Тимофей Печёрин - Разрушитель магии (СИ) Страница 5

— Ты! Баран, козлом трахнутый! — рявкнул на этого человека один из находившихся во дворе воинов, — ставь обратно свою защиту, пока нас не перестреляли!

— Не… не м-могу, — пролепетал обладатель рясы-халата, — дело в том… я ведь ее и не убирал… она как-то… сама. И восстановить не могу… что-то мне мешает!

Последнюю фразу он выкрикнул звенящим от отчаяния голосом. Прозвучавшим почти по-детски.

А потом не прошло, наверное, даже минуты — и на заставу обрушился новый дождь стрел. Их оказалось даже больше, чем в прошлый раз. И незадачливому «чароплету» (волшебнику, как сообразил Илья) не повезло теперь уже окончательно. Бедолага рухнул на землю со стрелой, угодившей прямиком в глаз.

Еще несколько защитников заставы нашли свою смерть.

— Эй! Пленник? — услышал Криницкий из-за спины чей-то окрик, обращенный явно к нему, — в башню дуй. Кто-нибудь, проведите его… в камере заприте. Ах ты, козий выкормок…

Адресовалось произнесенное напоследок ругательство, скорее всего, не пленнику. Но варвару-лучнику, стрелою чуть не поразившему этого местного вояку. Тот едва успел прикрыться щитом — действуя сугубо на инстинктах.

В следующее мгновение сверху раздался громкий щелчок: это баллиста, наконец, сподобилась выстрелу. Что для защитников заставы могло означать лишь одно — варвары устремились на штурм. В ушах зазвенело от команд, эхом отдающихся от каменных стен двора-колодца. Группе лучников на стене было велено хоть сколько-нибудь задержать нападавших. В то время как остальным защитникам только и оставалось, что отступать в башню.

4

Наверное, думал Илья, атаковавшие заставу супостаты в рогатых шлемах имели при себе наготове таран, с помощью которого и избавились от ворот. А может, они воспользовались осадными лестницами. Как бы то ни было, а продержалась застава недолго — пару часов от силы, даже с учетом обороны башни.

Подробностей штурма Криницкий не застал, отсидевшись в подвале. В камере с устланным соломой полом. И в компании с худосочным человеческим существом неопределенного пола — грязным, косматым и облаченным лишь в рваное рубище. Существо сидело, вжавшись в уголок и обхватив колени руками. Да лишь посматривало на нового соседа затравленным взглядом.

Зато когда окончательно стих звон мечей и крики — то яростные, то полные боли и страданий — сокамерник Ильи оживился. И, подойдя к решетке, заменявшей для камеры одну из стен вместе с дверью, принялся колотить в нее руками и ногами, вопя при этом что было мочи: «Эй! Мы здесь! Помогите! Сюда! Мы безоружны!»

— Да не ори… варвары припрутся, — проворчал Криницкий… сам, впрочем, не будучи уверенным, что лучше или хуже: попасть в руки к варварам или умереть от голода, запертым в подвале и забытым.

А вот соседу по камере, судя по всему, уверенности было не занимать. Он или она знал, что делает. И явно выбирал меньшее зло. То есть, делал тот самый выбор, к которому и Илье-то с недавних пор было не привыкать.

— Мы бе-зо-руж-ны! — прокричало существо в рубище, когда один из варваров соблаговолил-таки заглянуть в подвал. А когда решетка, заменяющая стену камеры, уже оказалась в поле зрения варвара, сосед Криницкого даже выставил перед собой раскрытыми обе ладони. Почему-то нарочито упирая именно на факт отсутствия у него оружия как на решающее обстоятельство.

И… случилось, хоть маленькое, но чудо. Не первое, впрочем, за этот безумный день. Не будучи тупым дикарем, участник недавнего штурма заставы сначала с удовлетворенным видом кивнул, затем осмотрелся и приметил неподалеку от себя гвоздь, вбитый в одну из каменных стен. На стене висел массивный железный ключ. Сняв его, варвар подошел к решетке и с лязгом да ржавым скрипом отпер замок, запиравший небольшую, опять-таки решетчатую, дверь.

Но едва Илья и его невольный сосед оказались у открытого проема, как варвар секундным движением достал из ножен меч и выставил перед собой, острием к пленникам.

— Выходите по одному, — велел он голосом, в котором не слышалось ни тени дружелюбия, — к лестнице… видите, куда? Дернетесь — зарублю. Попробуете побежать… гы-гы, далеко не убежите.

На последней фразе варвар хищно ухмыльнулся.

Как Криницкий понял из его слов, хоть суровый диковатый воитель и вызволил пленников заставы из заточения, но отпускать их на все четыре стороны не собирался. Проще говоря, пленники оставались пленниками, только что перешли в другие руки.

Следовало ли из этого, что задумка товарища Ильи по несчастью себя не оправдала? Сам Криницкий, немного подумав, решил, что все-таки нет. Скорее, в этом и заключался нехитрый план замордованного существа, почти утратившего человеческий облик. Сохранить жизнь — даром, что в качестве пленного.

Тем не менее, варварам тоже следовало отдать должное: сдавшихся безоружных людей они убивать не стали и, как видно, даже и не планировали. Притом, что из защитников заставы не пощадили никого. Проходя через башню и двор, Илья успел приметить немало облаченных в доспехи трупов — обезглавленных, порубленных или утыканных стрелами. И ни одного живого.

Некоторые из трупов, как опять-таки не укрылось от глаз Криницкого, успели расстаться с амуницией стараниями деловитых воинов победившей стороны. Последние, ничуточки морально не терзаясь, примеряли на себя кто предметы одежды и доспехи, кто оружие. Спорили, кто-то даже посмеивался над товарищем, коему, к примеру, чужой доспех оказывался великоват.

Лично Илье при этом вспомнился сюжет из одного ток-шоу, которое любила смотреть его бывшая жена. Там у ветерана Великой Отечественной был юный, креативно мыслящий внук, решивший по-особому отметить очередной День Победы. Особость в данном случае заключалась в том, что в праздник внук стянул из шкафа дедов китель с медалями, примерил его, попозировал для фотографии в какую-то социальную сеть да пустил по рукам в компании друзей — с той же целью. А ближе к ночи, снова нарядившись в этот китель, креативный внучек сумел еще соблазнить свою подружку. А после того, как та отдалась ему, запечатлел и ее в кителе с медалями… и больше ни в чем.

В оценке той истории участники шоу, как водится, во мнениях разделились. Одни назвали поступок юнца и поведение его друзей кощунственным. Другие, скрепя сердце, но готовы были признать: уж лучше такое проявление гордости отечеством и героическим прошлым, чем полное историческое беспамятство.

…Во дворе разгромленной заставы Илью и существо в рубище заковали в цепи. После чего несколько поредевшее воинство варваров двинулось в путь, пленников, разумеется, прихватив с собой.

«Всего два невольника, — ворчал предводитель набега, — зато трофеев… железок завались».

С запоздалым удивлением Криницкий заметил, что говорят варвары на том же языке, что и их павшие противники с заставы. То есть, одно из двух: либо портал обучил Илью не одному, а всем местным наречиям, либо язык действительно здесь один на всех. В этом… по всей видимости, другом, новом мире.

Путь из разгромленной, разграбленной, заваленной трупами заставы прошел для Криницкого как в тумане. И успел изрядно вымотать не шибко молодого и непривычного к длительным пешим переходам актера-горожанина, поскольку идти пришлось до самого захода солнца. И возобновить путешествие, едва ночь сменилась робким сероватым рассветом.

На ночном привале вымотанный Илья провалился в глубокий сон, принесший кратковременное забытье… но, увы, без желанного отдохновения. Напротив, полежав несколько часов на земле да в неудобной позе, пленник чувствовал себя так, будто, того гляди, развалится на части. Вдобавок, нестерпимо зудели запястья рук, закованные в кандалы.

Зато бывшему сокамернику Криницкого, похоже, все было нипочем. Вернее, сокамернице. Что это женщина… или девушка, Илья догадался, заметив несколько раз, как та присаживалась по нужде в подвернувшихся у дороги кустиках.

Хорошо еще, что варвары не пожалели на пленников ни воды, ни лепешек из какой-то грубой муки, начавших уже черстветь. Понимали, видимо, что уморить «живые трофеи» голодом и жаждой было бы еще менее разумно, чем прикончить их сразу, еще на заставе.

До поселения варваров добрались лишь ближе к вечеру следующего дня. Окружали поселение ров с водой и частокол… а по другую их сторону обнаружился чуть ли не целый город. Многочисленные постройки, даром, что грубо выстроенные, дым сотен очагов, нестройный хор множества человеческих голосов, стук молотов и топоров, лай собак и блеяние овец — вот с чем столкнулся враз обалдевший Илья, едва перейдя ров по подъемному мосту, служившему одновременно воротами. Кажется, все пять чувств его оказались пленены новыми впечатлениями.

Поселили Криницкого и его соседку по камере в невольничьем бараке — бревенчатом сарае, с окошками до того маленькими, что удрать через них смог бы разве что воробей. В крайнем случае, не самая крупная кошка. Как видно, предназначались эти окна лишь для того, чтобы обеспечить пленникам приток свежего воздуха.