Кофе готов, милорд (СИ) - Логинова Александра Страница 43

И если в городе узнают, что вся невеликая семья графов, обеспечивающих порядок и защиту, разом исчезла с лица Аморской земли…

– Да слышите ли вы меня, нелюди? Сидите с рожами постными, будто капуста в голубцах ваших тухлая. А я вот, че думаю… – боже, избави нас от её мыслей. Интересно, если снять кулон и попросить всех выйти, у меня получится вырубить её так, чтобы она не вспомнила весь сегодняшний день?

– Убили графинюшку нашу, Греттушку свет Францисовну!

– Да с чего...

– Молчи, Ритка, раз ничего не понимаешь. Меня слухай, молчи и слухай. Сами убили, тело огню предали, а прах по ветру развеяли. Это и скрывают.

Что?!

Мужчины скорбно сняли шапки. Зачем им вообще головные уборы в помещении, блин? Мира сложила руки в характерном жесте и прошептала коротенькую молитву. Потом подумала и мелко перекрестилась, подражая нашему христианству и вызывая у меня иррациональное чувство гордости – запомнила наши религиозные ритуалы, о которых я ей однажды рассказала. Ясень вышел изо стола, взял свою сумку и достал оттуда листок бумаги с крупным заголовком «Завещание». Подумал пару секунд, написал несколько строк… и поставил мою размашистую подпись! После чего аккуратно свернул его в трубочку и галантно передал Мире.

Я обалдело взирала на эту панихиду. Служанка развернула завещание и углубилась в чтение, стараясь не слишком радоваться написанному. Через плечо ей заглянул Анри и удивленно присвистнул, почесав затылок. Заинтересованные Берта и Феликс отогнули край листа, прочитали… переглянулись и поудобнее перехватили столовые ножи!

Одна лишь старая клюшка ничего не замечала, упоенно причитая по безвременно сгинувшей мне.

– Так уж и убили? – я попыталась сохранить холоднокровие, топя малодушное желание сбежать в клюквенном чае.

– Наверняка. А ежели и не убили, то держат в какой-нибудь башне высокой, цепями закованную, без еды и питья, как рабыню бесправную. Надобно нам помощь отыскать, дабы вызволить красавицу из логова злодейского.

– Ну нет, умерла так умерла, – воспротивился конюх, шепча строки «завещания». – Неча душу покойную тревожить, ей еще ягоды небесные в божьем дворце вкушать, а мы тут со своей беготней перебаламутим всех.

– В самом деле, коли прибрал её Мир к рукам, так нужно прямо сейчас в мэрию идти, ходатайство подавать на регистрацию смерти, упокой бог душу юную! Ну и на наследство заодно, чтобы сразу едино разобраться, без проволочек… – скромно закончила Берта, мечтательно поглаживая место подписи.

– Вы че? Вы как это? – вытаращилась бабка так сильно, что я испугалась за её глаза. – А ежели жива она?!

– Ненадолго, – хитро улыбнулся Феликс, доставая карманные счеты. – В смысле, пока помощь организуем, с ней сто раз покончить могут. А вообще, правы вы, мисс Микардия, наверняка нашей госпожи давно нет в живых.

Один только дед Яким, подслеповато щурясь в бумагу, наливался лихорадочным румянцем и гневно сжимал кулаки.

Мы с бабкой переглянулись, разделяя друг с другом глобальное чувство офигевания. Плюнув на все последствия и на этих предателей, я вскрыла пожелтевший от времени конверт, который был тайно изъят не иначе как из кабинета Михаэля, судя по тому, что там теперь архив.

«Мой дорогой друг, я вынужден вас огорчить. Мне крайне неприятно сообщать неутешительные новости, но я оказался бессилен перед задачей, которую вы мне ставили. Ни городской архив для горожан, ни закрытый архив городского управления и нашего отделения стражи не смог мне поведать, отчего интересующая Вас персона отказалась жениться еще раз. Более того, увы, я не смог выяснить, отчего данная персона не наняла учителей для дальнейшего развития дара своей дочери, когда его уровень несомненно возрос. Это наводит меня на два смущающе противоположных вывода: или же семя оказалось слабо, что растить его потенциал дальше бессмысленно, или отец скрывает дочерние возможности, предпочитая тренировать её сам.

Однако мне есть и чем вас порадовать. Моя ручная сколопендра – прилежный питомец и не реже раза в месяц докладывает, что юная поросль нашего с вами общего знакомца обладает нежным здоровьем, тяжело перенося кончину матери, а общая субтильность и пассивность, присущая особо покорным девицам, развеивает ваши страхи. Я убежден, что не только сама леди не сможет вам противостоять, но и не сможет родить достойного и сильного наследника, способного помешать вашим чаяниям. К тому же, насколько я осведомлен, её отец, а также иные родственники, не обладают навыками афферентного влияния и не могут учить этому дочь. Не хотелось бы забегать вперед и торжествовать раньше времени, но, убежден, одним из родов-аффектов скоро станет меньше по естественным причинам.

Дабы узнать больше я искренне рекомендую Вам изучить столичный архив и организовать запрос на сводку магической активности этого рода за последние шестьсот двадцать лет. Уверен, вы откроете для себя массу любопытных деталей, недоступных мне ввиду моего служебного положения и необходимости сохранять бдительность и прикрытие.

С заверениями в своей исключительной преданности, ваш товарищ и последователь».

– И где вы тут разглядели планы на похищение с убийством?

– Глупая. Вот сколь Мир тебе ума не дал, а все в дыру вылетело, через которую ешь. Это ж письмо самого начальника стражи, что полтора года назад пинком под зад улетел со своего жирнючего поста. Мне этот свин форменный как-то претензию писал, мол, много лезу не в свои заботы, когда я Каську прижучить хотела за нелицензированную продажу сивухи. Так я его почерк на всю жизнь запомнила, как он меня пожилой миссис назвал, клят мордатый. И он меня запомнил. Едва карету свою сгоревшей увидал, так на всю жизнь запомнил.

– Вы сожгли его карету? – пришла моя очередь таращиться на эту неожиданность.

– Я? Что ты, балаболка. Это не я, это молния в неё стукнула, да прямиком с чистого небушка. Так ему и сказали, – тепло улыбнулась баб-Мика.

Мама, роди меня обратно! А я ведь её пару раз клещом подхвостным называла. Мысленно, правда, но кто знает, не проронила ли вслух чего-нибудь нелестного? Судя по ласковому взгляду, которым меня щедро одарили, завтра сгорит наш сарай.

– Так вот, боров этот небритый кому-то писульку свою отправить хотел, да видно забыл или не успел. А её в архив сунули вместе с остальной корреспонденцией до востребования и вскрывать не стали, личное де. А вот пришлый сокол этот конвертик вскрыл. Прочитал, видно, и обратно запечатал, что б больше никто глазу туда не сунул. А от того вопросец у меня к вам, друзья-товарищи. Чегой-то павлин разукрашенный в мундире синем тревогу не забил? Королю это письмецо не отправил, бывшего начальничка разыскивать не стал? Закрыл, заклеил его и к остальным бумажулькам бросил. Ох, недаром. Затеял он что-то.

За окном ветер метал обрывки мусора, щедро приправляя их снежной крупой, выводил одному ему понятную мелодию в каминных трубах, а я складывала два плюс два. И математика выходила увеченная, кривящая на оба глаза и с параличом мизинца всех правых ног.

– Допустим, этот шмон в отделении неспроста и барин фишку чухнул раньше нас, а к этой маляве внимания должного не приложил, – слуги оторвались от увлеченного подсчета прибыли в случае моей внезапной смерти и пораженно посмотрели на мои барабанящие пальцы. – Но у нас совершенно нет доказательств, что он причастен к заговору. Если заговор против графской семьи вообще имел место быть. Увы, обратных доводов у нас также нет, а потому мы продолжаем болтаться, как навоз в проруби.

– Вот, что я тебе скажу, змейка, – очнулась бабка, завороженно проговаривающая про себя внезапно полезший из моего подсознания сленг и запоминающая новые слова. – Надобно тебе пошукать в этом столичном архиве по наводочке, заодно поспрашать, что говорят о пропаже нашей. Мы люди маленькие, зависимые от воли госпожи графини, оттого и суетимся, страхом глаза застилаючи. А там люди вольные, свободные, ничем графьям нашим не обязанные, так что, может, чего полезного и нам неизвестного сболтнут.