Вот и свела нас судьба (на войну, да, на войну)… (СИ) - Патман Анатолий Страница 40

И на этот раз я спокойно повторил почти все вчерашние номера. Хотя, «Зачем» отпустил. Опять весь вагон притих. И опять никто не попросил остановиться. Да, красиво и довольно мило получилось. Тут я решил добавить и новые песни и мелодии. Что же, раз война идёт, вполне можно спеть и «Офицерский романс». Хоть как бы и господская песня, но тоже о воинах!

Да, весь вагон стал удивлённо вслушиваться в неизвестные для них слова песни. Ну, да, знать ещё не вся Россия!

— Заря наколдует малиновый отблеск,

И ведь посветлее в душе впереди.

От страха спасёт офицерская доблесть,

От пули святой образок на груди.

Под грусть, и навек от любви и разлуки,

И станет легко и печально до слёз.

Я вижу во сне Ваши нежные руки,

И тонкие кудри российских берёз.

Я на миг прервался и выдохнул повтор последних слов:

— Я вижу во сне Ваши нежные руки,

И тонкие кудри российских берёз.

Тут я решил созорничать и спокойно сыграл танго «Romance De Barrio», а потом уже испанскую «Корриду». В общем, впечатлил всех.

Необычный концерт у меня завершился песней «Берёзы»:

— Посидим на дорожку, родная, с тобой,

Ты пойми, я вернусь. Не печалься, не стоит.

И старуха махнёт на прощанье рукой,

И за мною калитку закроет.

Отчего так в России берёзы шумят,

Отчего хорошо так гитара играет?

Пальцы ветром по струнам не раз пролетят,

А последнее эхо западает.

Да, пришлось поменять слова о гармошке на гитару. И, как и при исполнениии «Офицерского романса», я ненадолго прервался и один за другим выдохнул куплеты припева:

— А на сердце опять горячо, горячо,

И опять, и опять без ответа.

А листочек с берёзки упал на плечо,

Он, как я, оторвался от ветра.

На этот раз песня получилась не господской, а вполне народной. Хотя, они обе, судя по их довольным лицам, были встречены людьми в вагоне тепло. Всё равно ведь такие же русские люди…

— Странно, и кто был этот непонятный мальчик? Конечно, играл и пел он красиво. Но, если подумать, по поведению сущий разбойник.

— Конечно, не простой мальчик. Дык, князь Куракин это был!

— Князь Борис Павлович Куракин? Неужели? Наш российский юный и странный сочинитель? Немного наслышан-с! Так он же живёт в Петербурге? И вряд ли будет ездить в одном вагоне вместе с простолюдинами? Может, не он?

— Без сомнения, он! По некоторым сыгранным мелодиям узнали. Нашлись две служанки и один истопник. Они у своих господ не раз слышали их исполнение, особенно этот «Офицерский романс». Очень он господам по душе пришёлся. Вот они и сказали, что все мелодии как раз сочинения юного князя Куракина. И с нами, возможно, был он сам? И по возрасту подходит, и по сложению, и по поведению. Князь же! И знатен, и богат, и, понятно, что немного и буен! Вряд ли другие мальчики могли так всё исполнить. А что переоделся, так это нехитрое дело. Кто будет подозревать в этом оборванце-крестьянине юного князя? Может, даже и на войну собрался?

— Да, явно похоже? И ведь как смело себя повёл! И не побоялся совсем. Взял и порезал взрослых мужиков. Да, умеет! Те, хоть и сами разбойники, но побоялись лезть.

— А что лезть к князю, пусть и мальчишке? Ему же всё равно ничего не будет. К тому же, благородных с детства обучают разным боевым умениям. Зато какие красивые мелодии сыграл. И совсем не гордый, и не высокомерный. Да, молчаливый. Но, вроде, по слухам, юный князь странен и дружбу водит даже с простолюдинами. И, чем может, помогает? А парни, видать, его охранники?

— Да, слышал что-то такое. Что ни говори, повезло нам. Никогда бы не подумал, что такие душевные мелодии и песни прямо в поезде буду слушать, и в исполнении целого князя! Да, нежданно! Дай, боже, ему удачи в делах! И пусть не пропадёт он там на войне!

— Да, пусть боже хранит его! Хоть и князь, но достоин уважения.

И вот только в Харькове я пояснил своим товарищам, что мы пока поедем на юг, но немного не в ту сторону. На этот раз кровь из носу, но нам не надо было привлекать к себе никакого внимания. Город, хоть с Петербургом и Москвой не сравнить, конечно, тоже не маленький. Как я слышал и интересовался ещё дома, население Харькова уже приближалось к ста тысячам. По нынешним временам достойно! И жили тут, помимо русских, ещё и малороссы. Ну, да, южные края, вроде, Слобожанина и, ясно, свои особенности… Хотя, вроде, жило и немало евреев. Ну, тут без них никуда…

Вокзал, конечно, был каменным и располагался не так далеко от центра города, чуть севернее слабозастроенного Полтавского шляха. Улица так непривычно называлась. Хотя, здешнее словечко, обозначающее большую, даже главную дорогу. Он выглядел весьма представительно и имел два длинных и высоких двухэтажных крыла. Да, основательное здание! А в середине крыши виднелись, помимо большого и красивого купола, и разные выступы. И в самом вокзале, и на привокзальной площади перед ним, конечно, всегда крутилось много самого разного народа, и не всегда примерного поведения. Демьян пошатался по округе и нашёл пару парней своих лет. Хотя, и никуда особо ходить не надо было. Мишка Окунь и Лёня Карась тоже занимались, честно говоря, не совсем хорошими делами, но они с удовольствием согласились принять на хранение, конечно, за плату, наши вещи. Точнее, не они сами, так как жили довольно далеко к востоку, даже на Захарьковской стороне, где-то у Конной площади и одноимённого рынка. Отправиться туда я не согласился. Мы же не для экскурсии по Харькову сюда приехали. Как-нибудь потом. Вот парни и направили нас к тёте Мишки Ганке, худощавой и не очень высокой, но симпатичной малоросске, ну, да, хохлушке лет сорока, жившей в своём доме, хоть небольшом, но деревянном, где-то к востоку от вокзала, за рекой Лопань. К счастью, недалеко оказалось, вполне быстро добрались. Понятно, что пришлось взять извозчика, правда, уже вполне себе русского. Тем не менее, говор дяди Потапа отличался от нашего, но понять было можно. Вот речь хозяйки дома была моим помощникам сильно непривычна. Хотя, оказалось, что я сам мог общаться с ней вполне сносно. Явно воспоминания помогли. Тем более, как бы и воевал в этих же местах, хоть чуть и южнее. Хотя, мои помощники этому не особо удивились Привыкли уже к моим странностям. А так, и хозяйка всё восприняла спокойно. Муж тёти Ганки Олесь и сын Ивась, вроде, лет так под восемнадцать, пока работали где-то западнее Харькова на строительстве железной дороги и дома временно отсутствовали. Нас встретили две красивые и любопытные девочки — Юля и Мила, чуть постарше и младше меня, но мать их быстро прогнала. Мои помощники немного отвлеклись на них, но меня они, конечно, не интересовали.

Хозяйка с радостью приняла нашу поклажу. Мы пообещали вернуться за ней через несколько дней. Хотя, ничего такого важного и ценного не оставляли. Разве что гитара. Всё самое ценное, нужное и опасное, и все бумаги мы всегда держали с собой. И револьвер, вместе с патронами, я взял с собой лишь один, можно считать, как бы и законный, подаренный генералом Эттером. Если что, может, удастся и отбрехаться? Дарственная тоже с собой. А другие два, подобрав подходящий миг, мне удалось припрятать в хозяйственных постройках дома тёти Ганки. Никто чужой не засёк, так и помощники на страже были. Скорее, пока не найдут, так как лучше искать надо, и достать неудобно.

Конечно, мы крепко пообедали. Хозяйка постаралась на славу и накормила нас местным густым и вкусным борщом. Я сам, можно сказать, и по старой памяти, и попросил. И нам на память, и хозяйке немного денег на хозяйство. В Петербурге мы такое, конечно, ни разу не едали. Что же, готовить, как здесь, тоже уметь надо.

На вокзале мы особо не засиделись. И на этот раз Демьян спокойно достал билеты в Симферополь, хотя, тоже в третий класс. И опять в вагоне народа было полно, понятно, что тоже простолюдинов. Но сейчас мы вели себя тише воды, ниже травы. Нас даже задвинули в конец вагона, к двери, хотя, места на сиденьях достались, но лишь с краюшка, что нечего и было думать, чтобы хоть слегка подремать. Пришлось терпеть. Ладно, что никто и не думал к нам приставать.