Метафизик 1 - Дичковский Андрей Страница 55

К горлу подкатывает ком разбитых надежд, и лишь из последних сил я не даю эмоциям выплеснуться наружу.

— Однако...

Голос Утриима заставляет меня отвлечься от самобичевания и приподнять взгляд. Судья смотрит прямиком на меня.

—...с учетом приведенных защитой аргументов... — Утриим постукивает пальцами по столу. — Я принял решение о смягчении меры наказания. Смертная казнь заменяется тридцатью ударами бичом у позорного столба. Решение принято и не подлежит обжалованию.

Утриим резко встает с места, после чего в зале как будто внезапно начинается шторм. Кто-то радуется, кто-то возмущается, кто-то требует пояснений. Я чувствую, что практически не могу дышать от переизбытка эмоций. Пока я пытаюсь заставить себя поверить в случившееся, Илиас кричит в спину Утриима:

— Ваше высокомудрие! Если вас убедили наши аргументы, то почему подсудимый не получил помилование?

Утриим разворачивается на полпути к своей комнате.

— Даже если лорд Грэй пережил мета-катарсис, он все равно обязан подчиняться нашим законам. В его случае можно было подать специальное прошение в соответствующие министерства, но уж никак не самовольничать. Впрочем, я уверен, что лорд Грэй достойно вынесет положенное ему наказание.

Только сейчас мысль о том, что мне не отрубят голову, сменяется пониманием: меня будут прилюдно пороть. С одной стороны, после того, как я почти смирился со смертью, это кажется не таким уж и страшным итогом... С другой...

— Грэй! — Перед лавкой оказывается Фан Лин. За его спиной маячит тень Конфуция. — Ты выиграл это дело! — Фан Лин замечает Илиас и спешно поправляется: — Точнее, вы выиграли это дело...

— Надеюсь, лорд Грэй не сочтет цену победы чересчур высокой. — Илиас улыбается — хотя в улыбке ее я вижу нотки грусти. — Тридцать ударов бичом — весьма суровая мера.

— Не переживайте, — Фан Лин искрится от счастья, — он справится! Жизнь в нашем доминионе закалила его, верно я говорю, Грэй?

Я собираюсь с мыслями, чтобы ответить как-нибудь остроумно, когда мои конвоиры тянут меня за цепь:

— Пройдемте... лорд Грэй.

— К-куда? — судорожно оглядываюсь я.

— На исполнение приговора, — отчеканивает стражник. — Прилюдная порка состоится через два часа на Площади Первого Императора. У вас будет час, чтобы подготовиться к этому... морально и физически.

«Морально и физически...»

Я выдавливаю из себя подобие улыбки, поскольку на большее попросту не способен — это слушание выжало меня, превратив из спелого абрикоса в жухлую курагу. Даже не знаю, чего мне сейчас больше хочется — смеяться или плакать... Возможно, делать и то, и другое одновременно.

— Спасибо... всем вам, — успеваю бросить я в сторону Илиас, Фан Лина и Конфуция прежде, чем мои надзиратели принимаются толкать меня к дальнему выходу.

А затем пытаюсь обособиться от эмоций и заставить себя думать о чем угодно, кроме как о том, вынесу ли я порку.

Например о том, каков все-таки результат произведения шестисот шестидесяти шести на семьсот семьдесят семь.

Глава 21

Бессонными ночами, проведенными в инквизиторском подземелье, я часто размышлял о том, каким будет мой путь на эшафот.

Почему-то я был уверен, что от здания суда меня будет сопровождать толпа горожан, вопящих и швыряющихся в меня огрызками овощей и яйцами — разумеется, тухлыми, как иначе-то. Как выяснилось, фантазия немного подвела меня: на пути к Площади Первого Императора я оказался предоставлен самому себе... Ну, и нескольким конвоирам, разумеется.

Возможно, все дело в том, что меня приговорили не к отсечению головы, а к банальной порке, а связи с чем интерес ко мне со стороны местных жителей поугас. Было бы неплохо, если оно так и продолжится — уж как-нибудь обойдусь без всеобщего внимания.

Пока мы бредем по столичным улочкам, я во всю ширь своих глаз изумляюсь всему, что вижу. Чем выше мы поднимаемся, тем сильнее преображается Тальданор. Дома, подобные тем, что я видел в Гусиной Гавани, уступают свои места массивным строениям по десять, а то и все двадцать этажей в каждом. Большинство этих монолитных высоток цвета темного гранита не только увенчаны плоскими крышками, но и соединены между собой лабиринтами подвесных мостиков на верхних этажах. Люди, шагающие по этим мостам, с моего ракурса кажутся крохотными фигурами, непонятно что забывшими на такой высоте.

Впрочем, удивляют меня не только дома. По дорогам — широким, без единой выбоины — колесят конные экипажи, а в воздухе, в пространстве между дорогами и верхними мостами, я вижу людей. Они рассекают воздушное пространство, стоя ногами на каких-то причудливых приспособлениях треугольной формы, что движутся в вышине, оставляя за собой блекло-зеленоватый след. Поначалу все это кажется мне немного странным: как в одном месте могут сочетаться приспособления для полета и прилюдное бичевание? Но потом я понимаю: стремление к прогрессу никоим образом не влияет на пристрастие народа к хлебу и зрелищам.

Особенно к зрелищам, на которых ты видишь, как страдает кто-то другой, а не ты сам.

Одним словом, вот он, восхищающий и пугающий центр здешней цивилизации.

Наконец, мы поднимаемся на площадь, расположенную практически на самой вершине холма, неподалеку от важнейших зданий города — Небесной Военной Академии, Небесного Университета Метафизических Наук и Небесной Цитадели, где, насколько я помню из рассказов Конфуция, заседает Высший Совет Альянса Доминионов.