Белла чао (1943) (СИ) - Соболев Николай Д. Н. Замполит Страница 4

Еще в зале секретариат, чьи столы поставили прямо под сценой, и некоторое количество заинтересованных лиц «на галерке». Меня из делегатов вычеркнули и я, кажется, догадываюсь, чья рука. Формально все верно — Влад Сабуров не гражданин Югославии, и дело вовсе не в том, что не коммунист. Вон, поп Зечевич вполне делегат, хотя ходит с крестом на шубаре, как четники. Поручник Дериконя тоже внезапно делегат — после нашего разговора под Сараево он все больше склонялся к партизанам и, наконец, с частью своей бригады перешел в НОАЮ. Ну и еще таких несколько, вроде мусульманского лидера и бывшего сенатора Королевства Югославия Нурии Поздераца, или доктора права Ивана Рибара (ага, отца Иво), в прошлом председателя югославского Учредительного собрания, но большинство за коммунистами.

Так что меня допустили в странном качестве «наблюдателя», среди которых и Милован, и Лека, а вот Иво полноценный делегат. Ну я и пользовался тем, что голосовать не обязан — давил массу, тем более, что все еще считался пациентом, к тому же организм дополнительный сон только приветствовал. А уж как тянет задремать под монотонное журчание речей, знает каждый, кому довелось торчать на заседаниях. Я-то еще со времен работы в федерации наловчился: локти на стол, пальцы сцепить, на них голову. Получается эдакий устойчивый треножник, в основание кладешь листы с записями и ручку. А сторонний наблюдатель видит человека, сосредоточенно читающего документы. Главное, слишком глубоко не расслабиться и слюни не пустить. Ну и сквозь сон бдеть вполуха, но на Антифашистском вече народного освобождения этого и не нужно, аплодисментами разбудят.

На перекур все вывалили на улицу продышаться и разбились на кучки по интересам. Вон Коча с командантом Главного штаба Черногории Милутиновичем, судя по загребающим жестам рук, планируют обходы и охваты. Вон учитель Церович спорит с редактором Бакаричем. Вон Влада Зечевич, неуловимо похожий в этот момент на Охлобыстина, оживленно беседует со смеющимся Тито…

Вот сразу видно, есть у мужчины за спиной женщина или нет — холостяки, как бы не старались, не выглядят настолько ухоженными. Конечно, есть исключения, но в среднем именно так. А в секретариате Верховного штаба (то есть у Тито) сплошь женщины — Олга Хумо, Зденка Паунович, Бранка Савич и вот теперь господжица Проданович.

Милица, значит. Ну и хорошо, ну и ладно, так даже лучше, иначе я бы не утерпел и полез в очередное окно, и это рано или поздно стало бы известно. И все, конец надеждам на отношения с Альбиной.

Съезд закончился выборами Исполнительного комитета и объявлением приказа о присвоении званий Народного героя. Меня, слава богу, в списке не оказалось — все награждения посмертные.

Зато я выхватил совсем неожиданную награду, когда буквально на следующий день в Петроваце объявился полковник Билл Хадсон, глава британской военной миссии, что стало большим сюрпризом для многих в Верховном штабе. Так-то драгоценные союзнички предпочитали сидеть у Дражи и делать вид, что партизаны «фу-фу-фу», даже Теренс Аттертон смылся из Фочи в сторону Михайловича, и вдруг такое здрасьте.

Ну Лека меня и дернул, поприсутствовать в качестве переводчика. Сам Хадсон сербским владел отлично, но с ним пришли также радист и канадский капитан, и потому Лека разумно полагал, что невредно иметь на встрече человека, понимающего английский. Я пытался донести, что у меня сейчас уровень вряд ли лучше, чем «лет ми спик фром май харт», но безуспешно.

Канадец оказался ребенком эмигрантов из Боснии и потому с ним никакого перевода тоже не потребовалось. А радист только улыбался — технический специалист, его дело на ключе работать, а не разговоры разговаривать. Сам же Хадсон легко мог бы заменить Шона Коннери в любом фильме об агенте 007 — высокий, хорошо сложенный, с правильным лицом. И запросто может оказаться, что он знаком с другим английским разведчиком, автором того самого Бонда.

Хадсон начал с того, что поведал причины своего перехода в Петровац — печальную судьбу капитана Атертона. Тито считал Теренса шпионом четников, что неудивительно — капитан догадался притащить с собой в Фочу не только блудного генерала Новаковича, но и двух бывших лейтенантов ВВС Королевства Югославия в качестве сотрудников миссии. Теренс, в свою очередь, побаивался коммунистов. Вот это взаимное недоверие и привело к тому, что Атертон решил удрать.

А тут его начальник сам пришел в лапы партизанам.

— Теренс добрался через Санджак до Черногории, — спокойно рассказывал Хадсон, — где его встретили четники Спасое Дакича, и после этого довольно скоро помер.

— Простите? — Милован и Лека не ожидали такого поворота.

— Никаких известий от него больше не поступало. Генерал Михайлович сразу же объявил, что Атертона убили партизаны.

Милован и Лека растерянно переглянулись.

— А что этот, как его, Дакич?

— А Дакич через некоторое время явился в штаб Михайловича в ботинках Атертона и с его биноклем.

Двое членов Верховного штаба выдохнули.

— Я принял решение переместить миссию к вам.

— А как на это посмотрят ваши начальники в Лондоне и Каире?

Хадсон поправил пояс, покопался в кармане своих сербских шаровар, вытащил сигареты и зажигалку, предложил присутствующим и закурил сам.

— У меня сложилось впечатление, что генерал Михайлович недоговаривает и что он в курсе произошедшего с Теренсом. Я сообщил о своих подозрениях по команде, получил указание действовать по обстановке, и вот я здесь.

Вот этот самый Билл Хадсон и выкатил мне нежданную награду. Попросил всех встать и задвинул:

— Указом Его Величества Георга VI, за храбрость на поле боя Влад Мараш награждается Военной медалью.

Я ожидал, что за Белград и Гойло ко мне приколют висюльку с профилем означенного Георга, но нет, ее доставят при случае.

— Награжденные Военной медалью, — более пафосно, чем нужно, сообщил Хадсон, — имеют право добавлять после имени «ММ».

Вот счастье-то, нет бы деньгами.

Но с деньгами дело пришлось иметь позже.

А пока мы условно обмыли условную награду — даже в стакан положить нечего. Британцы, которых поселили у нас под боком, тоже поучаствовали, подивились странному обычаю, но ракию внутрь принимали без отвращения.

— Слушай, — пнул я Леку после всех этих хлопот, — а нахрен вы англичан к нам подсунули?

— Для пригляду, ты ведь язык знаешь.

— Так я же в больнице кантуюсь, а ребята, боюсь, в английском ни бум-бум.

— Ну выйдешь же.

— А если Тито и Хадсона заподозрит, как Аттертона? Кому потом отдуваться, мне?

— Понимаешь, Атертон нам как снег на голову свалился…

— Ага, здрасьте, я Саша с Уралмаша… Не-не, присказка русская, продолжай.

— А с Хадсоном Тито уже общался, и не раз, еще в Ужице. И Милован, кстати, тоже, он его прямо в Черногории после высадки встретил.

— Ну хоть так.

— Ты, кстати, готовься, — напряг меня Лека, — тебе с Хадсоном предстоит маршрут к Херцег-Нови. Он лично просил Тито выделить тебя в сопровождение.

Нет, не потому, что мои ребята и я сам круты, как хотелось бы думать. По ходу дела выяснилось, что английская миссия ждет пополнения и важный груз, который после событий с Аттертоном не желают доверять действующим в тамошних краях четникам.

— Ну сбросили бы сюда, на парашютах, территория позволяет, — удивился я такому подходу.

— Англичане утверждают, что в грузе хрупкие радиодетали, и сбрасывать их нельзя.

— Рассовать по карманам парашютистам?

— Верно мыслишь, — скептически улыбнулся Лека. — Я вот тоже считаю, что темнят. Скорее всего, там должны доставить золото или что-нибудь в этом же духе. Аттертон расплачивался со своими людьми соверенами, это мы знаем точно. И вряд ли Дакич покусился на ботинки и бинокль, а вот на золото запросто.

— Тем более, если его много.

— Тем более, — согласился Ранкович. — Иначе Хадсон бы не пошел сам, а послал только канадца.

И тогда все сразу стало на место — и что Аттертон постоянно поправлял пояс, куда наверняка зашил монеты, и что то же самое делает Хадсон, и что груз, который мы должны встретить, можно передать только из рук в руки.