Вторая жизнь Арсения Коренева (СИ) - Марченко Геннадий Борисович Страница 43

Так, не отвлекаемся, Арсений Ильич, а то понесло тебя куда-то не в ту степь… С другой стороны, процесс чистки проходит уже как бы сам собой. Ещё в Пензе, работая с мамой и тёткой (да и собачку не забыть) я понял, что процесс исцеления происходит автоматически, нужно только задать нужный вектор, правильно поставить задачу. То есть браслет был своего рода микрокомпьютером, реагирующим на мысленные команды своего владельца. Главное — не разрывать контакт с исцеляемым.

Хотя… Всё-таки парочку спаек нужно оставить, а то ещё залетит от меня Евдокия, а в мои планы становиться папашей пока не входило. Вот когда будет у нас последняя ночь, то можно довести дело до конца. А там уж намекнуть ей, чтобы легла ещё раз на обследование.

В общем, подкорректировал я слегка программу. Вот наконец тренькнул в голове чуть слышный звоночек, возвещающий о том, что работа сделана. Я тяжело сглотнул, во рту всё пересохло, подташнивало, подушка под левой стороной головы промокла от пота, но расслабляться рано. Всё-таки необходимо убедиться, что работа сделана качественно. Снова сканирование… Ну да, исходя из моих познаний в гинекологии, вроде бы теперь всё в порядке, всё чисто за исключением нескольких специально оставленных мелких спаек.

Неожиданно Евдокия глубоко вздохнула и повернулась на другой бок, лицом ко мне. Я едва успел убрать руку. Открыл глаза… Она спала, прядь волос, «сбежавшая» из заплетённой на ночь косы, прилипла к губам. Я осторожно убрал её в сторону.

М-да, всё-таки энергии я потратил не так уж и мало. Ломило мышцы и суставы, колотилось сердце, подташнивало… Ещё и по малой нужде приспичило — две кружки чая даром не прошли. Приподнялся и тут же рухнул обратно — настолько хреново мне было.

— Не спишь? — услышал я голос Евдокии.

Глаза её по-прежнему оставались закрытыми, и она почему-то улыбалась.

— Не сплю, — признался я.

— А мне приснилось, будто у тебя в ладошках маленькое солнышко, и ты положил мне его живот. Мне стало так тепло и хорошо… А потом оно вошло внутрь меня, и я проснулась.

Она открыла глаза, наши взгляды встретились. Тьма была не абсолютной, сквозь оконное стекло пробивался мутный свет луны, спрятавшейся за укрывшей небо туманной дымкой. Да и стоявший в паре домов от нашего уличный фонарь давал какой-никакой свет. Глаза Евдокии чуть заметно поблескивали, на губах всё так же блуждала улыбка.

— Интересно, что бы мог значить этот сон? — выдавил я из себя, стараясь изобразить равнодушие. — У вас в селе нет бабок, которые сны разгадывают?

— Была одна, так лет семь как померла. У тётки спрошу, она в этом деле тоже немного понимает.

Евдокия закрыла глаза и вскоре снова тихо сопела. А я всё же собрался с силами, сел, посидел какое-то время, давая возможность вестибулярному аппарату прийти в норму, сунул ноги в тапки, встал, тихо дошёл до двери, так же тихо её открыл… Что-то тут же прошмыгнуло в щель и порскнуло на кровать, свернувшись клубком в ногах Евдокии. Вот же рыжий паразит! Как будто караулил, а мы ведь специально дверь от него на ночь закрыли. Ну ладно, пусть дрыхнет.

Вышел на крыльцо, успев переобуться в обрезанные по щиколотку сапоги и с накинутой на плечи телогрейке Евдокии. Тесноватой, но просто сверху накинуть годилась, чтобы не так сильно продрогнуть. В своей будке завозился Тимка. Может, ему тоже что-то снится? Какая-нибудь симпатичная сучка, хе-хе…

Я зябко поёжился, покачнулся, ухватившись за дверной косяк. Блин, со стороны кто увидит, подумают — нажрался доктор. Кое-как добрёл до будки туалета, сделал свои дела, так же, пошатываясь и матерясь про себя, вернулся обратно. Вспомнил, что пересохло во рту, свернул на кухню. Сунул было кружку под струю водопроводной воды, с вожделением подумав, что можно было попить колодезной воды во дворе, и тут увидел трёхлитровую банку с чайным грибом. Его своей племяннице с неделю назад спонсировала тётя Лида, вернее, половину склизкой субстанции, и Евдокия тут же залила его в банке крепким, подслащённым чаем. Вчера я заметил, что в банке уже начало пузыриться, ещё подумал, что, наверное, готов к употреблению. И вот сейчас мне так захотелось выпить этой забродившей жижи, что я не удержался, и отхлебнул прямо из банки, невзирая на лезущий в рот край гриба.

Наверное, примерно такой же кайф испытывает алкоголик, нашедший чем опохмелиться утром. Я сделал ещё один, затяжной глоток, влив у себя чуть ли не треть банки, и смачно рыгнул. Уф-ф, прямо-таки божественный нектар… Низкий поклон человеку, который первым придумал настаивать чайный гриб!

У меня после этого даже самочувствие заметно улучшилось, хотя, не исключаю, это всего лишь было самовнушение. А ещё очень сильно захотелось спать, глаза тут же начали слипаться. Я ещё успел по пути в спальню посмотреть на стенные часы… Четверть третьего, самый сон. Ну-ка, рыжий, подвинься! Котяра обиженно мяукнул, но тихо, словно боясь разбудить хозяйку. А я — не прошло и минуты — уже провалился в глубокий, спокойный сон.

Утром я чувствовал себя всё ещё немного разбитым, но не настолько, чтобы пропускать рабочий день. Тем более под моим наблюдением находился 15-летний парнишка с острым гастритом. Решил подержать его с неделю на строгой диете, если улучшения не наступит — придётся отправлять в районную больницу. Вот ведь, такой молодой — и уже гастрит.

Евдокия, как обычно, на свою птицеферму ушла рано, когда я ещё нежился в постели. Чмокнула в щёку и исчезла. Боже, как не хотелось вставать… Но надо. Единственное — позволил себе откосить от зарядки, всё-таки повод веский на то имелся. Зато, несмотря на слабость, проснулся зверский аппетит (впрочем, это я уже предвидел), так что завтрак получился достаточно плотным.

В амбулаторию я отправился пешком — на велосипеде в таком состоянии ехать поостерёгся. В течение дня я находил в себе силы держаться бодрячком, улыбаться коллегам и пациентам, вести приём в своём кабинете, только в редкие минуты передышки, когда я оставался наедине сам с собой, мог позволить себе устало откинуться на спинку не самого удобного стула и закрыть глаза. Сонливость начала меня преследовать начала после обеда, несколько раз до оконца рабочего дня мне удалось урывками подремать и, если спать хотелось уже меньше, то начала болеть голова. То в темя, то в виски словно невидимый палач ввинчивал такие же невидимые раскалённые гвозди.

Когда вернулся домой, Евдокия как раз вытаскивала из стиральной машинки только что постиранное бельё с намерением развесить его на веранде.

— Ты чего такой? — спросила она. — Не заболел?

— Да что-то голова к вечеру разболелась. Наверное, магнитная буря, — отбрехался я.

— Какая буря? — часто заморгала Евдокия.

— Магнитная… Ну это когда на солнце вспышка, а на Земле, соответственно, идёт возмущение магнитного поля. Ну это я шучу, учёные доказали, что вспышки на солнце и магнитные бури влияния на самочувствие человека не оказывают.

На самом деле им ещё предстоит доказать, но я обошёлся без уточнений. Советская наука не принимала всерьёз эти полушарлатанские заявления о связи здоровья человека со вспышками на солнце или сменой погоды, и правильно делала. Тут большую роль играет самовнушение, навязанное общественным мнением. Когда человек со всех сторон слышит о метеозависимости, он поневоле начинает в это верить.

Тут мой взгляд снова упал на банку с чайным грибом. И снова неимоверно захотелось сделать несколько этой кисло-сладкой шипучки.

— Можно плесну в кружку? — кивнул я на банку.

— Да конечно, охота спрашивать. Ты уж пил, я смотрю?

— Ага. Ночью по нужде выходил, и пить захотелось. Не удержался.

— Ну и пей, смотреть, что ли, на него… Я сама гриб могу попить, но немного, в охотку.

Я налил из банки в эмалированную кружку, почти до краёв, и с удовольствием выцедил, смакуя удовольствие. Прямо-таки похорошело! В банке оставалось ещё на пару кружек, не считая необходимого количества жидкости в качестве питательной среды для гриба, но я решил не наглеть, хотя мог бы, кажется, эти пару кружек — в общей сложности пол-литра — влить в себя без проблем.