41 - 58 Хроника иной войны (СИ) - Гор Александр Страница 52

— А вы чего в эвакуацию не поехали?

— Не знаю. Мама хотела, да отец упёрся, избу бросать не хочет. Это ты, говорит, из семьи путиловского рабочего, тебе везде хорошо будет, а я местный, к земле прирос. Хоть мама и родилась тут, недалёко, в Шахматово.

Работы с заменой масла, чисткой воздушных фильтров, проверкой состояния гусениц, заменой «не нравящихся» траков и прочими мелочами было много. Перевесить всё на зампотеха, а самому валяться на печи, не в характере Егора Степановича, поэтому бегал от машины к машине допоздна, разрешив заниматься обслуживанием при свете фар и разведённых прямо посреди улицы костров (заодно и руки, постоянно стынущие от промёрзшего металла, погреть можно). Да, нарушение правил светомаскировки, но погода пасмурная, немцы, вроде не летают. Так что, придя в избу на юго-западной окраине деревни, которую успели жарко протопить начштаба и замполит, перед тем, как уснуть, только и успел «заморить червяка».

Гонял Лысухин людей не зря. «Парко-хозяйственный день» он ещё заранее запланировал завершить помывкой личного состава, для чего сразу после подъёма специально назначенные наряды принялись топить деревенские бани и носить в них воду. В основном — из колодца, находящегося на подворье того самого упрямого соседа, заподозренного замполитом в том, что тот специально собрался остаться «при немцах», когда 49-я армия отступит. Но Егор Степанович поутру переговорил с ним, колхозным плотником, и убедился в том, что это не так. Уж очень болезненно тот, без разговоров согласившись пустить в баньку начсостав батальона, относился к неудачам Красной Армии в первые месяцы войны.

— А чего ж вы, Алексей Иванович, не эвакуировались?

— Дом бросить? Хозяйство бросить? А где в этой самой эвакуации жить?

— А немцы придут, думаете, будет где жить? Мы уже столько насмотрелись на то, как они с местными жителями обходятся! Самое лучшее — всех из хорошей избы на улицу, а скот под нож. Они даже по-русски первым делом научились требовать: «Матка, курки. Матка, яйки. Матка, млеко».

— Так вы и дальше отступать собираетесь, — погрустнел сосед. — Танки у вас такие, что ими такого жару можно задать германцу, а вы отступаете…

— Не всё так просто, Алексей Иванович. Танки-то хорошие. И жару мы германцу задаём, будь здоров. Да только на Москву он послал два миллиона солдат, которых ещё перебить нужно. И обучены немецкие солдаты пока лучше наших, давят очень сильно. Кто-то не удержал позицию, и соседям приходится отходить, чтобы в окружение не попасть. Но, поверьте мне, далеко мы не отойдём. Скоро, скоро назад гитлеровцев погоним. Только, чувствую, всё-таки придётся скоро отходить к Волоколамску, и уже там останавливать врага.

— Бог не выдаст, свинья не съест, — насупился плотник, которому слова об изгоняемых из домов хозяевах всё-таки запали в душу. — Вон сколько пустых изб в Клушино. Нешто германцы на мою позарятся?

— Если уцелеет она, — фыркнул Лысухин. — Вон, пока Пречистое защищали, там только процентов десять домов уцелело. И ваше Клушино без боя не сдадим, а крыть они его будут из пушек, почём зря. И, как я говорил, далеко мы не отойдём, поэтому немцев в селе много будет стоять. Подумайте, Алексей Иванович. И мой вам совет: всё-таки уходите куда-нибудь к Можайску, пока не поздно.

Сосед принялся скрести затылок, пока его не окликнут кто-то из односельчан:

— Алексей, Гагарин!

Да уж, княжеская, оказывается, фамилия у этого плотника!

Доклады об этом самолёте изводили Гудериана. Свистящий звук его двигателей он и сам не единожды слышал, поэтому обозвал его «Свистком».

Впервые он появился над войсками 2-й Танковой группы именно в тот день, когда «ролики» «Быстроногого Гейнца», на сутки раньше остальных германских сил, возобновили наступление на Москву. Промчался на высоте около пяти километров, оставив позади истребители, попытавшиеся его перехватить, а спустя два часа по месту сосредоточения танков 11-й танковой дивизии, получившей приказ продвигаться в направлении Севска, совершили авианалёт русские бомбардировщики. Не нужно было иметь звание генерал-полковника танковых войск, чтобы понять, что это разведчик, по результатам полёта которого большевики и выслали бомбардировочный авиаполк.

Потери оказались незначительными, поскольку русские бомбили с достаточно большой высоты, по площадям, но они, доннер-веттер, были! В дополнение к тем, что дивизия понесла, пытаясь прорвать оборону противника, сильно насыщенную противотанковыми средствами.

Вообще, в сравнении с июньским прорывом к Минску, Советы сумели обеспечить войска огромным количеством противотанковых орудий и ружей. Это командующий Танковой группы почувствовал ещё во время её разворота на юг с целью отсечь Юго-Западный фронт. Но тогда те же самые ружья, с калибром пули почти полтора сантиметра, всё же встречались намного реже, чем здесь, на московском направлении. По мнению старого танкиста, не самое эффективное средство для борьбы с его «роликами», но, тем не менее, наносящее урон. Особенно — при сосредоточенном огне четырёх-пяти единиц по одной боевой машине. Особенно — после того, как часть немецких танков в дивизиях пришлось заменить трофейными русскими. И хотя Гудериан внимательно следил, чтобы в состав подчинённых ему боевых подразделений включали лишь БТ, Т-34 и «Клим Ворошилов», в целом устойчивость Группы к этому примитивному средству борьбы с «бронёй» ухудшилась. Конечно, против единичных Т-34 и совсем уж редких КВ, противотанковый ружья были бессильны, а вот БТ стали для них просто лакомой мишенью.

Впрочем, речь вовсе не о примитивизме отдельных видов русских средств ПТО, а о том самом самолёте-«Свистке».

Едва 6 ноября из войск доложили о его появлении над 11-й танковой, заканчивающей проламывать оборону 10-й русской армии, как Гудериан потребовал послать на его перехват лучшую истребительную эскадрилью из числа поддерживающих его действия сил Люфтваффе. Но снова тщетно: «Свисток», словно предугадав возможность перехвата, изменил курс, заставил «Мессершмиты» погнаться за ним, а потом, уведя их в сторону, вернулся и спокойно снял то, что ему требовалось.

Как ни удивительно, но он «свистел» в небе и на следующий день, когда установилась нелётная погода, и ни один другой самолёт, ни русский, ни германский, не поднялся в воздух. Сложно сказать, каким колдовством чёртов разведчик сумел что-то разглядеть из-за облаков, но прорвавшаяся в районе Рыльска во вражеские тылы танковая рота нарвалась на срочно переброшенную (как показала последующая расшифровка радиоперехвата) наперерез ей танковую маневренную группу и была уничтожена почти полностью.

Вообще наступление проходило очень тяжело, даже в сравнении с «броском на юг». И дело было не только в усилившейся противотанковой обороне большевиков. За время проливных дождей и непролазной грязи, которое русские называют словом «распутица», они успели построить массу оборонительных укреплений на большую глубину своего фронта. От бесчисленных рядов траншей, соединённых между собой ходами сообщений, и пулемётных дзотов, до бетонных ДОТов и так называемых «бронированных огневых точек», представляющих собой выработавшие моторесурс или получившие фатальные повреждения двигателей или трансмиссии танки, зарытые в землю по самую башню. Не установленные в капониры, а именно зарытые. Замёрзшая земля делала их почти неуязвимыми для артиллерийских снарядов и авиабомб. А в качестве защиты от бронебойных снарядов башни БОТов обливали слоем бетона, толщиной от 10 до 20 сантиметров. В результате башню даже БТ или Т-26 было невозможно пробить ничем, кроме выставленной на прямую наводку дивизионной гаубицы или зенитки «ахт-ахт». Да и то — не с первого попадания. Пара таких БОТов, установленных на склоне холмов, была способна задержать танковую роту на пару часов.

Массу неприятностей доставляли минные поля, устроенные не только перед первой линией, но и в глубине обороны. Причём, у русских появились мины, реагирующие не только на наехавшие на неё колесо или гусеницу, но и совершенно новый для противника вид мин, противоднищевые. Круглая жестяная банка, залитая взрывчаткой, из взрывателя которой торчит тоненький прутик, неотличимый от былинки высокой травы. Танк, бронетранспортёр или автомобиль, проезжая над такой миной, отклоняет её днищем или, в случаях с колёсной техникой, передней осью, после чего следует взрыв. И если после наезда гусеницей танк можно отремонтировать, то после взрыва под днищем он годится лишь на запчасти. Если не выгорел после взрыва.