Юрий Иванович - Андрогин Страница 6

«Где же это тело носило? – размышляла Чернова. – И в каких пертурбациях оно побывало?..» – и замерла, окаменев в напряжении и перестав дышать.

Женские ручки наконец добрались до паха. Гомон усилился. Одежду и оттуда бесцеремонно убрали, а особо бесстыжие руки потеребили мужское достоинство. Скорее всего оно оказалось никакое, скукоженное и маленькое, потому что женские голоса дружно перешли в смех и весёлый гогот.

Дарья же от новых, незнакомых ей ощущений в ужасе замычала. Не будь яйца во рту, слова разнеслись бы сродни мыслям:

«Блин! Всё-таки я – мужчина! Какой позор!.. Обломиться и не срастись!.. Мамочка, роди меня обратно!..»

Увы! Мамочка её не слышала. Родиться обратно в собственном теле не светило. И женщина, прожившая пятьдесят три года с осознанием своего несомненного преимущества, вдруг ощутила себя осквернённой, униженной, поруганной и втоптанной в нечистоты. Нет, мужчин она в своей жизни любила, обожала, но вот стать одним из них или хотя бы на часок оказаться в его шкуре не мечтала ни разу. Даже в болезненных кошмарах ей такое не могло привидеться.

Она – прекрасная, достойная и гордая женщина! Всегда покорявшая мужчин богиня! И вдруг превратилась в такое же, как они, ходячее недоразумение?! Поневоле от такого стресса можно с ума сойти.

«Фу! Какая же это мерзость! – крутились в голове мысли, полные отвращения к самой себе. – Как они вообще живут-то?.. И вообще, не пора ли помирать?.. Потому что факт погружения моего сознания в тело мужика – уже повод для самоубийства. Пусть и не станут местные дикари насиловать, но… Блин! Лучше бы меня изнасиловали!..»

Ну да, присущая женщине логика рассуждений осталась, несмотря на мужскую оболочку.

Местные жительницы завершали свою работу по освобождению трофея из кокона. В районе лица они своими крючками не тыкали, зато чуть слуха не лишили, попадая в уши. Остальному телу тоже изрядно досталось, когда покров истончился и стал сниматься целыми кусками. Руки пленника стали практически свободны, и вот-вот проворные женские пальчики собирались и лицо ему открыть.

Перед Черновой встал жёстко вопрос: что делать с артефактом? Как поступят аборигены? Сразу убивать пленённое тело или подвергать мучениям вроде не должны, если судить по мирному, весёлому, если не сказать, фривольному тону и поведению окружающих… А вот если трофей продолжит мычать в ответ на естественные вопросы, могут такое поведение истолковать неверно. Не раскрывая рта, одними жестами не объяснишься. Да и улыбнуться дружески – никак не получится. Неуважение и гордыня чужаков осуждаются даже самыми миролюбивыми племенами.

С другой стороны, удастся ли незаметно сохранить спасительный кусочек мрамора в руке? Потому что даже остатки одежды, куда можно было бы хоть что-то спрятать, безжалостно отрезались и отбрасывались. Оказаться без яйца означало только одно – остаться в этом мире и в этом теле навсегда. До самой смерти. А та могла прийти ежеминутно.

Но всё равно Дарья решила зажать артефакт в ладони. В самый последний момент успела. Затем замерла, чуть ослеплённая ярким светом после снятия плотного куска кокона с лица. Не ощутив в свой адрес никакой агрессии, распрямила долго согнутые руки, шевельнула затекшими плечами, спешно стараясь проморгаться заслезившимися глазами. При этом ощущала шлепки ладоней по открытому телу, которые носили явно подбадривающий характер. Кто-то ткнул в правую руку и громко воскликнул:

– Арис Шенгаут! – Несколько голосов подхватили эти странные слова, но скорей констатируя или удивляясь. Что они обозначали, Чернова не задумывалась.

Сразу четыре руки интенсивно подталкивали, предлагая сесть.

Получилось. Да и проморгаться в положении сидя не в пример проще. После чего оставалось только осмотреться по сторонам да понять, чего хотят окружающие люди. Ну и классифицировать их как можно быстрей. А это, увы, представлялось сложным по причине разнообразия одежд.

Сразу становилось понятным, что к дикарям или к папуасам местных аборигенов отнести нельзя. Как нельзя и чётко определить историческую эпоху их развития. Уж слишком большое разнообразие царило в одежде, обмундировании, украшениях и даже в оружии. Этакая смесь всех стилей, времён и народов, начиная от Древней Греции и викингов и заканчивая русскими витязями с деталями экипировки войск специального назначения из двадцатого века Земли.

Кирасы, кожаные доспехи, кольчужная защита и шлемы – у мужчин. При этом несколько типов имели на себе жилетки, очень напоминающие разгрузки. Огнестрельного оружия было не видать, зато наборы метательных ножей поражали своим количеством, а топоры и мечи – истинным великолепием, достойным любого музея. Ещё несколько личностей выделялось неким подобием хитонов или тог, присущих жрецам или римским патрициям. У них на головах имелись остроконечные кожаные шлемы самой лучшей выделки, украшенные кусочками стекла.

Среди женщин преобладали одеяния в виде сари, тог, накидок и пончо. Все ткани очень яркие, многоцветные, хотя на вид излишне плотные и тяжеловатые. Были среди женщин и воительницы, тоже одетые кто во что горазд.

Действия происходили на внушительной поляне, метров ста пятидесяти в поперечнике. Она представляла собой холмик, утыканный всюду и особенно по краям низкими приземистыми сараями из камня. Причём возле каждой свободной стены помещения протянулись скамейки из расколотых пополам и тщательно оструганных брёвен. Между сараями, а в особенности ближе к центру поляны, располагались очаги открытого типа с каменными ваннами и здоровенными медными котлами. Кое-где между ними возвышались каменные идолы метра по три высотой, с довольно гротескно обозначенными формами тела и с весёлыми и добрыми, тщательно выбитыми в камне лицами.

В глаза бросились многочисленные открытые навесы с крепкими столами и лавками под ними. Похоже, местные аборигены питались именно здесь, каждый в кругу своих ближайших родственников.

Всё это хаотично застроенное пространство окружала стена деревьев, высотой до пятидесяти метров. На них имелись жилища трёх уровней в виде маленьких домиков, укрытых чем-то поблескивающим, серого цвета. Там же виднелись переплетения многочисленных верёвок, мостков и лесенок.

Ещё сотни верёвок, натянутых, как струны, протянулись из крон до самой земли. На их концах были прочные перемычки, за которые удобно хвататься двумя руками. Эти перемычки оказались вставленными в прочные рогатки на стволах деревьев. Казалось, что именно рогатки не дают верёвкам унестись куда-то вверх. Или сами верёвки могли на деле оказаться сделанными из каучука.

Дарья обратила внимание на чрезмерное наличие птиц. Причём птиц, не боящихся людей, не орущих дурными голосами. Они были разных размеров и самых разнообразных расцветок. Некоторые расхаживали среди людей, чуть ли не попадая им под ноги, кое-какие сидели на бортиках каменных ванн, что-то склёвывая с них, другие просто строились на нижних ветках, присматриваясь к действу, как к спектаклю.

Пока Чернова осматривалась по сторонам, ей (или уже правильнее ему?) помогли выбраться из каменной ванны, ноги обули в высокие галоши из серой кожи с завязками поверху, а на плечи накинули пончо, края которого свисали до самой земли. Кто-то дал кусок верёвки, и, подпоясавшись, Дарья почувствовала себя хоть чуточку защищённой. К правой руке тоже присмотрелась: там от запястья и до локтя имелась витиеватая надпись из двух слов. Причём буквы очень походили на странную, смешанную вязь из древнерусских символов и латыни.

«Неужели здесь написано моё имя? – мелькнула догадка. – Тот самый Арис Шенгаут, о котором выкрикивали? Хм, если это правда, то не самое худшее звучание. Знать бы ещё, что оно обозначает в местном языке?..»

Неожиданно женщины и воины расступились, стихли, и к месту событий выступили два старика и две старухи довольно преклонного возраста. Те самые, со стразами на кожаных шлемах.

«Старейшины! – догадалась Дарья Андреевна, стараясь смотреть внимательнее и пытаясь определить общественный строй: – Разве здесь матриархат? Не похоже… Тогда меня опрашивать пришли бы только старухи. И чего они на меня так уставились?.. Чего ждут?.. Благодарностей… или поклона? Вдруг здесь так не принято?.. Или наоборот – обязательно проявить учтивость? Ладно, поклонюсь, не сломаюсь…»

Дарья постаралась изобразить нечто среднее между кивком головы и поклоном в пояс. Вроде как угадала: все четверо похвально шевельнули бровями и чинно кивнули головами в ответ, но продолжали молчать.

Так что делать нечего, пришлось говорить самой:

– Огромная вам благодарность за то, что меня спасли! Пусть на вашей земле всегда царит мир, счастье и процветание!