Елена Горелик - Уроборос Страница 54

– Хоть погреем друг друга. – В его голосе не было обиды, что меня, прямо скажем, очень удивило. – Или все-таки снимешь запрет?

– Спокойной ночи, – вздохнула я. Этого человека ничем не проймешь. Не буду и стараться.

В сон я буквально провалилась…

Я шла по лабиринту, где лишь тонкие световые извивы на земле отмечали его невидимые стены. Стоило коснуться такой стены, как она превращалась в полупрозрачную упругую светящуюся пленку, верхним краем уходившую в небо. Трава под ногами в этом мертвом люминесцентном свете казалась черной… Я шла, лабиринт петлял. И вдруг световые полоски вильнули в разные стороны, словно узкий коридор расширился до огромной площади. Да ведь это и есть площадь – главная площадь Туримита, где мы сдавали экзамен на серебряный медальон. Вот и помост с аркой, вот и огромный рубин в золотой оправе. Но сейчас ночь, на площади – ни души. Я одна… Из рубина выбивается тоненький лучик, как от лазерной указки, и упирается в мой медальон.

– Подойди.

Голос знакомый. До боли, до судорог. Голос моего мужа. Разумом я понимаю, что его здесь нет и быть не может, что это наваждение, но все равно поднимаюсь по ступенькам к самой арке.

Там – не сгусток тумана, как тогда, а зеркало. Гладкое, огромное зеркало. Но в нем вместо моего отражения – Паша. В новом, сером с искоркой костюме, том самом, что я подарила ему ко дню рождения. Улыбается так радостно, будто у нас какой-то семейный праздник, а я только что вернулась с работы.

– Иди сюда. – Радости и нежности в его голосе не меньше, чем в улыбке. – Забудь о нем, он тебя недостоин.

И протягивает руку. Прямо через поверхность зеркала.

Часть меня разомлевает, как воск на солнышке, но другая часть четко осознает: настоящий Паша не может ничего знать о том, что здесь происходит. И с этим осознанием приходит страшная метаморфоза: вместо моего мужа в зеркале стоит киборг, будто сошедший с экрана саги о Терминаторе. Зеркальный человек все еще улыбается и протягивает руку, но эта улыбка вызывает такой ужас, что я бросаюсь бежать… и просыпаюсь.

За окном – рассвет. С меня градом катится пот, дыхание – как после скоростного подъема на длинную горку с серьезным градиентом. А Дойлен тоже не спит, тормошит меня за плечо.

– Ты кричала. – И в голосе, и в глазах у него – неподдельная тревога. – Сон?

– Д-да… – У меня от пережитого ужаса зуб на зуб не попадал.

– Успокойся, – сказал Дойлен. – Успокойся и попробуй рассказать.

– Но это… просто страшный сон, – едва слышно пискнула я.

– Ведьмам просто так ничего не снится. Рассказывай.

И я рассказала, как смогла. Не знаю почему, но это помогло преодолеть страх, снова осознать чувство вины перед любимым человеком и уразуметь смысл предупреждения, коим я тоже поделилась со своим союзником.

– Маги – дрянь, – согласился Дойлен, подставляя мне плечо в качестве подушки. – Они нас используют, подставят под удар и сбегут с добычей. Но без их помощи мы к Артефакту не подберемся… Ложись, милая моя, не бойся.

– Я не боюсь, – буркнула я, устраиваясь на его плече. – Все равно вставать скоро. И… с тобой спокойнее.

Это правда, незачем кривить душой. Всегда спокойнее, когда рядом есть человек, с которым можно быть откровенной. А он, увы, не желает понимать, что для совместной жизни мало одного только доверия и умения доставить друг другу удовольствие.

Не тот мир. Не тот дом. Не тот мужчина.

Но я ищу дорогу – к тому миру, тому дому и тому мужчине. И я ее найду во что бы то ни стало.

Примечания

1

«Я с Харькова» – это не ошибка, коренные харьковчане действительно никогда не скажут «я из Харькова». Здесь и далее прим. авт.

2

Каденс (иногда – каданс, англ. cadence) – частота педалирования, число оборотов педалей в минуту.

3

Авторство этого афоризма принадлежит лорду Джону Актону (1834-1902), английскому историку и политическому деятелю времен королевы Виктории.

4

Зайда – буквально «чужак, пришелец» (укр.).

5

Бревет (фр. brevet) – длительная велосипедная поездка, производимая по особым правилам. Участников бревета называют рандоннерами.