Полудержавный властелин - Николай Zampolit Соболев Страница 43

И что ни делаю, все время чувствую это глухое сопение, гундеж «не по старине», саботаж ползучий… Упругая стена, давишь — прогибается, перестаешь давить — тут же в исходное состояние. Вроде делаешь все ко всеобщей пользе, но натыкаешься на кучу частных интересов.

И перепись это болото изрядно взбаламутила. Людишки Вяземского к весне уже много накопали на таких, кто покамест тихо бурчит и возмущается по углам. Перемены им не нравятся, капает над ними — так жизни без перемен не бывает, только не все это готовы принять.

Ничего, закончим перепись, сведем кадастр, будем упругую стену пробивать Диминым методом. Недоволен, заговоры устраиваешь? Ну так страна у нас большая, много необустроенных земель, туда и поедешь. Тем более отличные примеры перед глазами из тех, кого Шемяка в Пермь да Вятку загнал, все неплохо устроились и землю роют, пытаясь восстановить прежнее состояние. Выжившие Гаштольды даже более прочих отличились, очень неплохо в Перми обосновались, епископ на них не нахвалится — активно миссионерствуют, обращают местных в христианство, попутно себя не забывают, наращивают вотчины…

Перепись, однако, продолжили без меня.

То ли зря порадовался первому весеннему солнышку и распахнул тулуп, то ли застыл где при ночлеге, но — жар, бред, озноб и все тридцать три удовольствия. И в Москву меня привезли полумертвого и без сознания.

Первый раз из забытья вынырнул, когда меня под вопли и причитания дворни тащили из возка в палаты. Ревели бабы, сдержанно шипели мужики:

— Горе, горе-то какое! За что такая напасть, Господи?

— Цыц ты, дура, не голоси, как над покойником! Даст Бог, выздоровеет князь! Молиться надо!

— Господи Иисусе, даруй исцеление рабу Твоему Василию…

— Вася, Васенька! — услышал как бежит по лестнице Маша и снова провалился во тьму.

Сквозь вязкий жар отрывочно слышал тревожное гудение, в котором с трудом распознавал Голтяя, Добрынского, Патрикеева, рынд, Никулу…

— Что делать будем, коли помрет? — спросил полузнакомый голос.

На него никто даже не шикнул, а я все никак не мог пробиться через патоку, в которой плавал мозг и сообразить, кто это там такой любопытный.

— Негоже, князь, о таком мыслить. Иди, помолись о здравии собратанича, — ответила тьма голосом Никулы.

Собратанич… собратанич… а, двоюродный братец примчался, Иван Можайский…

И снова тьма.

А потом по лбу разлилась прохлада и я открыл глаза: надо мной плакала Маша, в углу над исходящими паром крынками возилась баба в темном, а вся палата тонко пахла уксусом.

— Уксус… зачем… — через силу спросил я.

— Обтираем, ладо, — сквозь слезы ответила Маша, — и белье кажный час меняем, потешь сильно, выжимать можно.

— Травами… пои… малиной…

— Бабка Ненила с Максатихой так и делают, а я молебны служу.

— Водкой… растирайте…

— Водкой? — переспросила баба в темном.

— Вод… кой… жар… сбить…

И снова провал, на этот раз ненадолго — и Маша, и бабки никуда не делись, и еще пришел Никула, читавший в углу с аналоя Псалтырь.

Чугунная голова и шершавый язык, вот и все, что я успел осознать. Но тут меня слегка приподняли и поднесли ко рту мисочку с горячим отваром:

— Пей, княже, пей.

Судя по свету за оконцами, в следующий раз очнулся я утром. В том же углу под неодобрительным взглядом Никулы бабка Максатиха шептала над своими травами и настоями, в крестовой палате придушенно лаялись ближники — кому что делать, случись что.

Вот же сволочь братец Иван, влез со своим поганым вопросом… Хотел было сказать — не ссать, есть Дима, он продолжит, но сил хватило только приподняться да издать горловой звук, как снова провалился в беспамятство.

Хотя нет, не в беспамятство, скорее, в измененное состояние — в полубреду мозг активизировался и вытолкнул на поверхность кучу идей и разной информации. Но как со сновидением — стоило проснуться, как ничего не смог вспомнить.

— Спи, ладо, спи, ты бредил, тебе спать надо.

— Посади… дьяка… бред… записывать…

— Спи, спи…

И снова выключился, на этот раз в кошмар — пробила до судорог мысль, что раз мы с Димой тут вдвоем, то может есть и третий, и четвертый? А если есть, то за кого они? И как их найти? Может, в степи потому и тихо, что там кто-то из наших подыгрывает?

Очнулся очередной раз — возле кровати Юрка. Сил хватило только на то, чтобы прогнать, не дай бог, у меня зараза какая. Заодно про марлевые повязки вспомнил.

И вот тут меня накрыло по-настоящему.

Глава 14. Ксенофобия и другие ужасы

Несколько суток между бредом и явью кувыркался, есть не мог, поили отварами да настоями, истощал весь. Наверно, когда сына гнал, перенапрягся, вот кризис и накрыл — после было очень тяжело, но день ото дня отпускало, понемногу прекратились бредовые видения и я просто проваливался в черноту сна.

— Юрка здоров? — спросил я первым делом, как малость очухался и стал связно говорить.

— Да, с мамками во дворе гуляет, — улыбнулась Маша.

Ну слава богу, похоже, на меня свалился не вирус, а сильная простуда. Хорошо хоть организм справился, надо бы поаккуратнее к нему относится. И хорошо что у нас не XVIII век с зеркалами на каждом углу, мне и одного серебряного хватило выше крыши. Как поднесли, так сам перепугался: худое взъерошенное чучело со впавшими горячечными глазами, вот истинно, краше во гроб кладут.

Но во гроб положили Дмитрия Красного, моего кузена, Шемякиного тезку и родного брата. Не иначе, судьба выпала одному из Калитичей помереть. Еще через день, когда я уже полулежал на подушках, мне выдали полученный неделю назад подробный отчет из Углича, где все и произошло.

Помирал Дмитрий тяжело и странно, началось с глухоты, потом открылось кровотечение носом… К вечеру он затих и его посчитали умершим, но заполночь Дмитрий проснулся и запел псалом. Так и пел еще два дня, прерываясь на сон (причем людей узнавал, говорил осмысленно, но что ему говорили, не слышал), а на третий день помер. Могу себе представить, как паниковали мои ближние, когда они сравнивали происходящее в княжеских палатах Москвы и Углича… Но я выкарабкался, а Красный — нет. Что характерно, в отчете подробнейшим образом перечислили, какие псалмы, богородичные стихи, отрывки из Писания и в каком порядке декламировал князь, а вот симптоматику дали кратко и мельком — «в нем двигалась болячка». При нынешнем уровне диагностики это может быть что угодно, понимай, как хочешь. Завершалось послание тем, что тело князя везут для похорон в Москву, для чего засмолили в дубовой