Главред: назад в СССР 4 - Сергей Анатольевич Савинов Страница 6

— В меру, — вот не может моя любимая девушка не позанудствовать. Издержки профессии.

— Но в целом полезен, — зато Зоя ответила так, как мне бы хотелось. — Для здоровья.

— Для здоровья, — подхватил я. — А здоровье — это спорт. Спорт — это победы. Победы — это награды. Награды — это слава. Слава — это заносчивость. Головокружение от успехов. А заносчивость — это одиночество. При желании можно сделать вывод, что все пьющие томатный сок обречены на одиночество. Идем дальше — нет семьи, нет детей, нет потомства, нет памяти…– И все это из-за томатного сока, — усмехнулся Богдан Серафимович, оценив мои словесные манипуляции. — Жуткий напиток!

«Если долго сидеть у речки, рано или поздно по ней проплывет труп твоего врага», — сознание неожиданно подкинуло шутку из прошлой жизни.

— Осмелюсь напомнить, Евгений Семенович, — Якименко, однако, не угомонился, — что вы на собраниях клуба «Вече» говорили о правилах. И одно из них — не выходить за рамки. Почему тогда мы сдерживаем себя, а «Молнии» можно этого не делать? Хорошо, с «Правдорубом» и томатным соком мы разобрались… Но ведь «Молния» — вы сами сказали, что она врет! Почему тогда вы играете в поддавки?

— Резонный вопрос, — Хватов поиграл бровями.

Никто больше ничего не добавил, но я видел немой вопрос на лице каждого, кто был со мной в этот момент. Парторгша Громыхина. Редактор вечерки Зоя. Мои замы — Бульбаш и Бродов. И, конечно же, Аглая. Нет, разумеется, моя девушка на моей стороне. Но и ей хочется понимать.

— Хорошо, — я кивнул. — Давайте еще раз, чтобы не возникало больше вопросов про поддавки. Что отличает нас от животных?

— Разум, — ответила Зоя.

— Он есть и у многих высших млекопитающих, — возразила Аглая.

— Есть, — согласился я. — Но только у людей есть еще и свобода выбора. Сильный может отнять пищу у слабого, но не делает этого. Наоборот, помогает и защищает. Мы, люди, способны подавлять инстинкты одной лишь волей.

— А при чем тут инстинкты, Женя? — Хватов опять заиграл бровями.

— А при том, что сразу, без шанса на исправление, дать ассиметричный ответ… дать в морду, короче, — я начал заводиться, — это и есть инстинкт. Наказать, показать, что ты здесь хозяин. Доминируй, властвуй, унижай!

— А надо как? — Хватов подался вперед. — Подставить вторую щеку, как этот ваш отец Варсонофий? Улыбнуться своим обидчикам? Кашеваров, а не подался ли ты в религию?

— Советский Союз — государство светское, — я спокойно парировал выпад. — Но свобода совести прописана у нас в конституции. В коммунизме при этом, хочу заметить, очень много есть от раннего христианства… Вот только у нас сейчас не религиозный диспут. И я не подставляю противникам вторую щеку. Я смотрю на них с высоты своей мудрости. Надеюсь, ее мне хватит, чтобы победить не кулаками и милицейскими дубинками, а умом!

— А я, — Хватов скрипнул зубами, — если откуда-то сверху льется дерьмо, не брошусь затыкать его пальцами, в итоге полностью извозившись! Я найду источник протечки и перекрою его!

— Разумно, — я не стал спорить. — Однако вряд ли вам удастся скрыть прорвавшуюся канализацию. Вас выдаст запах.

Богдан Серафимович открыл было рот, но тут же захлопнул его, чуть ли не лязгнув зубами. Не очень приятная антисанитарная тема стала апогеем нашего спора, и нужно было ловить момент. Добавить прочности своей позиции и удержать колеблющихся сторонников.

— Я не предлагаю возиться нечистотах, — сказал я уже спокойно, но твердо. — Я против того, чтобы ловить и сразу наказывать без разбору всех, кто смеет гадить. Я за то, чтобы у людей был выбор, о котором уже шла речь. Чтобы читатели выбирали источники информации не по указке, а по собственному разумению. И когда жители нашего города, а за ними и все советские люди просто пройдут мимо новой «Молнии», предпочтя ей «Андроповские известия» или «Вечерний Андроповск», вот тогда мы и победим.

— А ведь вы правы, — сказал Якименко, и Хватов недоуменно повернулся к нему. — Я понял свою ошибку… Тоже, как Богдан Серафимович, думал, что вы просто терпите плевки в лицо, позволяете вытирать о себя ноги. Но вы, Евгений Семенович, предлагаете смотреть на выпады «Правдоруба» и «Молнии» как на нашкодившего котенка. Или на ребенка.

— Ужасно, плохо, отвратительно ведущего себя ребенка, — улыбнулся я. — Но взрослый человек на то и взрослый, чтобы быть выше. А на крайний случай всегда есть ремень…

— Сомнительный аргумент, — усмехнулась Аглая. — Но общий смысл мне понятен. Поддерживаю.

— Что ж, — Хватов к этому времени тоже успокоился. — Я бы немного переформулировал. Мы воспитываем собственных детей, советских. Их мы оберегаем от тлетворного влияния улицы и соседских обормотов.

— И все-таки нет, — я покачал головой. — В широком смысле и обормоты нам не соседские. А тоже наши, просто отбившиеся от рук. И если мы вернем их в семью, это станет еще более мощной победой.

— Хорошо сказано, — отметила Зоя, и Аглая снова стрельнула в ее сторону цепким взором.

— А еще, — я не закончил, решив раз и навсегда расставить точки над ё, — свобода выбора есть не только у читателей и у нас, но и у наших конкурентов.

— Что вы имеете в виду? — снова включилась в разговор Клара Викентьевна, до этого в основном просто внимательно слушавшая и время от времени конспектировавшая.

— «Правдоруб» и «Молния» действуют вне нашей системы, — пояснил я. — У них нет защиты в лице государства. Нет покровительства, поддержки, помощи. Нет легальной платформы, как у нашего клуба «Вече». Но у них есть выбор: продолжать то, что они делают, и в итоге ответить в рамках УК РСФСР или принять правила и встроиться в систему.

— Ах, вот