(Не)добрый молодец: Зимогор (СИ) - Птица Алексей Страница 44

Время от времени они, меняясь друг с другом, слезали с повозки, давая отдых лошади, и шли рядом пешком. Ни головного, ни тылового дозора не вели, всё отдав на откуп интуиции и знаниям странного шевалье.

Сам де Рюзак или Рюкзак, как мысленно окрестил его Вадим, был спокоен и нетороплив, да и вообще, казался весьма бывалым человеком. Сидя на коне, он внимательно обозревал окрестности, поигрывая обнажённой саблей, и не высказывал никакого беспокойства. В двух кобурах по бокам его лошади висели длинные кавалерийские пистоли. В левой кобуре находился двухствольный пистоль с богатой отделкой серебром, а в правой — короткоствольный пуффер.

Их Вадим заметил ещё утром, когда все рассаживались на телегу. Внушительный арсенал, ничего не скажешь. Богатый француз, дорогое оружие и вовремя данный им яд. А ещё умение управлять людьми с помощью чего-то непонятного, вроде магии. Казалось бы, какая магия⁈ Но после встречи с нежитью и нечистью удивляться ничему не приходилось.

Вадим посмотрел в сторону де Рюзака, тот почувствовал взгляд, повернулся, глянул и, презрительно усмехнувшись, вновь оборотился вперёд, погрузившись в сонм своих мыслей и мечтаний. А Вадим пожал плечами и стал смотреть в правую сторону.

Гастон де Рюзак очутился в Калуге исключительно по своей воле. Ну, как по своей воле, пришлось спасаться от мести. Московия для француза оказалась тем краем света, где его вряд ли могли найти. А всему виной дуэль. Француз вздохнул, и воспоминания внезапно нахлынули на него с новой силой.

Маркиз де Баран, член тайного мистического ордена «Золотой зари» с насмешкой смотрел на своего оппонента шевалье де Рюзака.

— Ну, что, дорогой Гастон, кажется, сегодня вы сели в изрядную лужу, понадеявшись на собственные знания. Ходят слухи, что вы решили выйти из нашего общества и целиком посвятить себя делу, ради которого вас наняли госпитальеры, то ли вообще члены полузабытой всеми богами секты посланников Осириса.

— Это клевета, я не состою ни в каких сектах!

— Смелое утверждение, — маркиз скептически прищурился, — но вас видели среди них.

— Кто?

— Вы думаете, что это голословное утверждение, шевалье? Отнюдь. Месье Монблан⁈

Неприметная дверь в небольшое помещение тут же открылась, и внутрь вошёл низкорослый человечек со сморщенным лицом.

— Месье Монблан, вы видели шевалье на собрании секты?

— Да, монсеньор, я также там присутствовал по вашему поручению, — поклонился тот.

— Прекрасно, вы всегда с честью выполняете все мои задания. И что он там говорил?

— Шевалье хвастался своими успехами в некоей работе с членами ордена госпитальеров в области чёрной магии.

— Вот как⁈ — поднял брови маркиз, — весьма интересно. — Что скажете, шевалье?

— Монблан лжёт!

— Вы обвиняете его во лжи?

— Да, он лжёт!

— Не забывайте, что месье Монблан тоже дворянин. И это вам так с рук не сойдёт, вы же за свои слова отвечаете, как дворянин?

— Тогда я вызываю его на дуэль.

— Какой дальновидный поступок, — с ехидцей заметил маркиз. — Ну, что же, месье Монблан, вы принимаете сей вызов?

Кажущийся убогим, человечек скривился и коротко сказал.

— Да!

— Ну и прекрасно, быть может, вы сможете наказать отступника и без моего участия.

Монблан кивнул, а Рюзак усмехнулся, но сердце у него ёкнуло. Он не знал, кто такой этот Монблан и на что он способен. Но будучи от природы авантюристом и баловнем судьбы, он, как обычно, надеялся на свою удачу и воинское мастерство, но последние слова маркиза дали понять, что пора бежать из Франции. Ему всё равно не простят работу на другую контору.

Дальше всё оказалось весьма прозаичным.

— Что выбираете в качестве дуэльного оружия, месье Монблан?

— Пистоли.

— Гм, я бы предпочёл дуэль на шпагах или саблях.

— А я предпочитаю пистоли.

— А я люблю золотые пистоли, а не стреляющие. Но выбор за вами, признаю. Хорошо, тогда встречаемся завтра в Сен-Жерменском лесу, на поляне дуэлянтов.

— В два часа пополудни я буду на месте со своим секундантом.

— Я не опоздаю, месье Монблан, до встречи в Аду!

— Взаимно! — на том и разошлись, чтобы встретится на следующий день в вышеозначенном месте.

Де Рюзак прекрасно отдавал себе отчёт в том, что может проиграть, а если и выиграет, то ему придётся бежать. Месть будет ответом на убийство этого Монблана. Орден Золотой зари не прощает предательство. И, как не крути, исход один.

Шевалье обладал острым умом и подозревал, что этот месье, скорее всего, подставная фигура, и его задача просто умереть на дуэли, дав тем самым повод красиво и без лишней огласки убрать непокорного. Ну, а раз так, то он решил в этом не участвовать, и за сутки успел всё подготовить для своего бегства.

Так оно и получилось. К назначенному времени все прибыли на место дуэли. Шевалье выстрелил первым и убил наповал Монблана, не дав тому даже выстрелить в ответ и, не теряя времени, пустился в бега. Сначала он смог оторваться, но на него объявили настоящую охоту, хорошее развлечение, особенно среди элиты. А тут такой повод нарисовался!

Десяток охотников и пара десятков наёмников получили приказ о его ликвидации и рьяно принялись за дело. Чудом оторвавшись от них, де Рюзак принял единственное верное решение: покинуть пределы Франции, и устремился на Восток, в Силезию, но и здесь ему не дали покоя, и по-прежнему жаждали его крови.

После нескольких нападений, когда под ним убили лошадь, а потом смогли ранить, он бежал дальше, в Польшу. Но и здесь его настигли. Да, он предполагал худшее, но не ожидал, что всё окажется настолько плохо, и он поехал дальше, узнав, что впереди лежит загадочная Московия или Тартар, как иногда указывали на французских картах эту местность.

Располагая малым количеством информации и довольствуясь слухами, он понял, что в пределах этой восточной страны царят раздрай и междоусобица и даже понял, что к этому приложил руку и он сам, того не сознавая, участвуя в чёрных ритуалах и смелых экспериментах с некромантией.

Ну, что же, тогда сам Бог ему велел там оказаться и принять посильное участие в происходящем. Ему есть что предложить в качестве своих услуг, конечно, за золото. И он предложит свои знания и умения, и пистоль со шпагой вкупе с ними.

Шевалье вынырнул из нахлынувших воспоминаний и машинально тронул раненое плечо. Оно сразу же отозвалось острой болью. Рана ещё толком не зажила и постоянно ныла. Тут он оглянулся и заметил пытливый взгляд этого странного русского парня. Вроде молодой, а глаза какие-то слишком умные и пытливые, как будто он что-то знает и умеет. Вооружён по местным меркам очень хорошо: и пистоль дорогой имеется, и пищаль, хоть и тронутая ржавчиной. Местный дворянин и вроде как бежит от кого-то, как и сам шевалье. А более ничего о нём не сказать, и узнать подробно о каждом времени не хватило.

Впрочем, остальные не представляли для шевалье никакой загадки: два рыжих брата, явные крестьяне, кого-то убившие или от кого-то сбежавшие, старый солдат, служащий тому, кто больше платит, ловелас из местных, обрюхативший дочку уважаемого человека и ограбивший его же. Ну, и двое вольных, которых двинула в дорогу Смута. Всё слишком очевидно. Да и этот парень, скорее всего, по похожей причине покинул родные края или отбился от отряда.

Шевалье равнодушно отвернулся, главная их задача — помочь ему преодолеть местные дремучие места и отбиться, как от мертвецов, так и от бандитов. И с теми, и с другими у него получится справиться, но только не одному. Необходимо, когда он будет петь арии упокоения, чтобы кто-то охранял тыл. Да и ночью он должен отдыхать, а не сидеть у костра, не сомкнув глаз. А чем больше людей в его охране, тем проще, меньше сил и ресурсов он затратит по пути в Москву. Ну, а если вдруг кто из них выживет, то так и быть, получит награду и уйдёт живым.

Выйдя из Калуги, они поначалу двигались очень быстро, но вскоре рабочая лошадка, что тянула за собой телегу с их пожитками, притомилась, и отряду пришлось сбавить темп. Шевалье мог в быстром ритме и, не сбавляя скорости скакать ещё долго, а вот его пешая охрана лошадиных ног пока что не имела. Вот если заразятся, то после второго или третьего перерождения, может, и обретут, понимаешь, лошадиные копыта, для устойчивости, так сказать. Ну, или козлиные, что вероятнее. И вернутся эти мужланы к своим корням, как обычно рассуждают не сильно умные женщины и иностранцы.