Мир совкового периода. Четвертая масть (СИ) - Черемис Игорь Страница 46

К тому же он мог всё это провернуть и по собственной инициативе, чтобы не превращать дело в нечто громкое. Возможно, через месяцок договорится с местным алкашом, тот заявит, что совершил убийство в состоянии сильного душевного волнения – например, после того, как Ирка как-нибудь обидно обозвала его – и отправится этот алкаш по статье сто четвертой УК РСФСР на принудительные работы года на два. Преступление раскрыто, следователю слава, алкаш через два года возвращается к своей обычной жизни – в общем, все счастливы.

Я даже грешным делом подумал, что этот товарищ капитан с удовольствием взял бы на роль алкаша меня – ведь именно у некоего Егора Серова имелся мотив не любить означенную студентку, а также возможность нанести ей смертельный удар ножом. Я не исключал, что только небрежное упоминание во время опроса Комитета госбезопасности заставило Соловьева проявить разумную осторожность.

Впрочем, я мог и накручивать себя – в конце концов, следователь действительно мог заблуждаться относительно судьбы Боба и искренне верить, что я спутал его с каким-то другим человеком.

– И что дальше? – спросил Александр Васильевич.

– Понятия не имею... думаю, для нас особо ничего не изменилось. Дождемся отмены этого чрезвычайного положения, отвезем Елизавету Петровну обратно на дачу, а сами разъедемся по своим делам. Ну а ближе к осени вернемся и будем думать, – я немного помолчал и добавил: – Но какую-нибудь палку надо завести, чтобы дверь на ночь подпирать. Кажется, у соседа, у Алексея, была подходящая. Лишнее отпилим – пила-то имеется.

***

– Ал, а ты не знаешь, почему Боба отправили служить под Архангельск? Вроде бы у него родители непростые, могли бы и побеспокоиться о сыне... тут в Москве и в округе полно самых разных воинских частей, туда бы определили.

Эта мысль пришла мне в голову только что и я сразу её озвучил. Делать нам было особо нечего, потому что телевизор вернулся к какому-то усеченному варианту программы понедельника, в которой и в обычные времена не было ничего увлекательного. Иногда телевизионщики пускали повторы интервью Долгих, но не целиком, а какие-то избранные места, но в целом они показывали то, что привыкли – например, детский фильм какой-то среднеазиатской киностудии «Расставаясь с детством», в котором речь шла про борьбу подростков с жуликами и ворами. Смотреть это было невыносимо, поэтому я прихватил с полки томик Беляева с «Головой профессора Доуэля» и «Звездой КЭЦ» – и завалился на диван. Алла тоже ушла с кухни вслед за мной, но ложиться не стала, а уселась за стол, чтобы ещё раз проверить свои переводы.

– Нет, – она помотала головой. – Я даже и не интересовалась, где он служит. А тут Архангельск, тайга, медведи... брр!

– Да, медведи-людоеды, – немного подлил я масла в огонь.

– Егор!

Я рассмеялся и попытался увернуться от брошенного в меня ластика – но очень неудачно. Лопатка опять заныла и я зашипел.

– Больно? – забеспокоилась Алла.

– Скорее, обидно, – улыбнулся я, хотя эта улыбка далась мне нелегко. – Надеюсь, эта фигня быстро заживет, а то у нас в горах с одной неработающей рукой делать нечего. Хорошо, что у «Победы» переключатель скоростей на руле...

В прихожей опять раздался звонок телефона.

– Как Смольный какой-то, – сказал я. – Жили же спокойно, а тут один за другим. Надеюсь, это не про нашу душу.

Но я ошибался.

***

Дверь в комнату мы не закрывали, и Елизавету Петровну я увидел ещё в коридоре – и начал вставать, бросив Беляева на диван прямо в открытом виде. Заметил, что Алла слегка поморщилась – и поспешил исправиться: аккуратно закрыл книгу, запомнив номер страницы. И даже пробормотал что-то вроде извинения.

– Егор, это снова тебя, – сказала бабушка. – Какой-то Алексей.

Мне на ум пришел только тот сосед, который огрел Родиона доской – да и то лишь потому, что про эту доску я вспоминал буквально с полчаса назад. Но у него не было никаких причин звонить мне по телефону – при нужде ему проще дойти до нашей квартиры.

– Сейчас... – ответил я, надевая тапочки. – Иду, иду...

– Это кто? – спросила Алла.

– Понятия не имею. Но надеюсь, что он представится чуть более развернуто.

Отказываться говорить с незнакомым человеком я не собирался. К тому же это мог оказаться кто-то знакомый, которого я по какой-то причине забыл.

Я взял лежащую у аппарата трубку, прижал её к уху и как можно суровее сказал:

– Алло! Егор слушает.

– Привет! Тут такое дело... встретиться надо бы... я на той скамейке ждать буду, где мы тебя, ну, в самый первый раз...

Я на мгновение впал в настоящий ступор. Незнакомым Алексеем оказался вполне известный мне Лёха из банды Боба – и он был последним человеком, от которого я ждал звонка.

– Хорошо. Минут через десять буду, – сказал я.

И тут же положил трубку.

Глава 18. Стукачам тут место

– Егор, что случилось?!

Я поднял голову. Алла сидела на диване и с сильной тревогой на лице глядела на мои сборы. Я переоделся – натянул джинсы и одну из купленных вчера рубашек, надел свою весеннюю куртку, поскольку на улице всё ещё не ощущалось летней жары. А потом вытряхнул из сумки на стол все собранные для перевода в МИРЭА документы и положил на их место один скромный ломик с замотанной синей изолентой рукоятью.

Собственно, после моих манипуляций с этим предметом Алла и задала свой вопрос – я подозревал, что она вспомнила свой испуг, который испытала в лесу под Домодедово, когда обнаружила, что я тащу с собой в Анапу сразу несколько весьма устрашающе выглядящих предметов.

– Да много чего... – пробормотал я.

– Я не про это. Кто тебе звонил?

– Один знакомый... – нехотя ответил я. – Хочет поговорить. Я быстро, одна нога там, другая уже здесь.

– Егор. Это же опасно?

Она невольно покосилась на сумку, которую я закинул на плечо.

– Не более, чем всегда, – я уже привычно дернул правым плечом. – Я действительно не собираюсь уходить надолго. Не волнуйся, котёнок.

– Это опасно, – выдохнула она. – И тебя опять изобьют...

Я посмотрел на неё – в глазах девушки уже собирались слезы. Мне захотелось подойти к ней, обнять, что-то прошептать, успокоить – но я понимал, что тогда в десять минут не уложусь.

– Я сам кого хочешь изобью, – попробовал небрежно бросить я.

И сразу понял, что у меня не получилось.

– Тебя изобьют... я пойду с тобой!