Вариант "Синий" (СИ) - Гор Александр Страница 45

Он не ошибся. Артобстрел, пусть и с применением полковой артиллерии и тяжёлых миномётов, а не дивизионных или корпусных орудий, гитлеровцы произвели и по позициям батальона. Да, интенсивность этого обстрела оказалась куда меньше, чем там, севернее, но ведь и полковая немецкая артиллерия, помимо 75-мм пушек, имеет даже стапятидесятимиллиметровые орудия. А это уже очень неприятно.

Атаку со стороны Родников, как и предполагал Ларионов, отбили без особого труда. Всё-таки наступать даже через поля по снегу не очень удобно. Поэтому немцы под миномётным, гранатомётным и стрелковым огнём красноармейцев сначала залегли, а потом и отползли назад, к лесу на окраине разрушенной боями деревушки Петрово. Но продолжили вести беспокоящий огонь.

Пытались они сосредоточиться для новой атаки в западном «языке» лесного массива, наиболее близко примыкающем к позициям батальона, но вовремя были обнаружены воздушными наблюдателями с беспилотных аппаратов. Туда перенесли огонь миномётчики, и атака была сорвана, так и не начавшись.

А на севере грохотало нешуточно. И наша артиллерия, и немецкая. Как передал Ларионов, за два часа 4-й и 5-й гвардейские полки отразили две волны атак, в которых участвовало не менее трёх немецких полков при поддержке самоходок.

— Пожалуй, сейчас и наша очередь придёт, — озабоченно покачал головой он, когда Юдин на минутку забежал на КП батальона.

И оказался прав. Не прошло и получаса, как заговорили немецкие пушки. Причём, не только полковые. А потом на позиции батальона попёрли немцы при поддержке пары длинноствольных «Штугов». И завертелось…

Что было дальше, описать сложно, поскольку запомнилось Виктору урывками. А полноценное восприятие реальности вернулось лишь когда его перевязывали. И описать это восприятие можно было ровно одним словом: боль. Боль в правом плече, отбитом складывающимся железным прикладом при долгой стрельбе из автомата. Боль в голове от удара немецкой пули в каску (слава богу, попавшей по касательной). Боль в груди от «пойманной» бронежилетом очереди из пистолета-пулемёта МП-40. Боль в распоротой осколком немецкой гранаты левой скуле. Боль в разбитых костяшках пальцев, поскольку в самый напряжённый момент дело дошло даже до рукопашной схватки.

Боль и запах сгоревших взрывчатки и пороха, вонь догорающих посреди поля «Штугов» и сожжённых ими и немецкой артиллерией бронетранспортёров в нашем тылу.

Но ведь выстояли! Выстояли против навалившегося немецкого полка. Пусть, скорее всего, не последнего из ринувшихся на прорыв, но об оставшихся будем думать не сейчас, а когда они снова появятся перед траншеями 6-го гвардейского мотострелкового полка.

42

— Что нам делать, господин посол.

Сэр Нэтчбулл-Хьюджессен был прекрасно осведомлён о том, на какую именно «контору» работает Питерс, числящийся помощником военного атташе, поэтому терпел, если тот обращается к нему напрямую. Да ещё и с вопросами, казалось бы, не вполне соответствующими его дипломатическому рангу. Тем более, на присутствии разведчика в составе делегации очень настаивали из Лондона, намекая на то, что, помимо сопровождения главы диппредставительства, у него будет собственное задание.

Что за задание? А вот таким вопросом баронет не задавался. За его тридцатипятилетнюю дипломатическую карьеру ему не раз доводилось сталкиваться с агентами, работающими под дипломатическим прикрытием, и они никогда не делились с ним такой информацией. Ведь если значительная часть деятельности дипломата связана с секретами, то у них секретно вообще всё. Догадывался, конечно, по интересу капитана к русским системам вооружения, но эти догадки оставались при нём.

— Вы имеете в виду моего камердинера Эльяса Базну, о котором говорил этот… э… Виноградов? — невольно вырвалось у посла, поскольку именно данный вопрос сейчас занимал его сильнее всего.

Да, если слова русского являются правдой, то это будет грандиозным скандалом. Базна действительно мог иметь ключи от его сейфа с секретами, и тогда Нэтчбулл-Хьюджессену гарантированы огромные неприятности. И скрыть информацию невозможно, поскольку её слышали слишком уж многие. Включая взятого в поездку репортёра и… капитана SIS.

— Это как раз не столь уж большая проблема, — хмыкнул шпион. — Достаточно проследить за его связями и тщательно допросить. Он же, насколько я помню, не турок, а албанец, его не хватятся. Нет, сэр. Я не о нём, а об обращении с нами русских.

— Я уже телеграфировал в наше московское посольство и в Форин Офис о том, как с нами тут обошлись. Но вы же понимаете, что пройдёт несколько часов, прежде чем последует реакция Москвы на их протесты. Так что нам пока остаётся ждать взаперти. Поверьте, меня это тоже очень сильно раздражает.

Раздражает… Майкла это не раздражает, а бесит, поскольку под угрозой срыва та задача, которую он поставил перед собой. Ведь из окошка домика, в котором, видимо, жили семьи аэродромного персонала, видно лишь лётное поле, да холм, в котором зарыта в землю береговая батарея с двумя двухорудийными башнями русского дредноута начала века. А что смотреть на лётном поле? Не самые совершенные самолёты «Лавочкин» морской авиации с двигателями воздушного охлаждения? К тому же, укрытые маскировочными сетями, чтобы их нельзя было рассмотреть с воздуха. При прогулке для посещения отхожего места запрещают брать фотоаппарат. Но и во время неё ничего сто́ящего снять невозможно.

А ведь надежды на эту поездку капитан вынашивал немалые. Всё-таки место переговоров находится на берегу бухты, в которой базируется русский Черноморский флот. Город вообще и его центр в особенности забиты военными, что-нибудь да увидишь. Кроме того, пусть Майкл и очень плохо знает русский язык, но что-нибудь интересное вполне мог услышать. Или увидеть при погрузке на десантные корабли, отправляющиеся не только на Босфор, но теперь ещё и в Болгарию, где, судя по всему, готовится совместный советско-болгарский удар по Румынии ещё и с юга. «В отместку за нападение румынских войск на болгарскую территорию», как оправдываются болгары.

Насколько известно разведчику, британские авианалёты на Болгарию, совершаемые самолётами с закрашенными опознавательными знаками, пришлось прекратить после поставок Москвой зенитных установок с радиолокационными станциями орудийной наводки. Хотя и он сам, и военный атташе уверены, что это вовсе не поставки, а прямое вмешательство России в британо-болгарский конфликт: в такие короткие сроки невозможно обучить расчёты обращению со столь сложным оружием как зенитные орудия средних калибров. Не говоря уже о работе с радиолокаторами. Лондон по этому поводу не поднимает шум по единственной причине: болгарам удалось захватить в плен несколько членов экипажей сбитых самолётов, «по ошибке» разбомбивших и какое-то русское подразделений. Впрочем, и в этом случае слово «болгары» следовало бы взять в кавычки.

Среди директив Нэтчбулл-Хьюджессена на данные переговоры значилось требование на время русско-турецкого перемирия ввести на линию разграничения в Анатолии британские войска. По сути — взять под контроль хотя бы азиатское побережье Босфора, Мраморного моря и Дарданелов. Как минимум. Как максимум — ещё и европейское побережье. И после этого русским больше не мечтать о Проливах. Ведь если турки все годы после распада Османской империи чрезмерно лояльничали с ними, то от Британии большевикам никакой лояльности не дождаться: их флот окажется надёжно закупорен в Чёрном море. Британцы на то и британцы, чтобы использовать в своих интересах даже чужие достижения. Коммунисты потратили огромные ресурсы, включая человеческие, на то, чтобы исполнить вековую мечту о русском Стамбуле. Но обернётся это исполнение мечты ещё худшими условиями для их военного положения, для их морской торговли.

К вечеру посол устроил скандал.

— Это неслыханно, чтобы чрезвычайного и полномочного посла крупнейшей мировой державы и его сопровождающих лиц держали на положении узников!

На что чекист, отвечающий за их охрану, лишь пожал плечами и ответил на довольно сносном английском: