Валькирии Восточной границы - Виталий Абанов Страница 51

— Давай сюда. — она пододвигает бумаги к себе и окидывает быстрым взглядом: — Ага… так…

— Знаешь, что я подумал. — говорит Влад: — Этот Уваров… мне кажется ты все же предвзято к нему. Ладно, понимаю, психологическая травма и ты нас аристократов ненавидишь. Ты карбонарий и фрондерша. Но все же… он же и с полковником Мещерской. Уж кто-кто может ему отказать, так это она. И не только отказать, но и в землю по самые ноздри вбить.

— У него Высший Родовой Дар. Что толку его в землю вбивать, — ворчит она: — он же дерево. Дуб.

— Отношения между Мещерской и Уваровым начались задолго до обретения им Родового Дара, — уточняет Влад: — ты только представь обычного человека рядом с ней. Во всяком случае, он не трус. Идиот, да, но не трус. Да и… — снаружи раздается громкий стук, стучат чем-то металлическим по опоре палатки, так принято в лагере, стучать по опоре, дверей-то нет.

— Да кто там еще⁈ — спрашивает Влад с раздражением в голосе.

— Гвардии лейтенант Уваров! Прибыл исполнить приказание до конца! Госпожа следователь просила вылизать ей…

— Это Уваров! Не открывай ему! — и бесстрашный следователь Его Императорского Величества Службы Имперской Безопасности Ирина Васильевна Берн — Спряталась под одеяло.

Глава 25

— Ты знаешь, Уваров, есть во всем этом какая-то ирония. — говорит полковник Мещерская и качает головой: — Вот есть же, Константин Георгиевич?

— Мария Сергеевна, вы к моему авторитету можете даже не апеллировать. — ворчит генерал Троицкий, устраиваясь в походном кресле поудобнее: — У нас с вами сферы ответственности перед Господом Богом, Россией-матушкой и Батюшкой-Императором давно поделены. У меня — этот фон Келлер и еще пять сотен гусар, а все они как один — оторвы и сорвиголовы. Вот говорят, что куда гусара не целуй, везде задница! А у вас, вон — один Уваров. Тоже не подарочек, знаете ли… но он один!

— Этот и один может меня в гроб вогнать… — вздыхает Мещерская и достает из-за пазухи свою трубку и кисет с табаком: — Вы на него поглядите! Одних следователей СИБ он убил, а других… даже говорить не хочется!

— Однако вы взгляните на это с другой стороны, Мария Сергеевна, — увещевает ее генерал: — не убил же! Уже прогресс. Это скорее наша вина, что четко ему не объяснили с первого раза… что следователей СИБ нельзя не только убивать, но и насиловать. Он обучаем, а это уже полдела. Вот у меня фон Келлер явно не обучаем, сколько раз на гауптвахте за свой кивер задом наперед сидел… засранец.

— Ну да, ну да… — хмыкает Мещерская, набивая свою трубку табаком из кисета, приминая табак в чаше чубука большим пальцем: — обучаем он… как же… Уваров!

— Да, ваше сиятельство! — выпучиваю глаза я, вытягиваясь «во фрунт» и щелкая каблуками, придавая вид лихой и придурковатый в соответствии с наставлениями Петра Первого.

— Ты зачем к сибилям в палатку поперся? Мало тебе мозги промыли? Эта… стерва одноглазая — менталист! Хотя тебе что, у тебя мозгов испокон не было… ни хрена ты не изменился, Уваров, хоть и память потерял. У нас Имперская Комиссия приехала, а ты мне тут… хотя ирония в этом есть… я вот в жизни не видела, чтобы мастер-менталист от кого-нибудь прятался… и уж тем более мне истерику тут закатывал, чтобы я тебя в узде держала. А как я тебя в узде держать буду, Уваров, если ты прямые указания начальства игнорируешь? — говорит Мещерская и подносит к набитой трубке уголек. Замечаю, что уголек, вынутый из печки-буржуйки, полковник держит пальцами, никаких щипцов. Вот как она так умеет?

— Никак нет, вашсиятельство! Не игнорирую! — отвечаю я, браво и молодцевато.

— Ты мне мозги не пудри, — сужает глаза Мещерская: — ты вовсе не такой тупой, каким казаться хочешь, гвардии лейтенант. Я все могу понять… и первый раз с СИБ, и почему даже в палатке с этой менталисткой ты так… но зачем после всего этого к ней в палатку приперся⁈

— Во исполнения приказа, отданного вами!

— Что⁈ Когда я тебе приказывала в палатку к этой стерве ломиться⁈

— Цитирую «и чтобы исполнял все приказы этих уродов из СИБ». Конец цитаты.

— Но… да, я приказала тебе слушаться во время допроса. Потому что во время следствия ты не должен свои обычные номера откалывать! Как это связано с тем, что ты в палатку ее приперся и изнасилованием угрожал⁈ Сотруднику Имперской Безопасности на секундочку… пусть даже я сама не являюсь преданной поклонницей деятельности СИБ, но все же! Как в твоем воспаленном мозгу приказ слушаться сотрудников СИБ на время следствия мог выродиться… в такое⁈

— А вот, кстати, интересно — поднимает седые и лохматые брови генерал Троицкий: — Как это так? Объяснитесь, лейтенант.

— Госпожа следователь из СИБ приказала ей сапоги вылизать, — поясняю я: — а мне полковник велела слушаться. На всех уровнях. Я же не дурак, понимаю, что когда женщина говорит сапоги вылизать, имеет в виду не только сапоги… ведь таковое действо не служит интересам следствия, а служит только сексуальной удовлетворенности госпожи следователя. В другое время я бы может и отказался от адюльтера с следовательницей из СИБ, но раз полковник мне приказала… а я приказы Марии Сергеевны прямо в сердце вырезаю… вот прямо кровоточащими буквами по плоти…

— Издеваешься еще, Уваров, смотри, дождешься… — ворчит Мещерская. Генерал заинтересованно машет рукой, мол продолжай. И я продолжаю.

— То исполнил приказ как положено. Но, прошу отметить на случай, если я чего неправильно понял и этот приказ надо было исполнить буквально… то есть для интересов следствия сапоги Ирине Васильевне вылизать, то ну никак бы я не смог его исполнить без самой Ирины Васильевны и ее сапог. А она вместе со своими сапогами в палатке находилась. Ну вот я и постучался. — говорю я: — Исключительно чтобы приказ выполнить. Как его выполнишь без сапог-то?

— Как стелет, мерзавец, — качает головой генерал: — как стелет! Вот умом понимаю, что издевается над нами, Мария Сергеевна, а ведь не прикопаться! Вот уж как я рад, что сей фрукт не в моих гусарах, у меня таких хватает, один фон Келлер чего стоит. Но отдаю должное, Мария Сергеевна, ваш Уваров — тот еще змей. Матерый змеюка, нервы начальству вон как треплет. На гауптвахту его. А чего? Как раз построили мужики землянку, а я ему туда в пару фон Келлера посажу.

— Опять провинился? — поворачивает голову Мещерская, пыхнув своей трубкой.

— Фон Келлер-то? А то! Этот если не залетит где — у него же расстройство желудка будет. Он же с полевой кухни у валькирий спирт да коньяк спер, а потом свое отделение вусмерть напоил. Кабы не его род, давно я бы его с лейб-гвардии попер… и так уже понизил дальше некуда. Ниже вольноопределяющегося чинов в принципе нет, но ему как с гуся вода… такой же как ваш.

— Гауптвахта? — окидывает меня взглядом Мещерская: — Пожалуй. Уваров!

— Я!

— Десять суток гауптвахты!

— Да за что⁈

— Пятнадцать суток гауптвахты!

— Есть пятнадцать суток гауптвахты!

— То-то же.

— Разрешите идти, отбывать?

— Пшел вон отсюда. И, пожалуйста прекрати старших донимать, Уваров, Христом-богом умоляю. Тебе вон, в столицу дорога, а если ты там так же себя вести будешь, не сносить тебе головы. — напутствует меня полковник и я выхожу из Штабной палатки.

Снаружи — морозный воздух. Темнеет, со всеми этими переживаниями уж и вечер подоспел. Про себя решаю, сразу ли на гауптвахту идти или сперва поужинать? Здравый смысл шепчет, что лучше сперва на кухню сходить, а уж потом в казематы садиться, потому как питание еще толком не налажено, и вообще, сытый арестант — не чета голодному.

Направляю свои стопы в сторону кухни. На полпути ко мне подбегает Пахом и говорит, что барышня-басурманка, которую мне в наложницы определили, совсем распоясалась и вовсю им помыкает. А он — родовой слуга и у него достоинство есть и вообще чего она как у себя дома… так и должно быть? Если так и должно быть, так он, конечно, чего тут, он как скажете, но если нет, то откуда он ей шелковые простыни достанет? И фарфор, она с жестяных тарелок есть отказывается, а у нас лагерь полевой. И еще, тут один паренек из местных — прямо в слуги напросился, принести, подать, за еду готов работать, жалко его… а у Пахома дел