «Ослопа». Из него «Куницу» сжег, а немцев оба перебили из «Гадюк».

— Ни хрена себе! Волхв в нашем батальоне? Их даже в корпусе имперцев по пальцам можно перечесть.

— Выходит так. А теперь, Сергей, смотри! — сдвинув в сторону компьютер, майор раскинул карту на столе. Ткнул пальцем в точку. — Сто процентов — немцы шли сюда. Представляешь, чтоб случилось, если бы их не остановили наши парни?

— Склад боеприпасов… — потрясенно вымолвил Коврига.

— Вот именно. Охрана там из резервистов, считай, что никакая. Другие части не смогли б помочь. Пока б доехали… Прекрасно знали, гады! — майор ударил по столу ладонью. — Сам ведь знаешь, что у пидарасов агентуры в городе, как блох у Шарика. Придумано блестяще. Нам сливают информацию, что на подступах к Царицыно заметили их ДРГ. Та движется к поселку, где расположен госпиталь для ополченцев. Мы снимаем взвод из укреплений, бросаем им навстречу. Дальше просто. Немцы с чернокнижником давят взвод, допрашивают пленных, узнают, где в обороне прореха — а таких хватает, людей-то мало — проходят там, как нож, сквозь масло, и ночью подрывают склад. В результате корпус остается без боеприпасов. Можно прорваться в город, завязать уличные бои… Мы бы их выбили, конечно, только представляешь, сколько положили бы людей? Про гражданских вспоминать не хочется. Умылись б кровью.