Четвертая масть - Игорь Черемис Страница 41

— Если меня туда не бить, — я выразительно глянул на Аллу — и она смутилась, — и не делать резких движений, то всё нормально. Повезло, могло быть хуже.

— А кто это был? — поинтересовалась бабушка. — Ты его точно не знаешь?

— Точнее некуда, впервые увидел. Примерно одного со мной роста, нос чуть орлиный, а глаза злые… коренастый такой, словно борьбой занимался, но по движениям — совсем не борец… Ал, что?

Я заметил, что Алла поднесла ко рту сжатый кулачок и закусила костяшки пальцев — верный признак, что она сильно-сильно волнуется.

Все посмотрели на девушку, и она снова смутилась.

— Эм… я не знаю… — пробормотала она. — Просто это описание напомнило мне Бориса.

— Какого Бориса? — недоуменно спросил её отец.

— Думаю, речь идет про Боба, — вмешался я. — Боб — это прозвище, а зовут его как раз Борис. Вот только он никак не мог оказаться в том парке — он сейчас служит в армии… или мог?

Мы с Александром Сергеевичем переглянулись.

* * *

Фотографий Боба у Аллы не было. Когда они встречались, то сделали пару совместных снимков, но после расставания она все свои экземпляры уничтожила, так что выяснить, он был в Покровском-Стрешнево или кто другой, похожий, мы не могли. Я вообще с трудом представлял, где можно посмотреть на этого человека — раньше его внешность меня не интересовала, и я откладывал его вопрос до его же демобилизации, подозревая, что тогда он сам меня найдет. Но если в парке на меня напал именно он — это многое меняло.

В первую очередь это означало, что Боб за мной следил и ждал подходящего случая; если бы я сразу пошел на «Сокол» вдоль Волоколамского шоссе, никакого нападения не случилось. Или случилось — но в другое время и в другом месте. К тому же присутствие Боба в Москве делало его одним из главных подозреваемых в убийстве Ирки — и я готов был дать голову на отсечение, что это именно он так отомстил тому, до кого смог дотянуться без особых проблем. Впрочем, всё ещё было неясно, как этот Боб добрался до столицы — я много слышал про сбежавших из своих частей военнослужащих срочной службы, но их обычно ловили очень оперативно, особенно если эти ребята пускались в бега с оружием.

Мы все погрузились в глубокую задумчивость. Если бы Валентин не был ранен — и если бы у него не было более важных дел, связанных с госпереворотом — я бы обязательно позвонил ему со своей догадкой, а уж он бы придумал, как её проверить. У меня никаких идей не было.

Осенило Аллу.

— Дима! — воскликнула она.

— Что — Дима? — недоуменно спросил я.

— Да Дима же, помнишь, он рассказывал, что они дружили, концерты на квартирах устраивали?

— Помню, конечно, — в конце концов, это было совсем недавно, а память после переноса у меня стала чуть лучше — особенно на некоторые вещи.

— Я была на таких квартирниках, там всегда фотограф крутился, — объяснила она. — Фоткал, конечно, в основном музыкантов, но и зрители попадались… у меня даже пара есть с выступления Городницкого, где я в кадре.

К своему стыду, я совершенно не знал, кто такой Городницкий и чем он знаменит, а переспрашивать посчитал излишним[13].

— Думаешь, у твоего Димы найдутся фотографии с Бобом? — уточнил я.

— Ну да… думаю, он не откажется их показать.

Да куда он денется, подумал я. Алла всё-таки Врубелю нравилась — правда, кажется, чисто платонически.

Глава 15

Фото на память

Алла осталась в прихожей звонить Врубелю, а мы всей толпой прошли на кухню. Мне больше хотелось добраться до нашего дивана, скинуть одежду — особенно подаренную той женщиной рубашку — и счастливо заснуть. Кажется, сказывалась полученная организмом доза обезболивающих, да и рана давала о себе знать. По-хорошему, мне действительно стоило хотя бы полежать, но я понимал, что такое времяпрепровождение мне сегодня не светит. Особенно если нападавшим действительно окажется Боб.

По телевизору, который работал на минимуме громкости, по-прежнему танцевали артисты балета — судя по костюмам, это было что-то шекспировское, как бы не «Ромео и Джульетта». Впрочем, узнавать точнее я не стал.

— Они всё ещё зачитывают те заявления? — я кивнул в сторону экрана.

— Да, каждые полчаса… одно и то же, — поморщился Александр Васильевич. — А на улицах как обстановка?

— Непонятно, — ответил я. — Туда когда ехал — всё почти как обычно. Потом уже и электрички перестали ходить, трамвай остановили — может, конечно, только на том направлении? Не знаю.

— У нас по дороге вроде ещё ходят, — сообщила бабушка. — И туда, и обратно.

— По Волоколамке ещё колонна бронетехники шла, может, поэтому. И куда они её только гонят? Не войну же в центре столицы собираются устраивать.

— Они Кремль окружили, — вдруг сообщил Александр Васильевич. — Я звонил приятелю, который там недалеко живет, он рассказал, что на всех мостах через реку блокпосты, на основных улицах тоже, а в парке у Крымского моста пушки стоят. Или гаубицы — он в этом ничего не понимает. Наверное, ждут, когда те сами сдадутся.

В прошлой жизни мне однажды довелось почитать воспоминания Паустовского — вернее, как я потом узнал, ту их часть, которая была посвящена революции и Гражданской войне. Там писатель упомянул и об обстреле Кремля в ноябре 1917 года — большевики пытались выкурить оттуда юнкеров. Но стреляли они, если я правильно помнил, не вдоль Москвы-реки, а из района Тверского бульвара — сейчас это направление, наверное, хорошо перекрыто тем же «Интуристом». Но вроде бы тем же гаубицам глубоко плевать на высокие здания — впрочем, я тоже в этом ничего не понимал и не собирался разбираться.

— Надеюсь, до этого не дойдет… Это в семнадцатом году никакого ЮНЕСКО не было, а сейчас могут и наказать за разрушение исторического памятника, — попытался пошутить я. — Всё равно не могу понять, в чем цель всех этих движений? Войска, осада, Кремль… как там Михаил Сергеевич сказал — здание КГБ взяли? Это ещё…

— Никто не может, — кивнул Александр Васильевич. — Я нескольким знакомым звонил, все в недоумении — что происходит, зачем происходит… Но все надеются, что вскоре всё станет понятно.

Я бы на это не рискнул делать ставку — советские власти вообще не очень стремились давать податному населению простую и ясную информацию, ну а заговорщикам сам бог велел делать упор на скрытность и дезинформацию. Да и технические возможности этого времени играли им на руку. Это в девяносто