Соединенные Штаты России 2 (СИ) - Лим Дмитрий Страница 58

— А пошли… — Кот соскочил с кровати и сладко потянулся, добавив: — Что-то слишком спокойно мы живем последнее время. Тренировки-тренировками, но уж больно размеренной жизнь стала.

— Солдат спит, служба идет — улыбнулся Дзю и, значительно воздев вверх палец, солидно добавил: — Народная мудрость, брат!

Кот только фыркнул в ответ, привычно охлопывая карманы и проверяя, все ли есть с собой — он знал, что он прав.

И в самом деле, после принятия общего решения жизнь отряда постепенно приобретала достаточно стабильную и размеренную форму: на каждого бойца приходилось по два занятия в школах, часа по полтора-два каждая; пару часов в день отнимала подготовка к следующим занятиям — с помощью Фаэта писались полноценные, добротные конспекты по тактике и стратегии, по ведению партизанских войн, учебники по металлургии и геологии, и прочие нужные книги.

Прелесть таких занятий была в том, что андроидам дважды повторять не приходилось. Мало того что они прекрасно запоминали информацию с первого раза, так еще и благодаря Фаэту они обладали еще чем-то вроде коллективной памяти и легко, и быстро обменивались информацией, запоминая ее навсегда.

В данный момент, получается, что команда обучала не только ацтеков, но и натаскивала Фаэта и его роботов. Их показывали, как правильно преподавать.

«Россия» и второе судно, названное на испанский лад — «Мистерио», что значит — тайна, отплыли еще восемь дней назад. Связь с ними поддерживалась с помощью тех же андроидов и пока особых новостей не было. Так что жизнь команды была устоявшейся, равномерной и чуть скучноватой. Бойцы двинулись к конюшне, приставленные к ним роботы молча следовали сзади.

— Ну что, куда двинем? — спросил Кот.

Дзю перехватил поводья и равнодушно пожал плечами:

— Да без разницы. Куда глаза глядят.

Первое время ехали молча, позволяя коням самим выбирать дорогу и просто отдыхая от бесконечной говорильни, потом Дзю спросил:

— Слушай, мы тогда все так дружно согласились в «ванны» лечь, вместе… Тебя сомнения не мучают? Все же, как ни крути, Фаэт — машина.

Кот индифферентно пожал плечами и ответил:

— Именно потому и не мучают, потому что — машина. Ему смысла нет нас обманывать. Сам подумай. Если бы он захотел нас прибить — мог бы сделать это уже сто раз. Ты же понимаешь, что против андроидов ни один из нас не выстоит? В любом машинном действии должна быть логика.

Он еще немного помолчал и добавил:

— Так что по этому поводу — сомнения меня не мучают. Я, скорее, слабо себе представляю, как мы все это добро с Россией соединим.

— Как раз это меня не беспокоит. — ответил Дзю. — Знаешь ведь, что начали обучать первые три десятка народа русскому? Кроме того, Скрип с Задротом каждый вечер к Фаэту таскаются и пытаются переложить их алфавит. Все это, как раз — просто вопрос времени. Сейчас обучатся русскому первые тридцать человек, потом они начнут обучать следующих. Лет через пятьдесят, русский станет для них привычным, а через сто — все на нем будут говорить.

— Я не знаю, хорошо ли то, что они забудут свой язык. Я, конечно, не лингвист, но где-то краем уха слышал, что язык тесно связан со способом мышления. Получается, дружище, что мы сейчас уничтожаем ацтеков.

Дзю чуть раздраженно глянул на приятеля и ответил:

— Кот, я не понимаю, какого ты мерехлюндию разводишь? Ты можешь предложить что-то лучше? У тебя есть варианты безопасней? Или ты предлагаешь всем свалить и оставить этих ребят на съедение испанцам?

Сейчас они ехали, почти, не трогая поводья в сторону нижнего города. Лошади трусили бодрой рысцой и разозленный Дзю, ткнув рукой в сторону маленьких хижин раздраженно высказался:

— Вон, смотри… вот этого — ничего не будет! Каждый из этих людей, и вон тот мужик с корзиной, и старуха, и вон та девка с сиськами… Все через несколько лет будут мертвы. Кого просто убьют, кого оспой заразят, кого в рабство утащат. Здесь не будет вообще ничего!

Конь, чувствуя его раздражение, немного прибавил шагу. И Дзю, понимая, что зря разорался, успокаивающе похлопал его по шее, слегка натянув поводья. Кот догнал его через пару минут, и мягко сказал:

— Не кипишись… Это просто мысли вслух, ничего более.

В натуре Кота, при рождении названного гордым именем — Дмитрий, всегда была некая двойственность. Он родился и вырос в самой обыкновенной семье, где через пару лет после него появились на свет две сестренки-близняшки. В силу добродушия характера он не испытывал к ним особой ревности, но и интересоваться этими пищалками не мог. Девочки оказались болезненными, поэтому все внимания родителей было сосредоточено не на нем. С ними вечно что-то случалось. То они синхронно болели воспалением легких, то, также дружно — корью, то одна ломала руку, а вторая, буквально через день — ногу, то они подбивали целую группу в детском саду на побег за мороженым и рыдающая воспитательница, благоухая Корвалолом, выговаривала у них на кухне родителям за недостаток строгости.

Про Диму Васильева можно было сказать, что он вырос на самовыгуле. Сам ходил в школу, сам подрался с Антошкой Сидоркиным, сам терпеливо сносил преследования от этого мелкого гандона и его компании, сам пошел на секцию вольной борьбы и, сам тренировался до умопомрачения.

Родительский дом — очень старенькая хрущевская трешка, имел только две отдельные спальни и поскольку сестренки без конца болели и простывали, то одну комнату на двоих выделили им. Во второй ночевали сами родители, а Димке досталось только место на узенькой тахтушке в проходной комнате.

Никакого уединения и так всеми любимого личного пространства там, разумеется, не было. Поэтому, когда после девятого класса старший сын выразил желание пойти в училище, родители, кажется, только вздохнули с облегчением.

Нельзя сказать, что его не любили или обижали, но как-то так получалось, что в центре интересов родителей, всегда стояли плаксивые и вредные близняшки. Это несколько раздражало Кота, когда он был ребенком, но вот в пятнадцать, когда он лихо рванул в росте, начал раздаваться в плечах и, неожиданно приобрел весьма смазливый фэйс, отстраненность семьи от него оказалась большим плюсом.

Для отца и матери главное было, чтобы он был сыт, одет и здоров. Они спокойно относились к тому, что сыну без конца названивают какие-то барышни, и даже за ужином, он без конца говорит с очередной Мариночкой или Оленькой.

Напротив, рано поседевший отец с улыбкой смотрел на него и подмигивая, говорил жене:

— Смотри-ка мать, какого красавца вырастили! Ну чисто кот мартовский!

— Вот подожди, догуляется этот кот! — привычно опасливо ворчала мать.

Возможно, Кот так навсегда и остался бы рукастым сварщиком, но тут подошло время армии. И неожиданно четкий режим, и ясное понимание, как, будет строиться следующий день, следующая неделя и следующий год, пришлись ему по душе. Через полгода учебки с ним поговорил заезжий капитан-вербовщик, и еще через две недели Кот отправился в пехотное училище.

Сейчас, в этом мире, его слегка нервировало отсутствие четкости и определенности в жизни. И вроде бы были достаточно ясные планы, но слишком много составлявших в каждом пункте заставляли его размышлять о шаткости самих этих планов.

Дзю, напротив, все это скорее нравилось. Слишком размеренной была его жизнь с самого детства. Отец был военным, дед был военным, прадед прошел до Берлина. Вся жизнь в семье строго подчинена Службе. Именно так, с большой буквы. Все на пути в будущее было четко и размерено, распланировано на годы вперед и сбывалось в точности.