Валькирии Восточной границы - Виталий Абанов Страница 42

насмешкой, дескать наш-то дурак слышали, что выкинул? Князем сделали! А он опять какую-то девку охмурил и из окна голый выпрыгнул от ее братьев спасаясь! Вот такая легенда мне нужна… сделать имидж Черного Властелина, Мрачного Убийцы Королей — ни в коем случае. Во-первых, мне покоя эта игла не дает… надо эскулапа поймать. Он же самый обычный эскулап, никто про него не говорит, что он родовым даром «протыкания иглой» владеет, а вывод отсюда какой? Такой, что я — уязвим. Должны сложиться какие-то условия, но при определенных обстоятельствах я такой же как и все — мягкий. И самое тут страшное, что я этих условий не знаю. Надо выяснять. А второе… второе заключается в том, что даже если предположить, что я неуязвим абсолютно, выжить в одного невозможно. Так и с ума сойти можно. А я не просто выжить хочу, я хочу изменить этот мир, а для этого мне нужна помощь людей. Влияние на общество — и чем больше, тем лучше. В случае же, если я покажусь для властьпредержащих угрозой, мне объявят войну. И, судя по всему, у местных властителей есть чем сдерживать таких как я, чего только эта вот «Подземная Тюрьма» стоит. Я и сам с места в карьер могу таких вот техник и способов со мной сладить сотню-другую придумать, раз уж в этом мире магия есть и физика нервно курит в стороне папироски, пытаясь осознать, как именно полковник Мещерская может себя из мясного фарша воедино собрать и не поморщиться. Как худенькая девушка в красном ципао (видел я такую на поле битвы) может из своего рукава такой струей огня окатить, что ранцевый огнемет поперхнется и покурить у физики стрельнет. Как старый и матерый зверь я знаю одну истину — непобедимых не бывает. И если люди очень сильно захотят тебя убить, рано или поздно у них получится. А значит надо хотя бы начальную стадию внедрения в общество играть роль безопасного и забавного идиота. Но не такого, которого жалко, а такого, про которого говорят и головой качают — ай дурак! С восхищением дуростью. Степенью дурости и бесшабашности. Гвардии лейтенант Уваров в этой легенде будет смесью Казановы и Давыдова, бойца и любовника, постоянно попадающего в неловкие ситуации и сморкающегося в шторы и скатерти. Эдаким поручиком Ржевским и Терминатором в одном лице. Сложная смесь? Да ни капли, вы вон на господина гусара фон Келлера поглядите! Ему и прикидываться не надо, он так живет. Правда, судя по образу его жизни — проживет он недолго, но зато ярко. Красочно так.

— Отпусти меня! Северный варвар! — бьется в моей руке барышня Лана и, кажется, даже пытается меня укусить: — Ванбадан! Что ты делаешь⁈

— Собираюсь насладиться лаврами победителя. — доверительно сообщаю я ей. Она на секунду даже вырываться перестала — переваривает сказанное.

— Это как? — спрашивает она, пока я с чувством глубокого удовлетворения поглаживаю ее упругую попу, едва прикрытую лоскутами шелка. Гладить попу девушки через тонкую шелковую ткань даже лучше, чем гладить попу без ткани. Попробуйте. Рецепт удовольствия очень прост — возьмите одну разъяренную девушку из Восточной Ся и закопайтесь вместе с ней в землю. И конечно же нужен шелк… немного шелка, но все же.

— Я же тебя победил. Значит ты теперь моя наложница. Может быть на короткое время, но все же. Хотя… если до самой смерти мы вместе — это же долгий срок, верно? Ну вот, значит пришло время тебя насиловать.

— Что⁈ Я… буду просто терпеть! — барышня Лана в моих руках обмякает: — И ты не поймешь всей глубины своей потери! А я могла бы…

— У меня времени нет ухаживать. — поясняю ей я: — Ты — привлекательна, я… хм… чертовски привлекателен и очень силен, чего время зря терять. У тебя мужа, который маг нету случайно?

— Нету…

— Ну вот и прекрасно, никто меня в крысу не превратит. Это была бы очень похотливая крыса…

— Убери руки! Ты куда… ой! Не надо!

— Как не надо⁈ Ты же сама сказала. — выполню любое твое желание, мой господин!

— Не говорила я такого! Ой! — треск шелковой ткани заглушает грохот расступающейся земли и яркий свет, вспыхивает, ослепляя нас.

— Уваров! — грохочет чей-то голос и я, щурясь от света, поднимаю голову. А не так уж и глубоко нас закопали, ага. Метров… десять? Или меньше?

— Ты там живой⁈ — земля расступается и на краю ее возникает сухонький старичок, генерал Троицкий, рядом с ним стоит Мещерская, ее глаза сужены, а губы поджаты.

— Как я рад вас видеть! — кричу я им наверх: — Мария Сергеевна! Я так рад что с вами все в порядке!

— Кобель! — бросает Мещерская и отворачивается. Над краем ямы возникает лицо гусара фон Келлера, он улыбается и показывает мне большой палец. Я не понимаю в чем причина такой резкой перемены отношения ко мне со стороны полковника Мещерской, я тут ее спасаю, понимаешь, а она…

— Руку из меня вынь. — говорит барышня Лана, которая лежит у меня поперек колен: — Я готова сдаться в плен на почетных условиях. А руки в пленных совать — это только такой варвар как ты может. И вообще…

— Прошу прощения за то, что помешал. — говорит старичок Троицкий и складывает руки, формируя лестницу из камня, даже с перилами!

— Да что вы… — отвечаю я, убирая свои руки от барышни Ланы. Та фыркает и спешно поправляет на себе свои лоскуты с тем, чтобы они прикрывали стратегически важные места.

— Экспедиционный корпус принца Чжи отступил. Видимо у них целителей не хватило, им денек-другой придется восстанавливаться, — сообщает мне Леоне: — а ты тут с девушкой. Нет, Володя, я в восхищении, ты везде себе бабу найдешь!

Глава 21

— Скотина такая! Пятнадцать суток гауптвахты! Нет, сорок! Будешь сидеть там до морковкина заговенья! Кобель! Приказы нарушать! — бушует полковник Мещерская, расхаживая взад и вперед передо мной и почему-то — фон Келлером, который шустро встал справа от меня, образуя эдакий импровизированный строй. Слева от меня почему-то встала барышня из рода Цин, ей полковник накинула на плечи свою шинель, видимо потому, что сама Мария Сергеевна сейчас в теплой одежде не нуждалась, если ее сейчас холодной водой облить — так пар пойдет, пожалуй. Вот прямо из ушных раковин и пойдет, со звуком паровозного свистка.

— Ради всего святого, Мария Сергеевна, — дождавшись, пока Мещерская сделает паузу, чтобы вдохнуть немного воздуха в легкие, вмешивается генерал Троицкий: — о каких приказах вы говорите? Вы отдавали этим… ммм… блистательным молодым людям приказ не вмешиваться? Когда?

— Нет… но! Они же под домашним арестом! Слово офицера давали! Два… кобеля! Уу… зла не хватает. Что можете сказать в свое оправдание⁈ Уваров! Слово давали⁈

— Так точно! Давали! — соглашаюсь я.

— Нарушили⁈

— Никак нет! Не нарушили! — вытягиваюсь «во фрунт» я, только что каблуками не щелкаю. Затруднительно знаете голыми пятками щелкать, опять на мне обувь разлезлась. Вот только пнул кого-то хорошенько — так и разлезлась. Эх…

— Как это не нарушили? — упирает руки в бока Мещерская. Позади нее проезжают всадники лейб-гвардии и сочувственно качают мне головами, кто-то лыбится и подмигивает. Чертова легкая кавалерия, начинаю проникаться к ним антипатией, совсем как Мария Сергеевна.

— Так нас под домашний арест посадили, — находится Леоне фон Келлер: — а дома у нас нет! Разломали твари все! И сейчас наш дом — это родная страна! Родная тайга, заснеженные поля и местечко в сердце у красивых барышень, которые неравнодушны к судьбе одинокого гусара…

— Вот-вот, — подхватываю я: — двух одиноких… ээ… гусаров.

— Ты-то куда, Уваров, ты же не гусар… — скрещивает руки на груди Мещерская.

— В душе, в глубине сердца Володя — гусар, — горячо защищает меня фон Келлер: — такой гусар, что всем гусарам! Да и делал он все, чтобы вас спасти! Мария Сергеевна, Богородицей клянусь, Владимир Григорьевич как узнал, что вы на встречу чжурчженям отправились — так и побледнел весь! Я, говорит, такого допустить не могу, чтобы Мария Сергеевна в лапы к чжурам попала. И на коня! А вы знаете как он на коне ездит, бедное животное…

— Вполне себе здоровое животное,