Царь Александр Грозный - Михаил Васильевич Шелест Страница 43

За время ожидания подул северный, нагнетающий Азовское течение, ветер, и двухмачтовые вёсельные турецкие суда двигались против течения и ветра медленно. К тому же на море поднялось, вызванное тем же ветром, волнение. С полутораметровых волн начало срывать брызги.

Командир батареи вынул шёлковый платок и, взяв за уголок, предоставил его ветру. Платок бойко развевался на ветру практически параллельно линии прицеливания.

— Поправка на ветер «ноль минус три», на охлаждение воздуха «один»! Применить! — крикнул он.

Командиры расчётов повторили и команда постепенно стихла вдали. Однако кораблики не спешили приближаться на расстояние своего выстрела.

В общем-то, дальность уже была достаточной, чтобы русским пушкам дострелить до цели, но вот для того, чтобы наверняка попасть, погода была негодной. Волна, ветер… Князь подошёл ближе к командиру батареи и подозвал его жестом.

— Слушаю, ваше величество, — произнёс он, подбегая.

Командиры подразделений все были молоды и вымуштрованы Санькиными кикиморками до зеркального блеска, но этот командир был ещё из первого набора «опричнины». Ему было уже около сорока пяти лет, и он уже мог уходить на пенсион, но Ефим Иванович Карпов держался своей должности обеими руками.

Его род уходил корнями в семью Рюриков, но почитал он Саньку даже горячее, чем своего достойного предка. Тот был где-то далеко, а князь рядом и уже давно проявил себя, как «слуга отчеству, отец солдатам». Ефим Иванович на своём опыте видел, как изменилась воинская служба. Да и было с чем сравнивать. У многих князей и бояр, служба правилась по старинке, а в царских войсках и одёжка стала удобней и справней, и ружьишки ладные, а пушки и снаряды… Любо — дорого приложиться из таких по крепостям. Разлетаются милые, как дощатые избы.

— Ты, Ефим Иванович, не спеши бить по кораблям, если они сами не начнут первыми. А они точно не начнут. Ведь не дурни же они со своими пятью орудиями на наши двадцать лезть.

— Снаряды жалеешь, государь? — спросил без укора Карпов.

— Жалею, майор. Как представлю, как они, родимые, бестолку булькают в море и тонут на глубину, сердце давить начинает. Каждый ведь людскими руками сделан, потом, и даже кровью, полит.

Карпов кашлянул в кулак.

— Не извольте беспокоиться, великий государь, не промажем.

— Да, я не в укор твоим наводчикам. Тут я и сам могу промазать, а как я стреляю, ты хорошо знаешь.

— Знаю, государь, — смутился Карпов. — Ну, тогда ладно. Обождём. И сам хотел предложить, да ты опередил.

— Ну, и добро! Ждём у моря погоды.

Время близилось к полудню и появился Мустафа, с утра отправлявшийся со своими черкесскими башибузуками[1] на разведку. Мустафа набрал войско из тех черкесов, что враждовали с Темрюкскими родами. Именно поэтому Александр был вынужден срочно отправить Салтанкула и его воинов с Тамани, оттого и не нужен был Саньке силовой захват Таманских крепостей. Они бы сдались Мустафе добровольно. Тамань и сопротивлялась ему, думая, что он самозванец из московитов.

Сломал Салтанкул Александру его игру, а сейчас и обидеться может зато, что силком отправил его Санька на корабле в Ростов, но, что поделаешь? Издержки общения с родственниками жены. И жена, кстати, тоже может обидеться. Как же, у её рода победу забрал!

— Плохая тут земля! — крикнул Мустафа. — Вокруг грязевые фонтаны и горячие озёра. Тут только два места, где можно обитать: там на Темрюке, и здесь, где протекает река. Здесь, кстати, у неё очень много рукавов. Некоторые превратились в болота, смешались с подземными водами. Плохое место.

— Это и плохо и хорошо. Мы не собираемся здесь жить. Это просто единственное место, где сухопутный шёлковый путь из Индии подходит к Таврии. Мы не будем ничего ломать или менять. Когда-нибудь Таврия станет нашей и будет, так же, как и сейчас, снабжаться индийскими товарами. И ещё тут много железа и глины.

— Да, уж… Глины тут много и самой разной.

— Поверь мне, Мустафа, глина, — это тоже очень полезный товар.

— Как у вас с обстрелом крепости? — вспомнил Мустафа.

— Да, кстати… Я и забыл про неё.

Мустафа слез с коня, и они вместе прошли на мыс. Солнце светило слева, ветер дул справа. Крепость всё ещё дымилась, но дымы стелились параллельно земле, а солнечные лучи оттеняли рельеф.

— Так… Вроде, как и нет крепости, — проговорил Мустафа, глядя на противоположный берег сквозь «диоптрическую трубку» — обычный деревянный «чурбачок» с трехмиллиметровым отверстием, вмещающийся в ладонь. Санька показал «прибор» и он разошёлся по командирам.

— Вроде нет, — согласился Александр. — Теперь можно и корабли проводить.

[1] Баши-бузуки — название иррегулярных военных отрядов в Османской империи, вербовавшиеся во всех частях империи. Баши — голова. Бузук — бешенный.

Глава 18

Проводка кораблей по узкому каналу было делом ответственным, и Александр выехал в Темрюк, оставив батарею на майора Карпова, и взяв с него обещание: "никакие корабли не топить, если те сами не предпримут попытки атаки". Дабы защитить батареи от захвата десантом с моря, князь усилил их двумя ротами охраны, вооружёнными нарезными капсюльными пищалями и гранатами.

Расстояние между крепостями Тамань и Темрюк было без малого семьдесят километров. Это день спешной езды верхом "двуконь", но Санька не торопился и растянул поездку на двое суток, исследовав, между делом, левый рукав устья реки Кубань, впадающий в Чёрное море.

Стоял июль, и Санька с удовольствием часть пути проделал прямо по реке, пустив кобылку по берегу. Разведка подтвердила, что минимальные глубины реки в полтора метра позволяют пройти по ней плоскодонным и маломерным судам.

— «А если углубить и кое-где спрямить русло», — подумал Санька.

— Всё поняла с полунамёка, — сказала Марта. — Наши девоньки уже заселили все местные болота. Даже горячие. А вот водяного здесь нет, как и русалок. Но, может быть, это и к лучшему. При впадении в море этого рукава, образовался большой, заросший осокой и тиной лиман. Мы там не будем всё убирать, а наоборот заболотим озерцо. Чтобы русалки не завелись. Сложно с ними. Но проложим сквозь заросли канал чистой воды, который углубим.

— Правильно. И реки засадите по берегам болотными растениями, пригодными в пищу. Бедная тут растительность.

— Лесом бы засадить,