Валькирии Восточной границы - Виталий Абанов Страница 47

Кроме того, гусары безопасников терпеть не могут со всей силой души легкой кавалерии, им все эти интриги мадридского двора кажутся гнусностью, им бы саблю и коня и на линию огня… так что лишний раз им в чай плюнуть у лейб-гвардии за доблесть считается от самых низших чинов и до самого генерала. И был бы на месте Троицкого какой-нибудь заштатный ванька, так его бы прямо тут и размотали вплоть до трибунала и каторги, но генерал Троицкий — это фигура. Укатать Троицкого могут только если он прямую измену престолу и Императору задумал или там августейшую особу убил окончательной смертью. На все остальное Старый Император глаза закрывает, считая, что старая как мир система сдержек и противовесов работает как часы и никому нельзя слишком большими полномочиями обладать. Конкуренция между СИБ, жандармерией и армией, а также гвардией и флотом — необходимая часть этой системы.

Видимо поэтому сотрудники СИБ не стали громко возмущаться его присутствием и просить оставить нас наедине, только женщина с пиратской повязкой — закатила свой одинокий глаз, показывая, как она относится к поведению генерала и в целом к гусарам лейб-гвардии Его Императорского Величества.

— Лейтенант Уваров — сухо обращается ко мне неприметный человечек: — мы являемся представителями Имперской Службы Безопасности. Как к сотрудникам СИБ на нас распространяются законы о недопустимости воспрепятствования деятельности службы, утвержденные Высочайшими Указами Его Императорского Величества. Прошу генерала Троицкого подтвердить наши полномочия.

— Кхм. — откашливается генерал и поднимает свои седые, лохматые брови: — Полномочия сотрудников СИБ подтверждаю.

— Надеюсь вам все понятно, лейтенант? — спрашивает у меня неприметный тип: — Или нам следует все-таки зачитать вам Высочайший Указ Его Императорского Величества относительно Службы Имперской Безопасности? Насколько я понимаю, вы ссылаетесь на амнезию в качестве оправдания своих поступков. Что скажете, лейтенант?

Интересное начало, думаю я, вроде бы просто полномочия подтвердили и в то же самое время — как ушатом воды окатили. «Ссылаетесь на амнезию в качестве оправдания своих поступков», а? Оно и понятно, сухие строчки протокола, составленного на месте адъютантом генерала, гласят что именно некий Уваров и является причиной скоропостижной, окончательной и весьма травматичной гибели сотрудников СИБ.

— Думаю необходимости в зачитывании всего текста Высочайшего Указа нет. — так же сухо отвечаю я: — Мне уже пояснили что вы являетесь сотрудниками СИБ, а не подозрительными личностями, которые захватили и пытали моего непосредственного начальника.

— Вашего непосредственного начальника? Это полковника Мещерскую? С которой у вас наличествует адюльтер? — поднимает бровь неприметный: — То есть вы сделали это не из ревности, которая естественно возникает у молодого любовника при виде уединения его пассии с двумя мужчинами?

— Уж я как-то отличу любовные утехи от пытки. — отвечаю я. Сейчас мне важно произвести впечатление вменяемого человека. На самом деле все эти мои подвиги на почве собственной неуязвимости немного снесли мне крышу и есть желание просто взять этого неприметного человека за голову и сжать пальцы, да так, чтобы всех вокруг… забрызгало. Однако… это не работает на пользу моей Легенды, это работает против. Да и реагировать каждый раз силовым образом — значит быть предсказуемым, а я не люблю быть таковым. Значит, включаем еще раз протокол «Монсоро», подключая профессора Мориарти, вот уж кто умел в допросы и изящное фехтование словами. Разбрызгать этого неприметного вместе с одноглазой красоткой (про себя решил называть ее Хави Ярость Бури, потому что нельзя такую повязку на глазу носить и не получить кличку) — для меня труда не составит. Наверное.

Однако, нельзя совсем уж голову задирать, чжурчжени только что показали, что и на старуху проруха есть, кабы не вмешательство генерала Троицкого, который у нас оказывается маг стихии земли… с засекреченным рангом. И думать, что имперская СБ не имеет способов противодействия таким как я, в то время как чжуры на поле боя, практически мгновенно тактику выработали и в ловушку меня заманили… не верю. Что такое Служба Безопасности — во все времена и у всех народов? Чертовы параноики. Очень и очень неприятные люди, однако благодаря им государства еще стоят, границы охраняются, заговоры раскрываются, и чиновники высокого уровня боятся взятки брать. Если коротко, то СБ — это что-то вроде собаки на привязи: дом охраняет и сигналит, если кто-то в дверь стучится или через забор лезет. Однако если эту же собаку не контролировать, с привязи спустить, да не окрикивать, то она и домочадцев может порвать, а то и самого хозяина.

Если короче — то безопасникам по роду службы полагается параноиками быть. И особенно — если их предшественники отсюда без голов уехали. Так что эта вот парочка явно в рукаве несколько козырей держит.

— То есть ты не отрицаешь, что Мещерскую трахаешь? — грубый тон неприметного резанул по ушам. Провоцирует. Вот сейчас мне бы вспылить… и уронить в глазах генерала свой имидж человека, который в состоянии себя контролировать. Не знаю, с какой целью тут провокация идет, может быть вокруг палатки уже сформирована запечатывающая техника или печать портала, который выкинет меня на Меркурий или на острова Пасхи, вот сейчас я с места вскочу и заору на этого неприметного, или пощечиной ему челюсть выверну — и все, привет раскаленные озера жидкого металла, говорят в это время года курорты Меркурия просто очаровательны, четыреста градусов по Цельсию в тени. Но не это удерживает меня. Меня удерживает то, что я терпеть не могу когда мной манипулируют. Тем более так явно. Что же. В эти игры можно играть вдвоем… а уж себя контролировать я умею. Посмотрим, насколько устойчив к стрессу неприметный… который так и не представился.

— Трахаю. — улыбаюсь я и закидываю ногу на ногу. Сидеть, развалившись в походном кресле из металлических трубок и парусины — это надо уметь, но я умею. Я улыбаюсь — едва-едва, кончиками губ. Так называемая «Улыбка Будды», техника, позволяющая поднять свой внутренний уровень комфорта и контроля, мелочь, но все же.

— И не только ее, — добавляю я: — много кого еще трахаю. И вот эту вашу спутницу, которая одноглазая — тоже бы трахнул. Я вообще в этом вопросе довольно неприхотлив. Вот тебя в платье нарядить… хотя нет. Уж извини, но нет. Нет, можешь даже не уговаривать. А вот Хави Ярость Бури, которая в красном и белом, которая тут молчит и глазом стреляет — даже сильно просить не надо. Оттрахаю прямо тут, как-никак СИБ, надо уважение проявить. Без очереди.

— Что⁈ — на лбу у неприметного вздувается синяя жилка вены, он багровеет и вскакивает на ноги: — Ты!

— Пшш… — раздается такой звук, будто из автомобильной шины спускают воздух и вскочивший было на ноги неприметный — тут же теряется, замирает на месте, а потом — осторожно опускается в кресло.

— Влад, господин Троицкий — оставьте нас. — раздается голос, и я вдруг понимаю, что этот вот звук «Пшш…», издавала та самая Хави Ярость Бури, которая сейчас садится в походное кресло напротив меня. А еще я вдруг понимаю, что мы с ней в палатке совершенно одни и что ни генерала Троицкого, ни неприметного типа в штатском с нами нет. Как? И когда они успели уйти? И разве генерал Троицкий не выражал желание присутствовать? И… почему тут так душно?

— Это был… интересный разговор… — говорит госпожа Ирина Васильевна Берн и стучит длинным мундштуком из слоновой кости по хрустальной пепельнице. Я замечаю, что в этой самой пепельнице много окурков женских сигарет — тонких и изгибающихся, словно маленькие белые черви в попытке уклониться от путешествия на рыбалку. Над пепельницей поднимается дым… и что-то неправильное колет меня в самую душу.

Кто я? Что тут делаю? И почему у Ирины Васильевны такое хмурое и сосредоточенное лицо? Почему-то мне охота упасть на колени перед ней, пасть на покрытую парусиной палатки землю и взмолится о служении, о готовности целовать ее следы, быть ее подстилкой, о которую она вытирает ноги, служить и преклоняться, ведь Ирина Васильевна — аватара бога на земле! Я что-то говорю и говорю, а богиня… нет — Богиня — хмурится. Она недовольна! Чем я заслужил такое? Как может хотя бы тень заботы и огорчения появляться на этом белоснежном и совершенном лице⁈ Нет, я что-то сделал не так, меня надо наказать, какая жалость что я такой неуязвимый, но я все еще могу вырвать самому себе глаз… если ей он нужен.